Не ожидал Огородников, что полученный клочок земли в подарок будет иметь такое романтическое продолжение - как сказка, как видение… Отмечать своё пятидесятилетие Виктор Пахомович Огородников приехал с городскими друзьями риелторами в родную Ольховку. Пикник организовали на поляне у речки. Эту поляну и подарили приятели юбиляру. Накануне много друзья фантазировали над презентом Виктору Пахомовичу, отметая вариант за вариантом. Но кто-то припомнил заветную мечту друга - обзавестись клочком земли в Ольховке, да и времена настали подходящие. Теперь модно дарить разную недвижимость. И землю – тоже. - Спасибо, друзья! – до слёз растрогался Виктор Пахомович. – Вот не ожидал… Это же – моя жизнь сызнова, это… - Огородников не находил слов благодарности. У него будто отнялся язык. Радость теснила грудь. - Но зачем тебе эта заплатка земли, Пахомыч? – раздался недоумённый вопрос, и на поляне стало тихо. Слышалось, как в речке плескались рыбы, а над водой звучали посвисты от стремительных перелётов зимородков. - Ты жить, что ли в Ольховке, собираешься? - Я уже живу в Ольховке, - ответил Огородников. - Я всегда жил тут. Но разве кому объяснишь состояние души, когда живёшь в городе, а без конца оглядываешься на деревню - советуешься с ней, и поступаешь, как «велит» она. То есть живёшь и там, и тут. Да и надо ли кому-то объяснять свое непростое настроение?! Эта «заплатка» земли, обращённая к солнцу, виделась Огородникову и во снах, и в грезах. Она не давала ему душевного покоя. По тропинке склона когда-то он часто провожал свою девушку из клуба домой. В ясные ночи небо над изволоком мерцало мириадами звёзд. А на душе у Виктора разливался восторг радости. Рядом шла Маша. Но непреходящей печалью закончились те романтические ночи. Не сложились с Машей отношения, не склеились… И Виктор уехал жить в город. Но там и вовсе не было избавления от тоски. Печаль удвоилась и стала унынием. Засыпал и просыпался Огородников с вопросом: где дальше жить – в городе или вернуться в Ольховку? Ради прописки в N-ске и получения места в общежитии он согласился работать шихтовщиком на металлургическом заводе. И в поту от тяжёлого физического труда, в пыли и копоти отработал несколько лет, пока не перевелся в прокатный цех. И вплоть до окончания вечернего юридического факультета и до счастливого случая стать риэлтором одной частной конторы Виктор трудился на заводе. Он выработал себе «горячий стаж», то есть право уйти на пенсию в пятьдесят лет. Как раз в тот день Огородников и отмечал на своей вожделенной поляне в Ольховке вместе с юбилеем и выход на пенсию. - Ты, Пахомыч, на самом деле в Ольховке остаёшься? – снова последовал вопрос. - Уже сказал: живу тут… - Ладно, поживи до утра, - захохотали подвыпившие друзья. - Проспишься – в город запросишься. Работа, квартира, безбедная жизнь – всё у тебя в городе. - Квартиру, надеюсь, продадите за меня, я доверяю: вы хорошие риэлторы, - парировал Огородников. - Насчёт жизни в городе – не говорите. Я никогда не ощущал там жизни, а только чего-то ждал. Ну, и работа – ни весть, какая радость! Торговать чужими квартирами… Огородников действительно чего-то мучительно ждал в городе. - Жениться тебе надо, Витя… - советовали родственники. – Влюбись по самые уши и женись. Не получилось с Машей. Ну, так что?! Других девок нету? - Девки есть, - отшучивался Виктор. – Хромосом не хватает… - Как это? - Когда моего дедушку парализовало, я не мог понять: что значит, он не может ходить. «Да ты, дедушка, передвигай ногами, вот и пойдёшь». - Не пойду, сынок. Хромосомы куда-то подевались. Вот и Огородников был так сформирован и воспитан, что полюбил Машу – и на всю жизнь. На другую женщину «Хромосом не было». Вокруг мужчины влюблялись, разводились, вновь женились. На годы не обращали внимания. Женились по возрасту на дочерях, на внучках… И гордились «выбором». А он… Может на самом деле так «хромосомы выстроились». Его всё чаще тянуло на солнечный изволок земли. В мечтаниях он «возделывал» землю. Тучная почва от «вскапывания» становилась чёрной, мягкой, пахучей. Хворостину воткни, дерево вырастет. В фантазиях его лишь отцветали подснежники, перво¬цветы, крокусы, начинали цвести нарциссы и тюльпаны. Набирали бутоны жарки и лютики, буйствовали белым сиянием мая