Когда она впервые за долгое время осталась одна, за окном был тихий и солнечный вечер. После необыкновенно прохладных и дождливых дней поздней весны в Рионе наступили приятные и тёплые дни раннего лета. В воздухе летал тополиный пух. Тысячи летучих пушинок казались какими-то фантастическими воздушными существами, рождающимися из лёгкого ветра и света первых летних дней. В такие вечера хорошо пить вино, сидя на балконе дома, гулять в тенистых аллеях и мечтать, слушая далёкие звуки отлетающего дня и тихий шелест ещё молодой листвы в кронах деревьев. Возможно, это самое прекрасное время в году.
Она тоже всегда любила мечтать, гуляя в одиночестве в лесу или в тёмных аллеях парка. Но вот уже несколько месяцев она не выходила из дому. Полулёжа в своей кровати, девушка смотрела в окно. На столике рядом с кроватью лежала стопка книг. В маленькой тёмно-голубой вазе клонила книзу свою головку, источая лёгкий, чуть ощутимый аромат, белая роза, каждый день ронявшая по лепестку. Из окна комнаты, где лежала девушка, открывался вид на противоположный дом. Она видела голые железные перила балкона с облезшей чёрной краской, на которых не было ни одного цветочного горшка. В окне рядом с дверью на балкон всегда чернела пустота. По-видимому, в той квартире уже давно никто не жил. Скучный, унылый вид. В книгах, которые она читала, был другой, фантастический мир невероятных приключений, таинственных знамений и событий, необыкновенных и удивительных встреч. Но чтение этих книг оставляло в душе отпечаток тоски, ведь всё это было где-то там, далеко, в вымышленном мире, куда не ведёт ни одна дорога. В том мире всё было недостижимо и фантастично, а в этом всё было по-другому. Жизнь на краю города текла медленно и обыденно, как ленивые воды равнинной реки.
Время шло, и ни один доктор, приходивший в этот дом, не мог понять, в чём дело. Все только разводили руками. Иногда Тамира видела каких-то людей, будто бы заходящих беззвучно к ней в комнату и исчезающих, растворяясь в воздухе. Она видела странные отражения в зеркале, слышала тихий шёпот где-то совсем рядом, и это пугало её. Родители говорили, что ей всё это кажется, что на самом деле никто по ночам не заходит в её комнату, что это дождь стучит по крыше и ветер завывает. Они говорили так, почему-то до конца не веря собственным словам, но пытались успокоить дочь. Они говорили, а она слушала, но была уверена: это не дождь стучит по крыше, это не ветер завывает, это тени проходят мимо неё и исчезают. Не она, задремав, видит сны: это тёмные сны, воплотившись на земле, сами приходят к ней наяву, приходят и исчезают, растворяясь в воздухе, как дым. Иногда во сне она видела перед собой то каменно-спокойное, то усмехающееся лицо того, кто своим появлением в этом доме, казалось, навсегда установил между ними тёмную связь. Нить догадки тянулась к событиям весны, когда тот, кто теперь приходил лишь во сне, появился на пороге этого дома, и приводила к одному: это был яд, убивающий медленно, но мучительно.
За окном было тихо и солнечно, и солнце светило уже низко над крышами, и ветер прятался где-то в тёмных кронах деревьев. Превозмогая боль, Тамира встала с постели и медленными движениями стала одеваться, затем подошла к балконной двери и открыла её. Подойдя к узорной ограде и опершись руками на перила, она посмотрела вниз. С высоты последнего этажа открывался вид на обыкновенную улицу с рядом похожих друг на друга многоэтажных домов. Иногда по улице проходили какие-то люди, но прохожих на этих тротуарах никогда не было много, потому что улица находилась вдали от наиболее оживлённых артерий города. Тамира перевела взгляд на черневшее напротив окно. Теперь девушка обратила внимание, что у балкона напротив не было даже пола: оказывается, он давно уже провалился. Понятно, что квартира эта была необитаема.
