Произведение «Огонь ядовитого ветра. Глава 13. Когда твой брат — робокоп» автора Аглая Конрада - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 3)

Сумев кое-как отволочить неуклюжее тело на трясущихся ногах шага на три от общей лежки, Серёжка упал на колени и переломился пополам, содрогаясь в рвотных конвульсиях. Пустой желудок бунтовал, бурно стремился освободиться от желчи, накопившейся за ночь, организм, в свою очередь, пытался очистится от яда, попавшего в кровь. Горькая желто-бурая масса выплеснулась на землю, заливаясь попутно в ноздри, вязкая слюна потянулась изо рта, Серёжка кашлял и вытирал рот рукавом куртки, сплевывая остатки. Изнутри накатывалась новая волна тошноты.
— А ну-ка поднимайся, наркота поганая! — взрывом прогремело у него над ухом.
Голос обрушился на барабанные перепонки подобно здоровенной кувалде на медный гонг. Защищаясь от него, Серёжка инстинктивно вжал голову в плечи, закрылся руками и с усилием перевёл себя в вертикальное положение. Он еще раз тщательно вытер лицо рукавом куртки и прикрыл глаза, стоял, покачиваясь, ждал, пока мозг включится в работу, под черепной коробкой по-прежнему бухали медные колокола.
— Ты чем, кололся, придурок?! — орали на него откуда-то сверху.
Цепкие руки схватили Серёжку за плечи и затрясли, как грушу. Зубы, тут же больно, до крови, прикусили язык и стукались друг о друга, как он ни старался их удержать.
— Отвечай мне, мелкий паразит, чем ты кололся, пока я тебе башку не оторвал! — рявкнул свирепый голос над головой.

Серёжка открыл глаза, прищурился на яркое утреннее солнце, бьющее наотмашь безо всякой жалости, и трезво заценил обстановку. Под жестким присмотром двух полицейских Ланс и близнецы, не оглядываясь на друга, торопливо карабкались вверх, на пригорок, где их ждали машина Скорой помощи и еще одна, похожая, но только без красного креста, в неё как раз задвигали носилки с большим черным пакетом. Закованного в наручники Ростика уводили по камням совсем в другую сторону, а вот Райки, нигде не было видно, наверняка успела сбежать. Сам Серёжка болтался в руках у здорового мужика с короткими волосами и не мог найти опору ногам. Никто из ребят за него не заступился, да он и не ждал помощи, надеяться на милосердие из жалости было не в его характере. Взбесило то, как по-дурацки он попался в лапы ментов, не успев расправиться с Филом и, вообще… И какое они право имеют, так с ним обращаться?! Никто, кроме матери, не смеет его так трясти.

