Бабушку моей лучшей подруги Юльки Вербицкой Ольгу Соломоновну больше всего на свете интересовали дела её многочисленных подруг и знакомых.
Две её дочери, а также зять и внучки жили вместе со стариками, и казалось, забота о таком большом семействе должна была отнимать у неё все силы, но нет.
Взбивая пюре или замешивая тесто для пирогов, она постоянно придерживала плечом возле уха телефонную трубку и громко кричала (старушка была чуть глуховата):
- Розочка, скажи Боре, что тетя Мойра раздобыла для него замечательные золотые запонки. Они очень подойдут к тому костюму, что Самуил Гершевич привез себе из Москвы... Договоритесь с ним, и наш мальчик в концерте будет выглядеть не хуже своей скрипки.
Она была постоянно на связи с Розочками, Эльвирами, Мойрами и Гелями. Правда, нередко звучали и русские имена, но тема была всегда одна и та же: проблемы детей, внуков и правнуков буквально угрожающего количества её подружек.
Когда я забегала по своим делам к Юльке, она неизменно начинала делиться со мной заботами, одолевавшими её сердобольное сердце:
- Ах, Виктор - сын нашей дорогой Зои не сдал экзамен на кандидатский минимум.
- Может, плохо подготовился?
- Я вас умоляю. Мальчик такой талантливый! Я говорила Зое, что нельзя всё пускать на самотёк, таки нет. Понадеялись на себя и вот.
Но особо задушевной подругой Ольги Соломоновны была Рахиль Борисовна Кац. Сын последней - Гертруд (сокращенно Героический Труд - были такие имена после революции) Лейбович Кац был лучшим невропатологом нашего города. И вся жизнь этой семьи крутилась вокруг воспитания его единственного чада - Лёвушки. Мальчика и на горшок усаживали по какой-то собой системе, и читать он научился в четыре года, а в пять уже с лёгкостью выполнял простейшие арифметические действия.
"Золотой" мальчик с золотой же медалью окончил школу, с красным дипломом институт, отучился в аспирантуре и защитил кандидатскую. Как обстояло дело насчёт школы, я не знаю, но вот в историю кандидатской была невольно вовлечена, потому что всё это устраивалось по большому многоступенчатому блату, и телефон Ольги Соломоновны буквально раскалывался от бесконечных переговоров с вовлеченными в это дело людьми.
- Мальчик умница, настоящий принц среди плебеев. Он бы и сам, играючи справился, - тяжело вздыхая, поясняла нам с Юлькой бабуля, - но завистниками полна земля.
Короче, я настолько была наслышана об этом "принце", что представляла себе легендарного Лёву, по меньшей мере, кем-то вроде Алена Делона или Александра Абдулова, в которого была влюблены многие девчонки эпохи восьмидесятых.
После окончания школы я поступила в вышеупомянутый строительно-дорожный институт на архитектурный факультет.
Вот там-то я и столкнулась однажды в коридоре с невысоким (мне по плечо), щуплым черноволосым мужчиной со смазливым личиком и печальными серыми глазами. Вокруг него нервно щебечущей стайкой роились студентки, преданно заглядывающие в его искаженное скучающей миной лицо.
- Чего это они? - вслух удивилась я.
Рядом со мной стояли однокурсницы, и одна из них, больно ущипнув за руку, тихо прошептала на ухо:
- Тише, он может услышать. Лев Гертрудович Кац преподает сопромат. Говорят, сдать ему экзамен всё равно, что в клетку с настоящим львом зайти. Да ещё он ярый бабник: редко какую студентку пропустит. Лизка Кобзева, по слухам, от него уже аборт делала.
- Могучий дух в столь щуплом теле? - недоверчиво хмыкнула я, вспоминая все рассказы Ольги Соломоновны о "деликатнейшем мальчике".
- Ну, рост в этом деле не главное.
Спустя некоторое время, когда я навещала Вербицких, разговор опять зашел про страдающего от завистников «Лёвочку».
