Три рассказа

ТРИ  РАССКАЗА


/ с  сексуальными  отклонениями/


ФОРТОЧКА


У  нашего  сослуживца  жена  стерва.


Это  известно  всем,  кто вступал  с  нею  во  внебрачную связь,  притом,  что  каждого  подбивала  на связь  брачную.


–  А  мужа  куда  денем? –  любопытствовали  внебрачные  связисты.


–   Муж  объелся  груш, –  туманно  изъяснялась  брачная  связная.


–   А  что врачи? –  


–   А  что врачам!  Не  им  же  с ним спать.  Определили  импотенцию  головного  мозга.  Сначала  обрадовалась,  а  после  догадалась,  не  туда  глядели.


То,  что  мужья  не  оправдывают  процентов  в них  вложенных,  не  новость.  Как  не  новость  и  то,  чью  сторону  принимает  широкая  сексуальная  общественность.  Соломенным  вдовушкам  возносят  акафисты,  а  нерадивым  мужьям  грозят  пальцем,  приговаривая: «Взялся  за  муж,  не  говори,  что  не  дюж».  А  они,  сердечные,  хлопают  ушами,  как  ветер  форточкой,  удивляясь,  что  синоптики  не  предупредили  вовремя  о  возможном  изменении  погоды.


Стали  мы  размышлять,  как  с  таким  дураком  поступить.  Правда  ему  не  нужна,  да  и  бесполезна,  как  спасательный  круг  утопленнику.  Между  тем,  под  разговоры  о  круге  спасательном,  молодцы  наши  преодолели  в  отношениях  с  весёлой  вдовушкой  немало  кругов  и  по всему  не  собирались  ими  ограничиваться.


И  у  меня  сдали  нервы.


–  Пойду  к  мужу,–  решительно  объявил  я.–  Там,  где  нельзя  помочь,  можно  объявить  соболезнование.


–  Поторопись, –  обрадовались  коллеги. –  Пока  ты  с  ним —  там,  мы  с  нею  —  здесь.


–  А  как  насчёт  библейского:  не  разевай  глаза  на  чужую  жену?


–   А  мы  по  принципу:  возлюби  ближнюю…


–  А  если  возлюбят  ваших?  У  тех,  кто  ходит  за  десять  вёрст  киселя  хлебать,  дома  обедают  другие.


–  За  своей  приглядывай,–  услышал  я. –  Всегда  найдутся  желающие  утереть  у  обиженной  слезу  разочарования.


–  Посовестились  бы,  господа!  Моя  жена,  после  года  замужества столь  же  невинна,  как детская коляска,  сработанная  на  танковом  заводе.


Не  знаю,  какое  впечатление  произвели  на  развратников  мои аргументы,  но,  уклонившись  от  дальнейшей  полемики,  отнюдь  не  отказались  от  своих  намерений.  Ну  что  будешь  делать  с олухами,  не  закрывающих  форточек,  несмотря  на  предупреждение  метеоцентра.


ЮБОЧКА


Николаю  приглянулась  короткая,  как  девичья  память,  юбочка.  По  наивности   показалось,  что  к  ней  невозможно  подступиться,  но, пропетляв  вокруг  да  около,  решился  на  лобковую  атаку.


–  Послушай,  лакомка, –  преодолевая  не свойственное  ему  смущение,  фамильярно  обратился  Николай   к  предмету  своей  случайной  заинтересованности, –  нет  ли  у  тебя  желания  со  мной  познакомиться?


–  А  ты  сумей  догадаться, –  промолчала  немногословная  юбочка,  сделавшись ещё  короче.


Николай  пригласил  юбочку  в  гости,  радуясь,  что  его  намерения  совпадают с  её  желаниями. При  этом  юбочка   ужалась  до  размера,  когда  мужчине  полагается  покраснеть  или  обнаглеть.


В  гостях,  как  дома. Юбочка предъявила  пожиравшим  её  глазам  пару  очаровательных  ножек. Решив,  что бредит,  Николай  уплыл  в  подсознание,  и  лишь  не  в меру  разбушевавшийся  телевизор  вернул  его  в  скупые  пределы  реальности.


–  Спишь,  скотина,  среди  разврата,  как  собака  на  соломе.


–  Да  ты,  старина,  спятил, –  удивился Николай  неожиданной  наглости.–    Не  забывай,  кто  в  доме  хозяин.  


–  Приваживаешь  баб-с  сомнительного  свойства,  а  сам  в  кусты.


–  Я  думал…


– Он  думал,  а отдуваться  приходится  мне. Добро  бы  вела  себя  прилично. Так  нет,  раскалила  меня  так,  что  замкнуло  в  сети. А  уж  в темноте...


–  Клевета!


–  На  них сколько  ни клевещи,  всё  мало  будет. Мне они готовы  душу продать,  лишь  бы  показывал  им с прошлого  вечера  до  следующего  утра. Но  я телевизор  старой  доброй  марки и на  службе  не  позволяю себе  ничего  лишнего.  В  чём,  кажется,  она  и  убедилась.  Ушла,  не  отключив,  что при моём  темпераменте  опасно  для  жизни.


