После бессонной ночи Ольга проснулась в полдень, когда уже солнце вовсю светило в окна. Сразу почувствовала взгляд. Это боярин с нежностью смотрел на неё. Похоже было, он давно проснулся.
– Любуюсь тобою, сударыня, волосами твоими, цвета спелой ржи, пахнут они яблоками, (Ольга вымыла ещё у Валентины голову яблоневым шампунем) лицом твоим белым с румянцем и губами червлёными. Запала ты в душу мне, аки словами не выразить. Перси твои волнуют, а тело белое... в дрожь приводит меня.
Обнял он её и стал целовать истово... А как успокоился, снова начал уговаривать остаться с ним.
– Сейчас мы сходим в наши бани русские. Ты – жена моя перед Богом, я хочу быть перед тобой таким, каким явился на свет.
Ольга не противилась... чего там... когда они сегодня расстанутся на всю оставшуюся жизнь. Баню она любила. За теремом оказалась бревенчатая изба, в которой были вместе парная и моечная. Пар стоял такой густой, что почти не видно было друг друга, веники лежали готовые к экзекуции. Эта банька ничем не отличалась от той, в которой они с мужем парились в деревне.
Она велела лечь ему на полок, взяла два веника, дубовый и березовый, и стала его охаживать почём зря, заодно и себя похлёстывать. Из ковша дважды плеснула на раскалённые камни, боярин только покряхтывал на полке, потом она легла и он легонько похлопывал её веничком.
– Вот теперь я поверил, что молвила ты чистую правду – только русская женщина может выдержать такую баню.
– А то не верил?
– Трудно в такое поверить, сударушка.
Облил боярин себя и суженую ледяной водой из бочки – она и не взвизгнула – так хорошо стало. Напоил крепким квасом, накинул чистое испроднее, укутал в простыню и унёс на руках в опочивальню. Так он её там любил, как в последний раз, чтобы запомнить на всю оставшуюся жизнь.
Часа через два позвал он девушек, пришли они с песнями, в красивых сарафанах и кокошниках. Новый наряд принесли «боярышне» и корону красоты невиданной, (как из музея Кремлёвского). Сильно не затягивали корсет на этот раз и платье просторное подали.
Застолье шло, как и вчерашнее, блюда подавались разные, с названиями и выкриками старшего лакея. Поела она с удовольствием с рук милого, он на сей раз сел рядышком и потчевал её тем, что сам любил.
Вернувшись в палаты, достал боярин из сундука кованого драгоценные подвески с бриллиантами и приложил на грудь Ольге, закрепив на шее. На палец надел кольцо невиданной красоты и поцеловал обе руки.
Подали им карету. Ольга прихватила с собой свою одежду и старинное платье, в котором увидел он её в этом мире, а Николай взял большую суму и повесил через плечо. Она подумала – с подарками на прощанье.
Когда подъехали к Манежной площади, Николай спрыгнул с кареты и подал ей руку, решил дальше пройтись пешком. Он тянул время, чтобы побыть с возлюбленной подольше. Она понимала его, у неё и самой сердце готово было разорваться на части – так не хотелось терять этого прекрасного мужчину, щедрого, ласкового и любвеобильного.
Боярин крепко держал Ольгу за руку, будто задумал не отпускать. Но... около открытой двери здания, куда его привела Ольга, остановился и произнёс:
– Выбор сделан.
– Отпускай, сударь. Спасибо тебе за всё.
У неё полились слёзы. Боярин целовал её солёные щёки и прижимал всё крепче к своей груди.
– Как же мне быть теперь без тебя, милая моя...?
– Наберись сил, и считай, будто во сне я тебе привиделась.
– Да разве ж я могу расстаться с Божьим даром? Что ты?
И... он вошел с ней в открытую дверь, чем очень потряс Ольгу.
