Не сложилось. А могло. И на удивление гладко к тому шло.
«В старости можно влюбиться только в того, кого знал с детства»,- сказал он мне.
И он знал меня с 10 лет, когда мы переехали в квартиру в их доме.
И не он, а я была влюблена в него, и затерявшись в толпе детской саранчи нашего двора, ревновала к беременной невесте, которая, плача, провожала его в армию.
А через 9 лет, он в толпе соседей , ревновал меня к юному жениху, приехавшему за мной, чтобы отвезти в ЗАГС.
Все в прошлом: жены, мужья. У каждого взрослые дети. И мы свободны.
И случайно встретившись в доме моих родителей, вместе подумали: а может?
И пошло-поехало. И стало невозможно без звонков и встреч.
Как хорошо было сидя на полу среди вороха черно-белых фотографий, прокручивать наши жизни. А сколько раз этих «а помнишь?»
А помнишь, ты упала с качелей, а я нес тебя домой ?
А помнишь, я переводил тебя через плотину, а там еще поток, и ты трусиха плакала?
А помнишь, когда ты приехал из армии, а я стояла на перроне, а ты еще спросил: куда я еду ?...
Мне нравилось, что он неприхотлив в быту, но умело жарит мясо, и блинчики. И сам управляется с посудой. И кухня у него чистенькая и в ней ничего лишнего.
Мне многое в нем нравилось. Он умный, но не выпячивает это каждым словом, он снисходителен, он внимателен… Да много чего он…
И крепкие руки, и надежность, и нежность. И можно было уютно молчать, сидя на коленях, обняв за спину и уткнувшись носом в ямку между плечом и шеей.
Было много поездок в соседние городки: на выставку, в театр, мне за курткой, попутно куплены ботинки и сумка.
А однажды в деревню к его дядьке- помочь резать поросенка. И не доезжая с километр глохнет машина, и надо толкать, и снег, и лед вперемешку с грязью…
Потом меня, замерзшую, промочившую сапоги , он ловко подсадил на русскую горячую печку.
И засыпая, на терпко пахнущих тыквенными семечками попонках, я слышала как на вопрос хозяина: « Твоя?», он ответил: «Моя» и они ушли во двор.
Вечером нас провожали, и накладывая в пакет печенку и кровяную колбасу, хозяйка обращалась ко мне- как пожарить, да сколько, подразумевая, что мы вместе . И меня это радовало. А он улыбался рядом , и не уточнял, что мы живем отдельно.
Это была последняя поездка и последняя встреча.
Доехав до места , так и не взяв деревенские гостинцы я ушла в свой дом, а он в свою квартиру. Чтобы больше не встретиться.
А всего- то случилось…
Едем. У него хорошая машина. И он уверенно ведет.
Я смотрю на его руки. Говорю, что люблю смотреть как мужчина рулит, а он- так вообще Шумахер.
Он начинает рассказывать, о периоде- когда перегонял машины из Германии. Какие трудности, как уставал, и что в ту пору был в разводе, и жизнь была шальная, и деньги приходили-уходили…
И тут, не знаю что произошло , и к чему он об этом вспомнил: «… усталый как черт, и уже начинаю присматриваться к девчонкам на трассе, и выбирать… может ту- светленькую… и быстро ее носом в капот…и только в глаза не смотреть… они сами такую жизнь выбрали, кого жалеть… а дальше катишь налегке до самого дома»…
И все кончилось .
Моя кристаллы любви, не успев заискриться разбились . Боясь порезаться, я вышла вон.
И уши мои заложило, чтобы не слушать как вслед несется: «…Ты просто не понимаешь, что мужчины другие… иногда это просто , чтобы утолить голод…ты куда… тебе сколько лет… как можно быть такой наивной…»
И глаза мои за неделю ослепли от слез, чтобы не смотреть в зеркало на эту дуру.
Так и не сложилось. Хотя и подозрительно гладко к этому шло.
