воздухе рукой и ответило:
- По контракту это браслет отсчета времени, в секундах. Вам предстоит пробыть у нас тринадцать суток. Отсчет работает с момента прикосновения к вашей руке. Когда на циферблате появится число 1 123 200 - просто математика - это будет обозначать, что контракт выполнен. Это ваше возвращение назад.
Он молчал, обдумывая, что означает "возвращение назад". А серая мышка повер-нулась к нему спиной и двинулась к двери, откуда они с нею пришли. Серая ткань пид-жачка свободно колебалась вокруг её воздушного стана.
-" Пойдёмте, я вас провожу. И познакомитесь со своим напарником."
В приёмной она пропустила его вперёд и закрыла за ним дверь кабинета. И как только легонько щёлкнул замок двери, камень из сердца исчез мгновенно, будто вернул-ся в в родной кабинет. Журналисту стало легко и свободно. Тем временем сопровож-дающая его серая фигурка подошла с стене и нажала красную кнопку. Большая квадрат-ная панель, прежде незамеченная им, отъехала в сторону, и за нею обнаружился вполне современная кабина лифта. Они вошли в лифт и двери закрылись. Свет мягко погас до состояния сумерек, лифт двинулся… вниз. Сердце у журналиста дрогнуло и застучало чаще: бух-бух, бух-бух… Адреналин! Но он виду не подал, искренне засмеялся:
- Никак, в шахту спускаемся?
- Нет, в ад.
- Ну, да! Работа ведь - адская! - продолжал смеяться он. А лифт всё ехал и ехал.
Наконец, кабинка вздрогнула, остановилась. Дверь отъехала в сторону, и он уви-дел… лес. Прямо из-под ног утоптанной тропинкой убегала земля, и всюду, сколько хватало зрения: стволы, стволы, деревья, деревья… Верхушки уходили далеко ввысь, ветви раскорячивались кривыми веерами, и сквозь них свет сочился слабо, как на зака-те. Ни одного листика…Он присмотрелся, и понял, что таких деревьев он никогда не ви-дел - стволы сухие, неохватные, такого серого цвета, что отливают голубизной. Назем-ле сидел парень, заросший волосами, одетый почти точно так же, как он сам: застиран-ная майка, потёртые джинсы, старые кроссовки. Куртка валялась на траве.
- Это твой напарник, - иди, знакомься. - Серая мышка знакомо взмахнула рукой, но сама не сдвинулась с места. Журналист шагнул на утоптанную тропинку, обрадовано - живая душа! - крикнул:
- Привет!
Парень поднял голову, обрадовано вскочил на ноги, бросился навстречу. А в это время за спиной что-то щёлкнуло, слегка заурчало, и он, даже не оборачиваясь, понял, что это уезжает лифт. Он давно приучил держать себя в руках, и сейчас ясно понимал, что остановить эту соединяющую с прошлой жизнью машину не сможет. Ну, а раз так, нечего и поднимать панику. Разберёмся! Парень тем временем подбежал вплотную, и за-мер, растерянно глядя за его спину. Он тоже обернулся, и увидел, как рассеивалась в воздухе панель пластиковой двери лифта, и сама тропинка, и ничем уже не примятая редкая трава безмолвно говорили о том, что никакого лифта здесь никогда не было. То есть: глазам своим не верь!
- Нет уж! Глаза - это единственное то, что мне не лжет, - решил журналист. А па-рень вздохнул, протянул руку для знакомства:
- Павел. Бывший физик. Пять лет, как бомжую. Думал поправить это дело, да вот…
Он пожал Павлу руку, усиленно соображая, что делать. Лес да лес кругом...
Взглянул на браслет - на циферблате нащёлкало… почти двое суток! Посмотрел на браслет Павла - там точно такие же цифры. Мёртвая зона. Ладно, это потом. Он повер-нулся к напарнику с вопросом:
- Давно ты здесь? - тот безразлично пожал плечами: какая, мол, разница? Разница была огромной, но спорить бессмысленно. Спросил ещё:
- Кто-нибудь ещё здесь есть? - и чуть не сплюнул, увидев тупое безразличие в гла-зах Павла.
