УРОК ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

Случилось это в десятом классе. Самым ненавистным предметом в нашей школе с углубленным изучением английского языка была начальная военная подготовка. На наш тогдашний взгляд, - абсолютно бесполезный предмет, ведь большая часть нашего класса готовилась к поступлению в институты, где военные кафедры исключали возможность загреметь в армию рядовым.
Отношение к предмету автоматически переносилось и на учителей, с которыми, надо сказать, нам сильно не везло. Уволившись из армии в звании подполковника, они приходили нести военное искусство в подрастающие массы с твердой уверенностью, что мы должны еще в школьные годы испытать все тяготы воинской службы. И надо признать, что ничего более идиотского, чем строевая подготовка на школьном дворе, где наш "взвод", состоявший пополам из мальчишек и девчонок, осваивал премудрости чеканного шага и церемонию "на первый-второй рассчитайсь!", я не видел. За три четверти десятого класса учителей сменилось трое. Сначала мы не выдерживали их солдафонский дух, а потом они не выдерживали нашу реакцию. 


Но однажды, в начале четвертой четверти, в наш класс вошел обаятельный, интеллигентного вида человек в мундире полковника. Внешность, имя и отчество у него была вполне славянские, а вот фамилия – литовская. Владимир Борисович Повишкис. Не было в нем той тупой уверенности в собственной правоте, не было желания во что бы то ни стало научить нас маршировать в ногу, как кремлевские курсанты на параде у мавзолея. Даже голос командный никогда не показывал.
Полковнику не повезло по инерции. Уж такой стереотип оставили его предшественники, что от военного никто ничего хорошего не ждал, предмет все дружно ненавидели, а посему и преподаватель стал объектом совсем не добрых шуток. 


Любимым развлечением "остряков" было разжевать промокашку, свернуть маленький кусочек в шарик, зарядить его в корпус от одноразовой ручки и сильно в него дунуть, стреляя этим мякишем из импровизированного "духового ружья" в затылок препода, который в это время что-то писал на доске. Или положить ту же ручку на пол и катать ее подошвой, отчего она неприятно дребезжала, создавая ощущение, близкое к зубной боли. Неплохо было так же поскрипеть стулом, двигая его от стола и обратно к столу. Найти виновника было невозможно, потому что все эти манипуляции выполнялись, естественно, когда учитель стоял у доски спиной к классу.
Владимир Борисович героически терпел тяготы и лишения своей службы и старался даже виду не подать, что его все эти фокусы задевают. Только желваки играли иногда на мужественном лице. Честно говоря, мне он как-то сразу понравился, и я был одним из очень немногих, кто пакости учителю не творил. Правда, в силу стадного чувства, я и не выступал особо против «шуток» друзей. Но Владимир Борисович этого не знал. Для него я был один из всех. Один из его потенциальных обидчиков, который только и ждал, чтобы "враг" повернулся к нему спиной.


Я сидел на первой парте возле входной двери, и Владимир Борисович, любивший ходить по классу, когда что-то рассказывал, частенько останавливался возле нее во время урока. И надо же было такому случиться, чтобы в один прекрасный день, когда он, повернувшись ко мне спиной, объяснял что-то ребятам, сидевшим у противоположной стены, у меня упала на пол ручка.
Без всякой задней мысли я нагнулся и потянулся за ней под стол, слегка сдвинув стул. Стул, естественно, заскрежетал по полу, как будто ржавым гвоздем провели по стеклу. Наверное, это была та самая последняя капля, которая переполнила чашу терпения полковника. Он резко обернулся и со всего размаха врезал мне по голове учебником, который держал в руках.

На какое-то мгновение я замер, тряхнул головой, как бы отгоняя полетевшие из глаз искры, а потом встал, вышел из-за стола и изо всех сил двинул учителю в челюсть. Конечно, я не сбил его с ног. Слишком большой была разница в весе. В классе воцарилась гробовая тишина. Мне показалось, что я слышу, как у меня растут волосы. Все напряженно ждали, что сейчас будет. А мы с полковником смотрели друг другу в глаза. И в этот момент я увидел лицо офицера, готового к атаке. Но Владимир Борисович взял себя в руки. Выражение на лице сменилось на абсолютно бесстрастное. Он молча взял свой портфель, положил в него тот самый учебник, застегнул замок и вышел из класса.

Я готовился к худшему. Вылететь из школы за три месяца до последнего звонка совсем не улыбалось. Но ничего не происходило. И когда настал день следующего урока НВП, вместо Повишкиса в класс вошла англичанка и сказала, что у нас будет дополнительное занятие по грамматике.
На перемене мне зачем-то понадобилось зайти в школьную канцелярию. Мы столкнулись с ним практически нос к носу. Все лицо полковника было в зеленке, как будто ему нанесли как минимум пять-шесть ударов. А в руках он держал обходной лист. Он как-то грустно на меня посмотрел, но не сказал ни слова. Больше в нашей школе его никто не видел.

***

Прошли годы. Я закончил институт и получил направление на работу в одно солидное министерство. Начальник управления кадров захотел сам посмотреть на молодого специалиста, и секретарь отправила меня к нему в кабинет. Выяснив, что я умею, а чего от меня лучше не ждать, большой босс написал на моем заявлении «Оформить в управление внешних связей» и сказал:
- Зайдите в соседний кабинет и отдайте заявление Владимиру Борисовичу для подготовки приказа. 

Я вышел из приемной и открыл дверь соседнего кабинета:
- Здравствуйте, а кто здесь будет Владимир Борисович?
- Я, - ответил мужчина, сидевший за столом у окна.


Когда он поднял голову и посмотрел на меня, я похолодел. Это был тот самый Владимир Борисович. В глазах полковника мелькнул нехороший огонек. Но через секунду его лицо уже не выражало ничего, кроме спокойного интереса. Он взял мое заявление, внимательно его прочитал, и сказал:
- Идите, работайте, - я сейчас позвоню вашему начальнику, чтобы вас приняли и устроили на рабочем месте. А приказ будет завтра.


На следующий день, мне позвонила секретарша начальника управления и сказала зайти и расписаться на приказе. Когда я вошел в приемную, там стоял Владимир Борисович. У него опять было лицо в зеленке, а в руках он держал обходной лист.
Почему опять в зеленке? Ведь я же его на этот раз пальцем не тронул... 
Наверное, это была какая-то разновидность аллергии или нервного расстройства. Ну а по армейской привычке все лечить зеленкой, он о других средствах и не задумывался. Может быть, именно из-за этой болезни он тогда и ушел из школы?
На какое-то мгновение я подумал, что лучше бы он при второй встрече встал из-за стола и врезал мне по морде. Но тогда он не был бы настоящим полковником...


Больше никогда в жизни я его не видел. Но до сих пор не могу простить себе тот урок. И то, что не попросил у него прощения при последней встрече…


P.S. Фамилия Владимира Борисовича изменена. Возможные совпадения случайны.