- "Принц" ваш блудливым котом оказался, - зло прервала я привычные дифирамбы Ольги Соломоновны, - к студенткам пристает. Говорят, девушки от него аборты делают.
Если я хотела удивить старушку, то мне это не удалось.
- Я вас умоляю, - горестно вздохнула та, - Рахиль недавно плакалась об этом. Лева - мальчик робкий, деликатный, а эти девицы – негодяйки. Нагло виснут у него на шее, звонят то и дело домой, приглашают на свидания, а он просто не может им отказать.
Ольга Соломоновна так яростно взбивала белковый крем для безе, словно перед ней были те самые " негодяйки", а не обыкновенные яйца.
- Женить надо Лёвушку, - наконец, твердо заявила она,- срочно! Кого он в своем институте найдет? Очередную вертихвостку? Прости, Леночка, я не тебя имела в виду.
- Ничего, - легкомысленно отмахнулась я, - вертихвостку уж как-нибудь переживу. Меня другое интересует: а как вы ему невесту искать собираетесь? Вдруг у вас вкусы окажутся разными?
- Я вас умоляю, - отрезала старушка, - если глупостями не заниматься, то подойдет любая порядочная девушка из хорошей еврейской семьи.
Тут она сообразила, что последний довод мне вряд ли покажется убедительным, и поспешила добавить:
- Я, конечно, не хочу сказать, что русские девушки плохие, но понимаешь... здесь справится только еврейка.
Да мне-то что? Пусть женят своего Льва хоть на эскимоске.
Дней через пять ко мне пришла Юлька и рассказала о баталиях, развернувшихся в её доме накануне.
- Собралась целая дюжина пожилых теток. Разложили на столе на всеобщее обозрение фотографии десятка девушек из "хороших" семей и рьяно принялись нахваливать своих протеже. Чаю выпили цистерну, а валидолу и валерьянки наглотались в ещё больших количествах.
Юлька тяжело вздохнула:
- Бабушка Рахиль поначалу всех огульно охаивала: мол, нет среди претенденток девиц достойных её внука. Ему, дескать, нужна и красавица, и умница, и скромница, и виртуозная хозяйка, и чтобы непременно было высшее медицинское образование.
- А это ещё зачем? До них, наконец-то, дошло, что их Лев - сексуально озабоченный псих, и будущая сноха всё время должна держать шприцы наготове?
- Да ты что! Кацы, наоборот, считают, что именно Лёвочка страдает от нападок бесстыдных девиц. А на медицинском образовании настаивает тетя Берта (мать Лёвочки). Мол, медички чистоплотные...
- … и к лотку приученные.
Юлька хихикнула, правда, как-то невесело.
- Тетя Берта особо нажимала на то, что ей нужна дисциплинированная и самоотверженная сноха. Мол, клятва Гиппократа сама по себе делает из обычных разгильдяек аккуратных и профессиональных нянь, достойных её бесценного сына.
- И зачем ему Мэри Поппинс? Сопли вытирать или давать подзатыльники за плохое поведение?
- Служить, курить фимиам.
- Всего-то? И где они найдут такое чудо?
Моя подруга нервно хмыкнула.
- Представь себе, что нашли. Весь наш кагал посовещался и, в конце концов, постановил, что Лёвы достойна только Соня Гольдберг.
- Софья Генриховна?
Эта девушка была высококвалифицированной операционной сестрой, и хотя ей было всего лишь тридцать с небольшим хвостиком, она уже заработала себе славу незаменимого работника. Будучи настоящим трудоголиком, Софья дневала и ночевала в стенах больницы.
Меня с ней свело несчастье: моя тетка нуждалась в срочной операции на сердце.
Я помню, какая робость охватила меня при виде её невозмутимо серьезного лица небожительницы от медицины. Она выслушала мою просьбу, ничего не сказала, но к вечеру моя тетя уже лежала в палате, готовясь к операции.
Софья Генриховна была высокой и крупной девицей. Уместно было её представить в роли Валькирии или Амазонки с топором или копьем в мускулистой руке и в полном боевом облачении. Внешне она не была отталкивающей, но характерный большой нос вкупе с тяжелым подбородком приятного впечатления не производили.
