Время Лича. Глава 10. Плененная.

    Повисла долгая пауза. Рыцарь и сын короля Гиржерпа, не желали отступать. Стоявшие вокруг рыцари, также хранили угнетенное молчание. Лишь Татда, вновь припала на колени. Накинув на голову капюшон, она опустила голову и сложила кисти на коленях. Замерев безмолвной статуей.
      - Следи… За ней, - угрожающе ответил начальник отряда.
      Рыцарь ударил пятками в бок коня. Конь взвился и скорее поспешил к началу колонны.
      - Лич! Всё в порядке? - Спросил Ольм Татду, полушепотом, когда карета вновь пустилась в путь. - Прости, что так выходит, но прояви терпение. - Татда была неподвижна. - Лич, не может быть, что ты опять замолкла. Выходит, мне опять придется болтать за двоих? - Татда молчала. - Прошу не молчи, - тихо-тихо проговорил паладин, склоняясь к решетке.
      Весь путь до самого Улеменера, Татда ехала молчаливо. Она не запоминала дорогу, не рассматривала пейзажи, не реагировала на Ольма. Он не отходит от её кареты. Даже во время привалов всегда оставался неподалеку. Как он и обещал, всю дорогу он не замолкал, рассказывая походные байки, и вспоминая семью.
      За те несколько суток, что Татду болтало в карете. Ей пришлось познакомиться со стратегически слабой политикой отца Ольма. Ей приглянулся взрывной характер второго по старшинству брата Ольма — по имени Язг, который нынче возглавляет отряд всадников на передовой у границ Коноры и Басюрхюрна. Жесткий, склочный и упрямый нрав, создавали массу проблем отцу. И в то же время, Язг являлся надежной защитой их границ. А вот старшего брата Сюлда, Татда невзлюбила. Спрятанный за каменной стеной дворца, этот хитрый червь, извечно науськивал знать друг на друга. Слушая рассказ Ольма, Татда несказанно была удивлена, почему старший сын, ещё не прирезал глотку отца, чтобы занять его трон. Правда заменой он вряд ли стал бы лучшей. Брат Одольп, имел более мягкие наклонности, скорее всего в мать, имея слабое здоровье, отец отправил его на север. Там Одольп, обосновался на своей земле, и сейчас занимается разведением лучших скакунов Иримии, а также выращивает злаковые поля. Чистый, не провонявший городом воздух, благосклонно влияет на его слабые легкие. Не имея постоянной связи с отцом, Одольп тем не менее умудряется вмешиваться в дела политики. И как ни странной именно третий сын, в значительной мере влияет на отца.
      Из сестер Ольм хорошо общается лишь с самой младшей - Иуной. Которая, как и он сам в основном проживает в королевстве Улеменер. А вот, старшие сестры Бжетта и Тюа, словно гарпии обступили короля, ведя политические интриги и крутя бесконечные романы со знатью. В свои двадцать три, и двадцать один год, ими так и не найден достойный муж. Тем не менее, эти дамы смогли себе заработать по дворцу, за предгорьями королевства Конора. Все королевство знало, какими путями были заработаны богатые пастбища с рабами. Но отец благоразумно закрывал на это глаза, боясь разглядеть плохо скрываемую правду.
      «Анахроничный мир, представляющий собой ничто иное, как слабо написанную эпиграмму», - мысленно рассуждала Татда, наблюдая, как Ольм спит рядом с колесом её кареты. Это были редкие часы, когда он не разговаривал так много. Иногда - он бредил - моля прощения, у всех, кто терзал его во сне.  Она наблюдала, как он вздрагивает, и как его мучают ночные кошмары. Когда его зрачки перестают бегать под тонкой кожей век, он судорожно вздыхая, проваливается в короткий и вновь беспокойный сон. - «Пороки, и желания, умело спрятанные под фальшивой галантностью и учтивостью. А слова чести, являются дешевым пережитком, некогда сильной расы. Не зря, ох, не зря далекие боги, выжигали нас своими проклятьями. Как жаль, что я появилась за долго после того, как десять веков назад, разгорелась война. Я не видела устланную Иримию трупами, которые возвращаясь из пепла, поднимались на свои мертвые одеревеневшие ноги. Как жаль».