Когда она смотрела на эти дома, на улицу и редких прохожих, ей было странно думать, что через какие-то несколько мгновений всего этого уже не будет. Точнее, всё будет, как прежде: будут стоять вдоль дороги выкрашенные в жёлтый, розовый и голубой цвет дома с зелёными и коричневыми ставнями, разменявшие не одну сотню лет. По утрам будет так же посылать сюда приветственные лучи летнее солнце. Так же будут время от времени проходить здесь люди и изредка проезжать автомобили, металл которых будет блестеть на солнце. По летнему доверчиво-голубому небу будут следовать, меняя зыбкие очертания, караваны странствующих облаков-пилигримов. Вечером, когда на эти улицы будут приходить сумерки и прохлада, в одних окнах будут зажигать свет, а другие будут темны и пусты, как это печальное окно напротив. Потом из заброшенных гробниц будут выходить призраки ночи и воспоминаний о несбывшемся, будут бродить по улицам и заглядывать в окна, проходить сквозь стены и склоняться у изголовья, нашёптывая спящим сны. В мире всё будет как всегда, как сто и тысячу лет назад. В тёмных кронах старых лип будет жить лето, а где-то вдали будет звучать прибой. Мимо окон будут проноситься с верещанием ласточки. Земля, как и прежде, будет совершать свой круг в бескрайнем пространстве Вселенной, лето будет сменяться холодной осенью и снежной зимой, метель будет по ночам выть и заметать снегом тёмные городские дома. Но на смену холодным и вьюжным дням придут времена тающего снега, когда дыхание льдов растворится в воздухе, а из-под снега вновь покажется трава и появятся первые весенние цветы. Потом распустится верба; на деревьях появятся почки, таящие в себе новую нежно-зелёную жизнь, покроется белоснежно-розовыми цветами и отцветёт яблоня. Настанут ясные, тихие и тёплые дни, и в воздухе снова будут летать бесчисленные пушинки. Всё возродится вновь. Так же будет стоять этот город на морском берегу, окружённый высокими горами и густыми хвойными лесами. На площадях и мостах по-прежнему будет звучать музыка, исполняемая уличными скрипачами, шарманщиками и аккордеонистами, которым люди, проходя мимо, будут бросать какие-то мелкие монеты. Люди всё так же будут жить, творить, любить и встречаться на площадях и в парках, бродить по улицам и вести беседы в уютных городских кафе, которые, как и раньше, будут всегда полны народу. Одинокие люди будут ходить по морскому берегу, сидеть на больших гладких камнях, смотреть на облака, катящиеся по морю волны и виднеющиеся где-то на горизонте корабли, покидающие родную гавань и исчезающие в голубой дымке, на моторные лодки рыбаков, мирно замирающие поздним вечером вдали от берега, когда ночная тьма медленно наползает на засыпающий залив, на небе между тёмных обрывков облаков проглядывают звёзды, а тонкий месяц светится бледным жёлтым светом. Весь мир будет жить так же, как прежде. Точно так же будет утром вставать и вечером заходить солнце, как вставало и заходило оно над пустынными равнинами и дремучими тёмными лесами в те времена, когда на Земле ещё не было людей.
Да, всё будет так. Глядя с тоской в небо, она знала, что лучше не смотреть вниз, иначе стремительное движение души, противоположное смертельному отчаянию - инстинкт сохранения собственной жизни – может в конце концов взять верх над сознательным решением. Должно быть, легко прощаться с миром в серый зимний день, когда ничто вокруг не радует глаз, а голые чёрные деревья говорят об умирании. Ночью метель навевает старым домам, людям, зверям и птицам зимние сны, заметая город снегом, а красное утреннее солнце горит, как негреющий и печальный огонь холодной души мира, вставая над миром и словно говоря: «Я здесь, я скрываюсь за горизонтом и вновь поднимаюсь, и так будет во веки веков, а вы рождаетесь и умираете, и ваши имена заносит пыльный ветер времени, а потом и вовсе стирает из памяти. И так будет во веки веков до скончания времён».
Встав босиком на перила балкона, Тамира закрыла глаза и вдруг услышала за спиной, в глубине маленькой комнаты, короткий скрип открываемой двери. Испуганный вскрик, разбудивший дремавшую в клетке домашнюю белку, раздался в комнате. Зазвучали быстрые шаги, но было уже поздно. Разбуженная криком, белка выбралась из своего домика и, уцепившись лапками за прутья клетки, испуганно смотрела в сторону балкона блестящими чёрными глазками.