Пока Соня заканчивала мединститут, потом проходила ординатуру, и прочие ступени посвящения в свою нелегкую профессию её родня дышала спокойно. Но как только девушке минуло тридцать, родственники заметались в поисках супруга для своего ребенка.
Семья Гольдберг была зажиточной. Отец - уролог в областной больнице, а мать - зубной техник. Генрих Самуилович был участником войны и, потеряв всю семью во время оккупации Киева, второй раз женился очень поздно, поэтому появление Сонечки он и его жена тоже воспринимали как благоволение небес. Да ещё такая умница: родителям было чем гордиться.
Но достойные женихи из "хороших" семей почему-то не ломились в их шикарную квартиру "сталинской" застройки, а годы шли. Соня же делала блестящую карьеру, не помышляя о женихах и амурах, и вся родня в ужасе осознала, что её ничуть не пугает участь старой девы.
И вдруг Левушка! Меня поразила сама несуразность такого выбора. Ну, какая они пара?
- Но Софья вроде бы не красавица, - неуверенно протянула я, - хотя, конечно, о вкусах не спорят.
- Этот вопрос обсуждался. Но решили, что гораздо важнее, чтобы Софья Лёвушку любила.
Мне стало смешно.
- Действительно, старые дамы правы: это гораздо важнее! Но разве такая умная и сдержанная девушка польстится на вашего блудливого и тщедушного песика? Он же из другой весовой категории.
Юлька пожала плечами.
- Было решено для начала устроить смотрины на нейтральной территории: у нас. Дескать, Соня придет ко мне в гости, а Лёвочка как будто случайно заглянет на огонёк, чтобы взять у деда книгу Рабиндраната Тагора.
- О, Господи… Уж лучше бы "Трёх мушкетёров" попросил: правдоподобнее.
Моя подруга снисходительно смерила меня глазами:
- В каком же уважающем себя доме сейчас нет "Трёх мушкетёров"? Да и правдоподобие в данном случае мало кого интересует. Тут другое... Лен, а что ты делаешь завтра вечером?
Это был новый поворот в этом деле.
- Надо бы в читальном зале поработать над проектом, а то я...
- Обождёт твой проект, - оборвала меня Юлька, - приходи к нам.
Помнится, я изрядно удивилась.
- Это ещё зачем?
Юлька замялась:
- Понимаешь, бабушка попросила, чтобы я тебя привела: разбавить коллектив.
Мне не особо хотелось идти, но я не могла отказать в просьбе Ольге Соломоновне.
Стол готовили сразу две семьи: Ольга Соломоновна вложила душу в горячее, а салаты, нарезки и десерт делали Гольдберги.
Со свойственной юности категоричностью я почему-то была твердо уверена, что Гольдберги зря потратились, и Софья, едва увидев суетливого женишка, сразу же проникнется к нему презрением и вернется к своей работе, но... я фатально ошиблась.
Без белого халата, колпака и кардиологического отделения за спиной она утратила вид невозмутимой Минервы и стала неловкой и смущенной крупной девушкой в возрасте.
Надо сказать, что и Лев Гертрудович оказался на высоте. Импортный костюм с "искрой", белоснежная рубашка, модный галстук и запах хорошего французского парфюма моментально покорили беззащитное сердце Сонечки. Мне никогда не забыть выражения блаженного восторга, с каким она взирала на Льва. Тому же было явно скучно, и он интересничал, толкуя о Дали и Кандинском, небрежно сравнивая Маркеса и Во.
Мы с Юлькой, боясь выказать собственное невежество, только помалкивали да подталкивали к нему салаты, а Соня что-то смущенно лепетала в ответ. Пока все сидели за столом, ещё было терпимо, но когда Лёвушка пригласил Соню на танец, мы с подругой опрометью покинули комнату, чтобы не рассмеяться открыто.
У Льва Гертрудовича была буйная кудрявая шевелюра, которую он обычно