Он ещё раз оценивающе взглянул на Павла, понял, что тот ему не товарищ, и ниче-го ему больше не сказал. Решил, что полезет на сосну, - надо же оглядеться вокруг. Но не успел сделать и шага, как голос неизвестно откуда оборвал все его мысли:
- Принимайтесь за работу. Будете валить деревья.
Журналист усмехнулся внутри себя этому приказу, и стал снимать куртку. Но не для того, чтобы валить деревья, а чтобы рукава не стесняли движения, когда он будет ка-рабкаться по веткам. Подпрыгнув, он почти ухватился за нижний сук, как вдруг из его браслета на левой руке брызнула красная капелька крови, вытянулась тонкой нитью, об-хватила туго-натуго правое запястье, и вернулась назад, стягивая кисти. Он упал. Боль-но ударившись левым локтем, он лежал на земле и глядел на свои связанные руки. Точно милицейские наручники...Но почему? Как? Он ничего не произносил… похоже, они слышат мысли… проверим…
- Надо приниматься за работу, - нарочно подумал он, и убедился в своей правоте: кровавая нить быстрой змейкой уходила в браслет. Когда руки были свободны, журна-лист выпрямился и наткнулся на перепуганный взгляд напарника. Если даже мысли под контролем, значит, за ними наблюдают. Ну, так подыграем им!
- Так, Павел! Ты не знаешь, чем мы будем валить деревья?- просто проорал он в окружающее пространство, и похолодел, увидев, как под той сосной, с которой он только что свалился, материализуется большой блестящий топор. Потом рядом с этим топором вырос, как гриб после дождя, второй. Несмотря на страх, сосущий под лопаткой, он предложил:
- Можно было бы и "Дружбу" подогнать!
- В аду никаких моторчиков - только человеческий труд.
На этот раз он понял, что голос шел из проклятого браслета. Вот уж заковали, так заковали!
Они взялись за топоры, стали по очереди подсекать одну сосну с двух сторон. Уг-нетенное молчание повисло над их головами, и только эхо разносило отзвуки ударов то-пора. Упала одно дерево, потом - второе… Взмокла спина, пот каплями скатывался с ли-ца, браслет равномерно отсчитывал секунды… Журналист хотел думать, но - как? И он запел, словами песни вывесив защиту над мыслями. И полилась однотонная русская "Эх, дубинушка, ухнем!" Он пел, и становилось действительно легче. Он пел и вспоминал. Сейчас он понял, что обе женщины, и "Серая мышка", и "Воздушный шарик" - людьми не были. Они проникли в наш мир, заманивая людей, нуждающихся в заработке, - ведь на этой ниве могли работать только настоящие люди. Но раз уж мы настоящие люди, - "ЭХ, ДУБИНУШКА!!!" - мы должны выбраться из этой ловушки!
Пить и есть не хотелось. Перерыва не было. Усталость раздирала тело, а работе не видно ни конца, ни края. Петь надоело. Журналист отчаянно сплюнул и присел на пова-ленный ствол. Хотелось курить. Кажется, в кармане была нераспечатанная пачка сига-рет? Но не тут-то было - кровавая капля огненной плёткой вырвалась из браслета, хлест-нула по плечу…
-Эх, дубинушка, ухнем!!! - он молча схватился за топор. Вот тебе и наказание, а он ещё тогда подумал: детский сад! Однако же, он подписался своей кровью, иначе бы до-говор не действовал. Дия Волл - это не женское иноземное имя, это всего-навсего хитро законспирированное библейское - диавол! Мог бы и сразу догадаться!
Он определил по часам, что половина назначенного времени уже прошла. Надо же думать, думать: как вырваться из этой ловушки? А сосны падали, он им счет потерял. Действительно, адский труд! Вдруг голос из браслета равнодушно объявил:
- Теперь рубите ветви. На дрова.
- Эх, дубинушка, ухнем!!! - что ещё он мог ответить этим извергам рода человече-ского? На Павла было жалко смотреть - он казался роботом, если может казаться роботом человек, едва передвигающий ноги. Журналист поглядывал на браслет, и с ужасом ду-мал, что время контракта подходит к концу, и как раз там приготовлена ловушка, которая должна отсечь им выход отсюда.
