как ты?», после чего он заспешил к выходу, пообещав обязательно позвонить или зайти.
И пришёл уже затемно. И снова прямо у порога протянул мне бутылочку «Хеннесси»:
- Кутить будем! – почти рассмеялся: - Так что зажигай свечи, готовь своё «достаточно неординарное вкусовое сочетание» и... - шутливо потёр руки.
- Василь, ну ты даёшь! – растерялась. – Почему ж не позвонил, не предупредил?
- Прости, некогда было, – улыбнулся, извиняясь. - Я же... – взглянул на часы, - через два часа опять уезжаю, поэтому кутежа, конечно, не получится, вот и...
- Что значит «опять»?
- А то, что теперь редко бываю дома. Мотаюсь по всей России.
- Вот как?
Мы прошли в зал и он, присев на диван, взглянул на меня снизу:
- А вот так. Уже почти семь лет езжу из одного храма в другой и расписываю их.
- Ну и ну... – удивилась. – Ты же пейзажист, и вдруг...
- Нет, не вдруг... – опустил голову, помолчал, решительно махнул рукой: - Слушай, я проголодался, так что тащи-ка на стол всё, что у тебя есть, а потом расскажу с чем пришёл. – И улыбнулся: - Ведь ты так хорошо слушаешь!
Когда я возвратилась в зал с подносом, он стоял и смотрел на икону Николы Чудотворца, которую я недавно купила в антикварном магазине:
- Отличное письмо. Девятнадцатый век. Мы уже так не пишем.
- Значит, не обманулась, - обрадовалась я. – Ведь не с кем было посоветоваться, ты же не оставил номера телефона...
- А ты бы и не дозвонилась...
- Ах, да... – спохватилась я. – Ну тогда, пока буду расставлять свои... рассказывай.
И он пересел к столу:
- А вот так всё было. – Взял «Хеннесси», стал открывать: - Как-то, возвратившись из очередной поездки во Францию, - приподнял бутылочку, кивнул на неё... как на подтверждение той самой поездки: - попал я случайно в Российский реставрационный цент Грабаря* и познакомился с художником, который уже давно ездит по стране и расписывает храмы. Ведь их так много строится! За последние пятнадцать лет открылось более двадцати тысяч... Да-да, не удивляйся. И вот тогда, в этом реставрационном центре, я и спросил себя: а смогу ли и я писать иконы? (Помолчал, чуть прикрыв глаза и глядя на свечи, потом открыл бутылочку, налил в рюмки.) Помню, на первом курсе, когда изучали историю древнерусского искусства, повели нас в Русский музей... (Обхватил рюмку ладонями, стал наклонять её вправо, влево.) И там-то впервые и увидел прекрасные иконные ансамбли Рублёва. (Приподнял рюмку, приглашая пригубить.) Увидел, пришел в восторг... но и сробел: как же все это сложно!.. никогда так не сумею. Но тут же успокоил себя: а если бы и сумел, то кому теперь нужны эти иконы? Но вот, пришло их время. Выходит, нужны! (Радостно улыбнулся и с охотой стал есть мои скороспелые угощения.) А вкусно это у тебя... Форель с морковкой и луком? Да, вкусно... и даже по колориту красиво... Не смейся, натуральные краски всегда красивы, вот и здесь... Какими мы пишем? Да понимаешь, лет семь назад часто работали настоящими минеральными красками, и привозили их с Урала, из Сибири, перетирали вручную, но теперь пишем акриловыми... Нет, что ты! Они не хуже, а даже лучше. Ведь в отличии от масляных красок, акрил не трескается, а, чтобы не оставалось ненужного блеска и росписи хорошо смотрелись с большого расстояния, покрываем их лаком, отчего становятсяи матовыми, шелковистыми. Да к тому же росписи им защищаются и потом их можно протирать влажной тряпкой или губкой. (Положил вилку на тарелку, отодвинул её.) Спасибо тебе, накормила... Нет-нет, всё очень вкусно, так что... как вознаграждение, спрашивай, о чем хочешь... Интересные случаи? Да нет, чего-то особенного не помню. А, впрочем... Удивительно то, что совсем небогатые люди отдают храмам иконы, сохраненные при разгроме церквей. Помню, когда под Белгородом