–  Но  ведь я  с  ней…


–  Не  ты  с  ней,  а  она  со  мной.


–    И ты сумел?


–  В  пределах  необходимой  самообороны.  Сначала  развлекал  порнухой. В фильме  «Порнокопытные»  ей  особенно  понравилась  песенка  « Я  ему  на ушко,  а  он ко  мне на  брюшко». Мне, кстати,  тоже.  Но  потом.…  Сколько  ни  втолковывал,  что  от меня  зависит качество  показа, а не количество увиденного, избежать  насилия удалось  лишь потому, что подвернулась  передача об опасности  случайных половых связей. Впредь будет осторожней. Только в американских фильмах все концы счастливые.


Николай, хотя и был повадлив на короткие юбочки и длинные ножки, задумался. Самая вкусная капуста растет на чужом огороде. Да и телевизор слишком дорогая плата за короткое удовольствие. Сколько ни старался автор придать его сомнениям поучительный и нравоучительный смысл, вряд ли сумел поколебать укоренившееся в нас непобедимое «авось»:  авось с новой  юбочкой выгорит, авось не сгорит телевизор…


Выразим автору соболезнование, а  дураку пожелаем удачи.


МОМЕНТ  ИСТИНЫ


/производственный  роман-с/


– Ужас,  как  не хочется вас  огорчать, Василий  Степанович, –  секретарша  Ларочка привычно умостила свои  крупные, молочно-восковой  спелости  груди  на широком, как  двухспальная  кровать, столе  директора фирмы  «Радости  быта» Котомкина,  закинув  при  этом  ногу  на  ручку кресла  рядом  с его  правой  рукой. –  Ужас  как  не хочется,  поверьте,  но  вас  ожидают неприятности  по бытовой  линии.


–  Меня? –  Котомкин  понимал  толк  в  женской  красоте  и  глупости,  а  потому секретарши  менялись у него, как  овощи  в  витринах фирменных  магазинов. Плотные, упругие, брызжущие  здоровьем  и  наглостью «тёлки»,  что греха  таить,  не  отличались  знанием  делопроизводства,  но  ведь  и  цель,  для  которой  предназначались,  не  отражалась  в штатном  расписании.


–  Вас, вас, –  радостно подхватила  Ларочка, не предчувствуя  неожиданного.


– Меня  интересуют факты  в любой  последовательности, –  рука Котомкина уверенно  и  нежно  прошлась  по Ларочкиной  лодыжке, –  если,  конечно, они  у  тебя  есть.


– Право, Василий Степанович,  вы  как-будто  маленький.  Совсем-совсем  суворовец. Ребеночек у меня  будет.


Слёзы  Ларочки  выглядели вполне  естественно.


–  Неужели  ещё  не  родившийся  ребёнок  может  огорчить  будущую  мать?


–  Вы  и вправду  не  понимаете, но  люди не  дураки.  Смекают,  что к  чему.


–  И  что  к чему?


–  Всё  к  тому  же.  Мужа у меня  нет  и  неизвестно. Зато  с  вами  я  провожу  полный  рабочий  день, включая перерыв  на  обед.  Мы, можно сказать, неразлучны, как  Гоги  и  Магоги.


– Может с этих двоих и спрос? – прищурился  Котомкин, пробираясь от острого, как  неожиданный  переулок, Ларочкиного  колена  к  слабоосвещённой  главной  улице. – Женщины  часто  путают  следствие  с  последствиями,  а  причину  с  причинным  местом. Настал, будем  говорить,  момент  истины. Не  так  ли?


Завершив  с удовольствием  и не без морали захватывающую  прогулку  по  Ларочке-стрит, Котомкин  глубокомысленно вздохнул и  от  этого  вздоха Ларочкину  душу  переполнили неожиданные  и совсем  ненужные  сомнения.


– Буду  думать, – услышала  она.


– О  чём?


–  Имеем  ли  мы  право,  находясь  в  столь  близких,  если  верить  тебе,  отношениях,  служить  в  одной фирме? На  государственном  довольствии  этому  не  придают  особого  значения.  Там  коррупция расцветает пышнее, чем женские  прелести. Но мы  структура коммерческая  и  обязаны  блюсти  свой  интерес.  Эдак, каждый  сотрудник обеспечит себя любовницей,  долго  ли  мы  продержимся  на  плаву? Наша  задача  увеличивать  не население, а  доходы.  


Спустя  неделю на ларочкином  месте  хлопотала  новенькая.


–  Папашка  бузит?– поинтересовалась  она.


–  Случается, –  нехотя  подтвердила  Ларочка.–  В  основном,  в  рабочее  время.


–  Годится, – кивнула  новенькая. –  А  то  ведь  попадаются  трудоголики,  которым  и  после полуночи  не спится,  а  ты  добирайся  домой на  подачки  из  премиального  фонда.


Борис  Иоселевич