Их работа опять переменилась - теперь они возили на тележке дрова и сбрасывали их около кривоватой печи, на которой был укреплён большой котел. Когда больше поло-вины дров было перевезено, голос из браслета приказал затопить печь.
- Эх, дубинушка, ухнем!!! Да ведь это печь для грешников - они должны здесь ва-риться. Совсем, как рассказывается в детской сказке про чертей. На браслете мигало время - оставалось 600 секунд. Это десять минут - совсем немного, чтобы придумать, как вернуться домой.
Огонь в печи разгорался. Семь минут. Пять. Четыре. Дубинушка, дубинушка! Что же делать? Вдруг браслет опять ожил: голос приказал одному из них испытать котел.
Нет, это - декорации из фильма ужасов! Заселение инопланетянами!
- Как? - притворяясь недотёпой, спросил журналист, тихонько напевая свою навяз-чивую песенку.
- Когда температура будет давать боль, больше топить не надо. Экономия.
- Павел! Я полезу в котёл. А ты перестань топить, когда мне будет больно. Слышал ведь - экономия? - голос у журналиста заметно повеселел, и он стал карабкаться на котёл.
Хотя, чего веселиться, если его хотят сварить заживо? Экспериментаторы парши-вые! И снова зазвучала «Дубинушка».
Напарник согласно кивнул головой, наклоняясь за новой порцией дров. Журна-лист расположился в котле, как в ванной - вода доставала ему до плеч. Когда вода стала приятно горячить кожу, он вдруг подумал, что две недели не мылся… Стоп! Идея! И стал орать благим матом, что, дескать, - печёт!!! Силы нет терпеть!!! Сгорает!!! Он вы-крикивал лозунги один за другим, наблюдая, как испаряются последние секунды на брас-лете. Потом выпрыгнул и схватил Павла за руку.
Всё! Они стояли у входа в трёхэтажное здание, - он, и его напарник Павел, - гряз-ные, босые, в одних штанах. Два бомжа. Браслетов не было.
Ночь, казалось, не сдвинулась с места, чернота потоками стекала с крыш сосед-них домов. Босые подошвы больно колола морозная корка льда.
Журналист после недавней горячей ванны пару раз подпрыгнул на холодном снегу, увидал свою "шестёрку", и радостно оповестил весь окружающий мир,
что ничего нет лучше, как иногда забыть ключ зажигания в машине! И вот они уже си-дят в тепле, курят.
Вы даже не представляете, как хорошо возвращаться домой! Он громко рассказы-вал ошалевшему от радости Павлу, как они дома станут пить и есть, затем можно бу-дет принять душ и отдыхать, - сейчас сказывалась усталость, они не спали две недели…
А сам думал: « Хорошо, что я не начал с объявления "Руки + ноги + голова…" Могло оказаться гораздо хуже! Наивный глупец, я знать не знал, что это было моё последнее расследование!»
Если ты умная девочка
рассказ
Медсестра открыла дверь седьмой палаты, и Женя увидела большую
светлую комнату.
- Вон, свободная кровать у окна.
Женя обрадовалась, потому что любила лежать и смотреть в окно.
Некоторые подруги не понимали её, удивлялись, как, мол, можно долго
смотреть на один и тот же пейзаж. Но Женя и не собиралась никого
переубеждать, она просто устремляла взгляд на клумбу, или на ветку д
Гением. Все матери желают этого для своих детей.
Женя протиснулась в открытую половинку двухстворчатой двери, обеими
ладонями придерживая большой колышущийся живот, и улыбнулась,
ощутив толчок под правой рукой. Подумала, что не очень большое удовольствие -
лежать в больнице на сохранении. Каждый знает – это совсем не то, что дома.
Но – кровать у окна, третий этаж, и весна – уже везение.
- Давай, устраивайся, а мне надо идти. Работы много.
Медсестра поставила около тумбочки Женин пакет и вышла, тихо прикрыв
за
