Василий Иванович вышел на крыльцо дома и, прислонившись к деревянным перильцам, неспешно вытащил из-за уха «Беломорину». Но сразу не закурил. Оглядел привычным хозяйским взглядом палисадник, недавно поставленный забор, собачью будку, крышу которой он собственноручно покрыл толем, словно это было жильё человека, и уж потом рука нащупала в переднем кармане брюк коробок.
Сидя на ступеньках крыльца, задумался.
«Вот кому, скажи на милость, - обратился он в мыслях к неведомому собеседнику,- понадобилось делать из деревни город?»
Он грустно посмотрел на ветки сирени, росшей прямо у калитки. Сквозь них кроме пробивавшейся голубой небесной полосы и пустыря, соседствовавшего с частными домами с незапамятных времён, вдалеке были видны новостройки. «Вроде бы и строить начали совсем недавно, - продолжил Василий Иванович свой невесёлый монолог, только теперь он произнёс эти слова вполне отчётливо, - а надо же, ты погляди только, как напирают высотки-то. Скоро совсем нас со свету сживут…» Последнее время завелась у него какая-то странная привычка – высказывать мысли вслух. Если бы на Василия Ивановича в этот момент посмотрели со стороны, решили бы, что дед малость «не в себе», раз сам с собой беседы ведёт.
А Василий Иванович сидел и думал, попыхивая папироской, и в глазах его нарисовалась такая тоска, что находись с ним кто-нибудь рядом, его бы обязательно пожалели или хотя бы сочувственно похлопали по плечу…
Но рядом никого не было. Дочь Наталья была на работе, а Гришка – внук-пятиклассник, в школе. Василий Иванович привык проводить утренние часы в одиночестве, но оно, это одиночество, в какой-то степени его даже радовало. Оно было спокойным, умиротворяющим, позволяло немного побыть наедине с самим собой, чего никак нельзя было сказать о второй половине дня. Где-то ближе к обеду возвращался из школы Гришутка, как ласково звал его Василий Иванович, но приходил он чаще не один, а с двумя-тремя одноклассниками. Они затевали в доме разные игры, пуская при этом в ход всё, что попадало под руку и соответствовало неуёмной детской фантазии. Василий Иванович и тут не раздражался и не вмешивался: он любил внука, и ему совсем не мешали крики и гомон, без которых у ребятишек не проходила ни одна игра. И если некоторых Гришиных друзей воспитывали довольно строго и не разрешали брать для игр «взрослые» предметы, которые были нужны в хозяйстве, то Грише – наоборот - разрешалось брать в доме абсолютно любую вещь. Знали это и его друзья, частенько наведывавшиеся к нему после школьных занятий, и тогда беготне, шуму и возне, казалось, не было предела. Дом был большой, развернуться ребятне было где, вот они и чувствовали себя в гостях у Гриши довольно вольготно.
Было только одно место, куда Грише с друзьями можно было приходить только в компании Василия Ивановича, и этим святым местом был свинарник. Вообще, свинарником его можно было назвать с большим натягом, потому что с некоторых пор остался у Василия Ивановича один- единственный хряк. Вот раньше – да, это действительно был уж свинарник – так свинарник, да и не свинарник даже, а маленькая свиноферма! Свиней Василий Иванович разводил всю свою жизнь, и в закутках двора жило у него до десятка молодых хрюшек, которые регулярно приносили поросят. Те, правда, около своих мамаш задерживались недолго: желающих купить здорового упитанного поросёнка всегда находилось много. К нему даже из соседних деревень, бывало, приезжали за поросятами, потому что знали: если купить поросёночка «у Иваныча» - успех обеспечен. А обеспечен потому, что из упитанного и жизнерадостного поросёнка спустя какое-то время вырастет такая же здоровая и довольная свинка. Что и говорить, лёгкая рука была у Василия Ивановича на разведение розовых малышей свиной породы!
Хряка по имени Пиг Василий Иванович любил за спокойный нрав, за неприхотливость в питании и бытии (хотя порядок и чистота в его свинарнике всегда были отменными), в конце концов, просто за то, что тот был свиньёй! Он с детства привык помогать матери ухаживать за свиньями, можно сказать, что вырос вместе с ними, знал все повадки этих животных, которых, к слову сказать, очень часто несправедливо сравнивали с грязнулями. О, нет! – и это Василий Иванович - тогда ещё просто Вася - знал точно: свинья – это одно из самых чистоплотных животных. Бывали, конечно, случаи, когда свинки дружно залезали в образовавшуюся после дождя лужу, купались в ней, там же и играли! И тогда без улыбки смотреть на весёлые рожицы, вымазанные грязью, да ещё и довольно похрюкивающие, было совсем невозможно. И Вася смеялся до слёз, когда вылезшие из грязи животные, глядели на него крохотными хитрющими глазками, а затем принимались рыть землю позади дома своими рыльцами! Ну, а потом опять залезали в лужу и лежали в ней, находя в таком времяпровождении огромное удовольствие. Свои носы при этом они старались не мочить, и выходило так забавно смотреть ещё на одну картину: свиньи лежали в луже, и каждая при этом старалась прислонить голову к соседу (или соседке), и при этом были видны только «пятачки», на которых остались комки земли.
Ну, а потом наступало время «чистки». Подходя к забору, животные тёрлись своими боками об него с такой силой, что Васе приходилось нет-нет, да и подправлять грозившие свалиться на бок доски. Зато после этих процедур, шкурка у животных становилась совсем белой и даже мягкой, так, что Вася иногда и сам не верил тому, что гладит своих любимых животных по щетине. Ему казалось, что его руки ощущают что-то мягкое, на щетину никак не похожее.
