Квам и Гундос

пистолет. Вот еще разведчик! Так в
фильмах шпионы соскакивают с постели, не забывая об оружии, спрятанном под
подушкой.
Еще удар и запор наш не выдержал. Я выглянул: в «пещеру», подсвечивая путь зажигалкой,
вошли двое. Они ничего не говорили, только сопели так, как это делают люди,
обремененные грузом. Но груз у них, похоже, был живой. Кто-то или что-то мычало
сквозь кляп.
- Всё, пришли. Здесь мы ее и оставим! Тут иногда пацанва квартирует.
- Это Конопля, - шепнул мне Гундос.
Коноплю знали все, кто мотался по Москве беспризорной. Он появился после
«первой» Чечни. С одной рукой. Любил травку. Так и прозвали его Коноплей.
Взгляд исподлобья, тяжелый. Пощады этот однорукий никому не дает, если на пути
стоишь. Зверь, одним словом.
- Это их двуспалка, - пояснил Конопля. Голос у него был с хрипотцой, но в нем
примесь постоянного нетерпения. Это застывшая жажда торчка перед дозой. Похож
на гундосовский. – Бросай девчонку на «постель».
Послышался глухой стук и треск ящиков.
- Вытащить ей кляп? – спросил второй ясным голосом признанного школьного
декламатора.
- Ладно, пусть поорет, а то скучно стало, - согласился его напарник.
- Отпустите меня, отморозки! – тут же раздался крик.
- Заткнись, сука, тебе слово не давали!
Сильно брякнул. От его тембра можно офигеть.
Вспыхнул свет. Декламатор убирал руку от двухсотваттовой лампочки. Она немного
нас согревала.
- Пацанвы нет …
Мой друг шепнул:
- Стинол…
Можно было Гундосу и не говорить: та еще неразлучная парочка.
- Они здесь, - сказал Конопля. – Проволоку-то изнутри накрутили. Гундос, ты
здесь?
Мы молчали.
- Они там, за стенкой, - уверенно определил наше пребывание в «сортире»
Конопля. – Эй, сопли, деваху посторожите малость. Но не трогать, чтоб не
забеременела.
Дружки заржали. Они знали, что мы не сдадим их. Иначе нам каюк…
- А ты Машка, слушайся пацанов. И не вздумай уйти. Папаша выложит бабки,
отпустим.
- Чего ты ее уговариваешь, навесим замок, а жратву принесём утром, не отощает.
И этим за компанию дадим.
Совет Стинола понравился Конопле.
Вот мы влипли. Там на двери, действительно, есть ушки для навесного замка. И
слышно было, как Стинол играючи заклацкал запорной дужкой замка. Все
предусмотрел.
Вскоре они ушли. Но вся сцена сопровождалась криками жертвы. Она грозила
похитителям чуть ли не всеми Вооруженными Силами России. Вот чумовая!
Когда мы, шурша в простенке, появились в «зале», то увидели на своей
«двуспалке» даже не девушку, а такого же подростка, как мы. Она была в крутом
прикиде: американской синей «аляске» с прибамбасами из множества поблескивающих
зубьями замков-молний, откидного капюшона, отороченного песцом, вечных джинсах
«Levi`s» и мощных кроссовках. Такие от каждого шага светятся. Прикид был не
меньше "куска" "зеленых"! А гримаса на лице Машки была брезгливо-высокомерной,
словно играла в театре дворянку. Едрена мать, такие внутри Садового кольца
живут, или - на даче в Барвихе!
- Развяжите, чего уставились?
Но сказала не зло, а устало-примирительно.
Ноги у нее были связаны у щиколоток, а руки - спереди, как лапы у кошки,
которую собрались утопить. Гундос по этой части специалист. Вот-вот, при
взгляде на ее беспомощность у него глаза вспыхнули огоньком садиста. Он подошел
к Машке и, грубо тряхнув ее, так, что она развернулась грудью на ящики, и не
думал освобождать ее от бельевой веревки, а стал расстегивать ей джинсы.
Гундос, похоже, решил воспользоваться моментом.
Конечно, он положил пистолет рядом, чтобы стянуть с Машки брюки. Я увидел
взгляд девчонки. Ее лицо, прижатое к ящикам, было обращено на меня, не то что
физического, а что в глубине спрятался. В её глазах стояла такая мольба, что
вспомнил о себе что-то важное. Я взял пистолет в обе руки и нацелился на
Гундоса, который страшно сопел:
- Отойди от нее!