сливы, вишни, яблони. Вот-вот готовы были распуститься сирень и жасмин. А с нынешнего дня желанный «лоскут» земли – его собственный. Лавина радости захлестнула Огородникова – день рождения, красивый юбилей, выход на пенсию и возвращение в родную милую Ольховку. Девятый вал! Но это ещё не сказка, не видение. «Не задохнуться бы от радости!». - Приезжайте на новоселье, люди дорогие, - приглашал Виктор Пахомович своих городских друзей. – Через годик-другой приезжайте! Приехали друзья к Огородникову через три года. Красивый дом на берегу Сюверни. Сетка-рабица вокруг огорода. А в огороде – фантастика. Большие красные помидоры, искрящиеся при разрезе, огурцы, баклажаны, всевозможная зелень… Белые и бордовые гладиолусы у окон, георгины, шапки белоснежных гортензий…У дома набирали силу плодовые деревья. А по периметру «заплатки» Земли - кусты смородины и жимолости, усыпанные ягодами. До чего же отзывчива на любовь земля! Обидно, что такой любви не получилось у Виктора с Машей Гришаевой. Как бы взамен этих отношений появилась у Огородникова сердечная привязанность к земле. Пристрастие это пришло через неразделённую любовь с Машей, через неудовлетворённость городской жизнью, через тоску одиночества… Возникла самая верная на Свете, искренняя и ответная любовь человека и земли. Часто Виктор любовался возделанной землёй и не верил, что это он сам создавал на берегу Сюверни сказку. Иногда казалось, что и дом, и цветы, и урожайные грядки – это мираж или сон. Друзья-риелторы Виктора продали его квартиру в городе. Нередко они помогали ему во всём, материально – тоже. Вскладчину подвели газ к дому И, когда сказка на Сюверне была создана, для Виктора явилось видение. Ни сон, ни мираж, а настоящее видение. В ослепительных лучах полуденного солнца по заповедной тропинке изволока шла к дому Огородникова Маша Гришаева. Солнце слепило глаза, и Виктор не мог верить виденному. Он тёр свои вежды. Но Маша всё явственнее приближалась к его «Выселку». Знойное марево играло над сокровенной тропинкой и казалось, что женщина идёт не по дорожке, а парит над зелёным лугом, как над облаком. - Господи! – воскликнул пораженный Огородников. За все годы он не видел Машу в Ольховке. Она жила в городе. - Здравствуй, Витя, - поздоровалась Гришаева. Легко и просто прозвучал её голос - всё тот же грудной и тёплый. – Вот ты где живёшь… - Живу, Маша. Охраняю дорожку. Помнишь, возвращались с танцев? - Не то слово - помню. Я и не забывала никогда. А ты – романтик, Витя. - Это плохо? - Нет, хорошо. Ты осуществил свою мечту? - Не вполне… - А что ты ещё хочешь? - Угостить тебя зрелыми помидорами… - А можно завтра? Завтра я с Юлюшкой приду… - Приглашай и отца её, то есть мужа своего. - Отца у Юлюшки нет… Хотя, и матери тоже нет… - Как так? - Юлюшка – из детского дома… На завтра снова Огородникову повторилось видение. В лучах солнца парила над зелёным лугом вдоль заветной тропинки Маша Гришаева. За руку её крепко держалась девочка лет восьми. Это было настоящее видение – картина неподвластная кисти ни одного из проживших на земле художников. Иначе написали бы яркую милую женщину на освещённом зелёном лугу с солнечной девочкой за руку. Потому что ничего привлекательнее, величественнее и важнее не может быть на земле, чем женщина с ребёнком за руку. Огородников метнулся от калитки к дому. Он нарвал, или наломал, а то ли надёргал охапку разных цветов на клумбах и ринулся навстречу Марии с девочкой. «Как это нет отца?! - вместе с ошеломительным биением сердца пульсировала мысль. - Как это нет отца?!». Прямо перед Машей с Юлюшкой Виктор Пахомович споткнулся на незаметной рытвине и упал. Выглядело его падение, как ни странно, осмысленно и великолепно. Будто мужчина пал перед милыми женщинами на колени, расстелив под их ноги цветочный ковёр. Маша с Юлюшкой бросились собирать разметанные цветы. - Ты не ушибся, Витя? - Что ты, Маша?! Я же на мягких облаках. Пойдёмте в дом. Не надо собирать сорванные цветы. Юлюшка, Маша - не надо. Дома нас ждут живые красавцы. Юлюшка, я научу тебя разговаривать с живыми цветами. Хочешь? Пойдёмте, пойдёмте в дом. Стол ломится от помидоров и всяких угощений. Хозяйка обидится… - А кто - хозяйка? - насторожилась Маша. - Земля, конечно. Земля, Мария - наша милая щедрая Ольховская земля.