Сейчас Василию Ивановичу было уже за семьдесят, и возиться со свиньями ему стало тяжеловато. Куры - да, те бегали по двору, а так же в отведённом для них месте под небольшим железным навесом, который Василий Иванович сообразил сделать из старой панцирной сетки от кровати да выброшенной кем-то проволоки. Кому-то эти вещи были за ненадобностью, а у Василия Ивановича в ход шло всё! У него ни одна мелочь не пропадала и не валялась просто так, потому что его практичный ум находил применение абсолютно всему. Вот он и приспособил ненужные на первый взгляд сетку да проволоку для навеса, где куры могли во время прогулки спрятаться от дождя. Но куры – это одно, а вот что касалось разведения свиней – тут годы настойчиво требовали от Василия Ивановича прекратить это нелёгкое дело. Бросить же совсем своих свинок пожилой человек уже никак не мог. Привык он к ним и жизни без своих питомцев себе уже не мыслил. Не мог представить себе, как зайдёт в свинарник, а там – пусто! Вот поэтому-то он и оставил себе хрячка Пига.
Вообще, когда свиньи приносили поросят, то Василий Иванович звал их всех одинаково. Если это были «девочки» - им полагалось зваться Зинками. Ну, а уж коль скоро поросёнок по закону природы должен был превратиться в производителя, то имена у таких будущих отцов тоже были однотипными – всех их до единого Василий Иванович звал Борьками. Да и чего ради он должен был задумываться над разными именами новорождённых хрюшек? Ведь через какое-то время поросята попадали в другие руки, вот новым хозяевам и полагалось думать над тем, как называть своих бело-розовых подопечных.
Пиг же получил своё имя совсем не потому, что с первых дней жил у Василия Ивановича, и тот придумал ему такую удивительную для слуха кличку. Просто Гришутка, который в четвёртом классе должен был начать изучать английский язык, гостил летом у своей тёти – Наташиной сестры. А та, чтобы хоть чем-то занять мальчика, нашла ему старое лото аж на четырёх языках, на квадратиках которого были изображены школьные принадлежности, одежда, домашняя мебель и среди всей этой разношёрстной компании попались так же изображения зверей. Из подписей на немецком, французском, английском и испанском языках тётка выбрала то, что ей было знакомо чуть ли не с тех времён, когда она сама ходила в школу. Вот так Гришутка и вернулся домой с начальными познаниями в области английского языка. Увидев недавно рождённых поросят, он моментально выдал Василию Ивановичу: «Дед, смотри, «э пиг». При этом он, улыбаясь, показал пальчиком на самого худосочного из представителей поросячьего рода. Дед, который уже смирился с мыслью, что тощеватого поросёночка, по всей видимости, придётся оставить себе, по привычке кликал его, как и всех представителей поросячьего мужского пола, Борькой. Но то, как внук назвал поросёнка «поросёнком», только на английский лад, ему неожиданно понравилось. И он согласился с обожаемым им Гришуткой: «Ну, Пиг – так Пиг». Так новое имя и закрепилось за недавно рождённым хрячком, который в весе почему-то заметно отставал от своих братцев и сестричек.
Прошло время. К возрасту Василия Ивановича оно добавило ещё один год, а Пиг за этот год вырос. То, что он был когда-то «недоноском», все и думать забыли. Теперь это был замечательный в своём роде хряк, совершенно здоровый и весёлый. Ещё немного – можно будет водить его к молодым свинкам для продолжения рода, да заодно и немного денег подзаработать, потому что от такого самца, как Пиг – надо было быть очень неумным человеком, чтобы отказаться. Василий Иванович, который когда-то кормил его молочком из детской бутылочки, любил своего четвероногого друга так, словно это был человек. Он, бывало, и гладил его, и разговаривал с ним. И Пиг, названный на английский манер, но оттого не переставший понимать своего хозяина, который говорил с ним на русском языке, был привязан к тому всей своей поросячьей душой. Слушал он речи Василия Ивановича всегда очень внимательно, чуть-чуть подняв кверху рыльце и водя им в разные стороны, и это старика всегда до слёз умиляло. Он считал, что Пиг был очень умным, и часто говорил Гришутке, что «у Пига только язык не говорит, а так он всё-всё понимает». В глубине души Василий Иванович, конечно же, догадывался, что он был близок в своих суждениях к правде. Ведь свиньи действительно обладали довольно высоким интеллектом, а некоторые учёные и подавно считали, что по своим способностям свинья была не менее умным животным, чем собака. Да что там учёные! Люди, не имеющие к науке никакого отношения – и те полагали, что мозги у свиней работают очень даже неплохо. Например, у знаменитого на всю страну дрессировщика Дурова свиньи выступали на арене наряду с собаками, делали разные трюки, кружились а танце и даже весьма ловко ловили мячик. А для одной такой «артистки» по имени Чушка Дуров распорядился изготовить… воздушный шар! И она у него летала! Дуров научил её дёргать за верёвочку, которая удерживала шар около земли, после чего Чушка лихо взлетела, заставив раскрыть рты всех тех, кто за ней в тот момент наблюдал. Правда полёт этот произошёл в стенах цирка, и взмыла «лётчица» не под облака, а под купол, но всё же! Про то, что свиньи довольно легко обучаются цирковым трюкам, Василий Иванович, конечно же, не знал. Зато было ему известно кое-что другое. Когда он был ещё подростком, ему мама рассказывала, что когда их соседи решили переселиться и уехали жить в другую деревню, которая располагалась никак не ближе двадцати километров от той, где они жили раньше, их свиньи в отличие от хозяев никак не хотели