Гундос даже не обратил внимания на мои слова: он упорно добивался своего. А я
словно кричал ему с улицы для собственного удовольствия. Такое невнимание к
собственной персоне никому не понравится. Я, слегка приподняв дуло «макарова»,
нажал на курок. Пуля прошлась рядом с ухом Гундоса. Но не это испугало его, а
шум выстрела. Это был грохот. Нам казалось, что сейчас развалится дом. Мой
товарищ развернулся ко мне. Такого изумления на его лице еще никогда не было.
Можно было подумать, что перед ним стоит американский коп с дымящимся
пистолетом. Я даже приосанился. Гундос рванулся, было, ко мне, но повалился на
пол от полуспущенных брюк.
Я его не боялся. Я научился никого не бояться. А уж когда в руках пушка… Да и
роль освободителя мне понравилась.
Вскоре у пленницы были свободными руки. Затем я развязал ее полностью. Девчонка
лет четырнадцати торопливо подтянула к поясу джинсы. И тут же встала к стене,
готовая отбить новую атаку.
- Садись, - сказал я, - Гундос тебя не тронет. - Правда, Геннадий?
Гундос зашмыгал носом и отвернулся. То, что, мы над ним не смеялись, когда он
упал голой задницей на цементный пол, польстило его самолюбию. А пушку я
уверенно держал в руках, будто с пеленок бутылку с прикормом. Притом он уже
знал мой характер: спуску я никому не даю. А уж тем более ему и тогда, когда
называю его по светскому имени.
- Тебя Машей зовут? – спросил я.
Она села и долго не отвечала. Я тоже молчал.
Она смотрела на Гундоса, и губы ее подрагивали, словно она неслышно
выговаривала ему все, что у нее накопилось.
Наконец она перевела взгляд на меня и сказала буднично, словно ничего не
произошло:
- Если тебя отмыть, то будешь выглядеть красавчиком. Ты даже мне кого-то
напоминаешь?
Ну, вот, начались бабские штучки. Я нахмурился. Она была права, меня надо
отмыть и отдать родителям. Но их нет, и я никому не нужен. Даже тетке в
Мичуринске.
- Ладно, вспомню, скажу. Меня зовут Леной. – Девчонка бросила на Гундоса
гневный взгляд. – Если отец узнает, что ты собирался меня изнасиловать, то по
тебе плачет его ружье двенадцатого калибра. Он на кабанов с ним ходит. Если не
он, то я сама это сделаю!
Я сразу вспомнил недавний фильм «Ворошиловский стрелок». Гундоса стало жалко. И
я решил накопить ему денег для девочек, что б он с ними на полную катушку!
- Он больше не будет, - сказал я за Гундоса. - А ты кто? Тебя Конопля назвал
Машкой. А откуда тогда Лена?
- Если поможете, то скажу кто я.
Я кивнул головой так, что стало ясно: ручаюсь за двоих.
- И, если, - девчонка поставила второе условие, - отдашь пистолет …
- Он мой, - наконец у Гундоса прорезался голос.
И я не собирался пасовать перед девчонкой, хотя она начала мне нравится.
- Он его, - сказал я и демонстративно отдал «макаров» Гундосу.
Тот миролюбиво положил пушку в задний карман брюк. Но на предохранитель не
поставил.
Лена усмехнулась:
- Прострелишь себе яйца. Эти олухи выкрали не ту, что хотели. Маша дочь
помощника президента. А я у них живу с мамой. Она у них убирает, готовит. Одним
словом, хлопочет по хозяйству. А я за Машей хожу…
Едрена вошь, как говорил мой покойный дед, вон куда Конопля со Стинолом
залезли! Шаблоны!
- А где отец? – спросил Гундос.
Он помнил об угрозе.
- У меня нет отца. Но отец Маши его заменит, если что со мной случится!
У Гундоса вопросы сами собой исчезли. Он уже по-другому разглядывал девушку. У
нее были шикарные русые волосы и серые глаза. Нос не большой, но с гордо
вздернутым кончиком.
- Меня ищут. Перед выходом из бассейна я позвонила маме.
- А почему они схватили тебя? Они что, Машу не знали в лицо?
Впрочем, вопросы ненужные. Я понял, что Лена взяла куртку Маши. А подружки,
наверняка, похожи друг на друга. Так часто бывает в бразильских сериалах. Да и
в любых мыльных сериалах.
И снова внимательный взгляд в мою сторону.
- Эти олухи, – она явно имела в виду Коноплю и Стинола, - взяли правильно. На
меня преднамеренно показали им, выдавая за Машу…
- Ты подставуха?
Это сказал Гундос, и заработал очко за изобретенное слово.
- Дублер. Или двойник, - поправила