      Миновала ночь. А следом и раннее промозглое утро, с остужающими холодными туманами. К полудню, когда утренний светоч Кфожар, разогнал оранжевыми лучами предрассветные туманы, они покинули равнину, вырываясь к замку Улеменер. Уже издали Татда заприметила базальтовые башни. Подъезжая всё ближе к светлому восточному королевству, всё выше возвышались над головами аркады. Все возможные арки, разных размеров, и выполненных разными минералами. Сотни или даже тысячи архитекторов, сотню лет назад, ломая пальцы, и отдавая души строили величественные резные пилястры, с необыкновенными барельефами мифических животных Иримии. Могучие величественные колонны, держали собой тяжесть множественных построек. Вот уже сотню лет, Улеменер является неподступность крепостью, и одновременно, самым прекрасным и благоденственным городом. Татда не раз участвовала в организованных набегах, на Улеменер. Дюжину кровопролитных воин. И сотни убиенных жертв. Десятки возрожденных мертвецов. И ни разу, эта крепость не открыла перед личем своих каменных ворот.
      Миновав арочные ворота королевства, Татда оказалась в перистиле. Древнее королевство, поражало своей мощью и величественностью. Вокруг площади, стояли открытые дворцы, на чисто вымытых полах, сидели люди, общаясь меж собой, или что-то записывая в свитках, разложенных на низких лавочках. Сотни детишек, бегали босиком по пористым базальтовым плитам. Шлепки босых ног, звонко разливались меж высоких колонн. Под потолками проветриваемых коридоров, стояли арфисты, и играли свои роли актеры. Миловидные женщины с детьми, радостно смотрели, на веселые забавы. Стены и колонны дворцов, были изукрашены всевозможными цветами и ветвистыми лианами. Могучие умы, тщательно рисовали в открытых каменных дворцах, яркие фрески, сделанные из толченных драгоценных минералов.
      Обоз вез Татду к центру площади, к прямоугольному кенотафу, основание которого, словно зависло в воздухе, застыв в зеркальной воде. Непревзойденная иллюзия, а также игра теней и света, придавали магический облик символичной могиле. Но как и всё живое, Татда видела, что это лишь игра. Злая, искусно сделанная красивая игра. Серый кенотаф, представлял собой матовый камень. В центре выщерблена эпитафия: «Всекороль, закрывший собой проклятье. Тропы Иримии, сплетенные в дорогу дальних звезд, вновь принесут с собой огонь. Через века, через сотню веков, всекороль снова должен восстать, чтобы отвоевать созданный кровью мир… 0 год. 0 час. 0 минут.» Татда внимательно читала строки. Запоминая сложную фразу.
      Беспечно прогуливающиеся дахгарцы, любознательно вглядывались в странный обоз. Кто-то уже начал шептаться. Быстро по толпе пронесся ропот. Все взгляды были устремлены на впервые пойманного живого лича. Карета остановилась. Засовы решетчатой двери отворились. Лич повела плечом, поднялась на ноги, и вышла из заточения, сверля изумрудным взглядом. Дюжина рыцарей тут же обступив колдунью по периметру, двинулись ровным шагом, к тюрьмам Улеменера. Четыре колдуна, внимательно следившие за личем, помогали стражникам.
      - Так нельзя! - зашипел Ольм, подскочив к предводителю. - Она со мной! Дайте нам вместе с ней поговорить с королем Улеменера.
      - Ишь чё удумал! - также шипя взъелся воин. - Пока стража Улеменера не получит приказа привести на допрос мертвячку, она будет догнивать свои века в тюрьме. Не думай, сын короля, что ты сможешь воспрепятствовать законам Улеменера. Ты тут ни кто! Гость! Хочешь добиться аудиенции короля. Дерзай! Я тебя не задерживаю. Вот только твой лич… Твоя лич, - едко прошипел предводитель, - принадлежит закону Улеменера.
      - Холера тебя побери, - проговорил Ольм.
      Сорвавшись с места Ольм побежал к королевскому дворцу. Он не услышал, как в его спину прошипел предводитель:
      - Сгинет дурень. Ох, сгинет. Нету ничего святого в живых покойниках...
      Татду завели в сырое помещение темницы. Узкая комнатушка, где она едва могла сделать, по шагу в каждую сторону. Без окон, и бойниц. Лишь глухая дубовая дверь обшитая кованными листами железа. Колдуны, что вели её весь путь, без устали читали заклинания блокирования магии. Их заклинания возымели действия. Магическая аура Татды гасла, её движения стали прерывистыми. Она с трудом ощущала себя, как физическое тело.
      Татда осталась в темноте. Одна. Вокруг неё были глухие черные стены. На которых были видны кровавые отпечатки ладоней былых заключенных.