работал, то две совсем старые женщины принесли апостола и евангелиста Иоанна Богослова, и нашли его на чердаке дома бывшего старосты церкви, которого при Хрущёве* в Сибирь сослали... Да нет, что ты! Никаких денег не просили, а благодарили, что приняли это сокровище. (Встал, подошел к иконе и, вглядываясь в неё, помолчал.) А однажды был такой случай. Под Томском написал я икону Спасителя, а года через три звонит отец Константин и спрашивает: что, мол, ты наделал с иконой, олифа течет?! А потом оказалось, что моя икона мироточит... (Сел на диван, взглянул с лёгкой ухмылкой) Не веришь?.. Да, конечно, говорят, что только старые иконы мироточат. Но ведь мы тоже пишем по старорусскому образцу... Конечно, вносим и своё. Ведь у каждого художника есть именно его разумение, к которому он прислушивается, так и я... хотя и не придумываю образы, но добавляю своё... немного колорита, цветовой гаммы орнамента... (Помолчал, улыбнулся чуть отстранённо.) Месяц назад под Новосибирском написал в куполе храма изображение Бога-Отца. А в православных церквах запрещалось писать этот образ, только Святую Троицу, то есть Бог-Отец, Бог-Сын и Бог- Святый Дух. И знаешь, такой потрясающий лик сотворил!.. что уезжать от него не хотелось. (Взглянул на часы.) Понимаешь, ведь на тебе же ответственность лежит, что именно через написанный тобою образ люди будут обращаться к Богу. (Вздохнул, выпрямился.) Нет, без любви к Богу писать иконы невозможно. (Покачал головой) И потому невозможно... Слушай, а не пора ли нам кофейку?
Когда была на кухне, думалось: да-а, крутой поворот в жизни сделал Василь. Вот и «жанр» живописи сменил, и покинул уют квартиры, мотается по стране. Можно и позавидовать. Но странно, почему ни слова не говорит о Лене? Как он – с ней? И что – она? Спросить или подождать? Пожалуй, подожду.
Василь снова стоял напротив иконы Николы Чудотворца, но когда я вошла с подносом, обернулся:
- Наверное ты хочешь спросить, не пришёл ли я к Богу? (Присел на диван, взял чашечку кофе, жестом пригласил сесть рядом.) Понимаешь... (Отпил несколько глотков.) Когда начинаешь писать лик святого, то в сердце зарождается своё переживание его жизни... словно общаешься с ним. И иначе нельзя! Икона рождается не только в голове, но и в сердце. Хожу ли, ем ли, ложусь спать, а всё представляю те или иные поворот головы святого, складки одежды. Да и после написания еще долго не расстаёшься с образом, он входит, живёт во мне, так что невольно начинаешь верить, а значит... (Помолчал. Взглянул на свой пейзаж.) Удивительно. Никогда никем другим себя не видел, кроме как пейзажистом, но вот... (Перевёл взгляд на икону.) Всё свелось только к написанию икон. И мне это невероятно интересно!.. (Допил кофе, поставил чашечку на поднос.) Нет, что ты! Не наскучило, не приелось. И даже стало смыслом жизни... Вот-вот, и мне так думается: всё, что не случается в нашей жизни, ведёт к тому, чему мы и должны себя посвятить.
Когда, так ничего и не сказав о Лене, Василь засобирался уходить, я решилась спросить о ней и детях, на что он коротко ответил:
- А всё хорошо с Ленкой. Она поняла меня. Молодец! Когда приезжаю, то всегда навещаю её... мою одинокую воительницу за достоинство, а дети... – Выпрямился улыбнулся: - А дети уже живут своими семьями, и она с какой-то самоотдачей воспитывает внуков... (Помолчал, тихо улыбнулся и сказал вроде, как только себе.) И похоже, что я ей рядом... не нужен.
*Художественный фонд СССР — общественная организация при Союзе художников СССР с отделениями в областных центрах.
*Игорь Грабарь (1871—1960) — русский живописец, реставратор, искусствовед, теоретик искусства, просветитель, музейный деятель.
*Никита Хрущёв (1894-1971) - Первый секретарь ЦК КПСС с 1953 по 1964 годы.