В ситуации необходимо было радикально разобраться, и он со всей силы пнул ногой по здоровым черным кроссовкам рядом с собой.
— Отвали, урод! — удалось сказать непослушными губами.
— Сейчас я тебе так отвалю! — яростно пообещал мужик.
— Эй! Варламов! — к ним подошел второй полицейский. — Ты полегче, оставь его — там со всеми разберутся!
— Спокойно, Казупица! Он мне еще не ответил, — не послушал его первый мент и снова тряханул Серёжку в руке.
Голова у того мотнулась, зубы лязгнули, глаза сверкнули звериной ненавистью. Ничего у Серёжки не осталось, кроме этой лютой ненависти — страха молодого волчонка, отбитого от стаи, обложенного красными флажками охотников. Он собрал себя в кулак, и постарался вывернуться из клешней полиции, но его усилия закончились позорным провалом, он только облился холодным липким потом и быстро потерял последние силы. Сердце гулко заколотилось в висках, воздуха не хватало, колени подламывались. Серёжка ловил ртом воздух и проклинал все косяки, вместе взятые, которые успел попробовать за эти три дня.
Второй полицейский пытался остановить его мучителя:
— Хватит, Денис! Ты не можешь с ними так обращаться!
— Могу! — со злостью возразил первый. — Это мой брат! Так что имею полное право и морду начистить (Серёжкины щеки обожгли две звонкие оплеухи), и задницу надрать! — крикнул он со злостью прямо ему в лицо.
Сергей перестал дергаться, поднял голову, заморгал и широко раскрыл глаза, глядя на державшего его парня. Брат?! Это тот, который приезжал к ним с матерью? Перед которым она так заискивала и стелилась? Который их ненавидит? Теперь он решил показать всем, как крепки в нем родственные чувства?! Да пускай засунет их себе!..
От несправедливости судьбы у него перехватило горло, в глазах запрыгали красные круги, изо рта рвались бесконтрольные, беспомощные хриплые крики. Изо всех сил он пытался оторвать от себя широкую ладонь, кусался и пинался ботинком, но сводному братцу были нипочём его потуги. Он с легкостью стряхнул с себя Серёжкины руки, а его самого ухватил широкой пятернёй за подбородок и заорал прямо в лицо:
— Быстро отвечай, придурок несчастный, кололся или нет?! Ну?! На принудительное лечение захотел?!
— Отвали, гад!
К ним подошел третий мент, старик с седыми усами, Сережку настойчиво, хоть и временно, освободили из родственных объятий. Дед внимательно осмотрел у него сгибы локтей и запястья, приподнял штанины на щиколотках, заставил снять ботинки и носки, повертел в руках Серёжкины ноги, одну за другой, велел обуться, отвернул воротник у куртки, покрутил в разные стороны Серёжкину голову, пощупал шею, долго вглядывался в глаза. После тяжело вздохнул:
— Чист, никаких следов от уколов, зрачок нормальный, но пару затяжек, может, и сделал. — Он сурово прищурился на Серёжку. — Курил вчера? Признавайся!
Тот стиснул зубы, и демонстративно отвернулся. Ага, щаззз! Так всё выложил! Держите карман!
Старик повернулся к его брату.
— Вези его домой и на месяц запри в четырех стенах. Не стоит сверкать в больнице: один раз поставят на учёт — больше не отмоешься, а тут, я думаю, ты и сам справишься. С ним всё будет нормально. Что траванулся, это хорошо, — глядишь, в следующий раз задумается. А вот дать ему витамина «Р» было бы идеально.
— Спасибо, Николай Михайлович, — бешенный парень чуть успокоился.
Он перехватил Серёжку за шиворот и поволок к машине, спрятанной за кустами, второй мент, молчаливый и долговязый, шел за ними, он-то и сел на место водителя. Серёжку впихнули на заднее сидение, тут же на дверцах щелкнула блокировка — он остался одни на один с этими двумя легавыми.
— Имеешь право хранить молчание! — просветил братец, усаживаясь впереди.
Его напарник подозрительно хрюкнул, вроде как, подавил смех.

Серёжке стало страшно, туман в голове понемногу рассеивался, одурманенные мозги принимались за работу.
«Козлы! На месяц запереть в четырех стенах — это значит, в тюрьму, что ли, посадить?!»
Воображение тут же нарисовало тесную сырую камеру, с крохотным оконцем, под самым потолком, забранным решёткой. На грязном полу валялся пучок соломы, по которому сновали крысы, в углу белел унитаз с омерзительными потеками, доверху наполненный чьим-то дерьмом, рядом в стену была встроена раковина-умывальник с краном без вентиля, залитая подозрительной бурой массой. Ни стола, ни стульев, ни кровати воображение не предоставило своему узнику — придётся спать на соломе. Тяжелая сейфовая дверь камеры оказалась наглухо замурована, только внизу открывалась узкая щель для подноса со скудной едой, за которую ещё придется повоевать с крысами. Серёжка успел отчётливо разглядеть серую похлёбку с хлебным мякишем и эмалированную кружку с мутной водой. Поднос влетел по бетонному полу к нему в камеру и тут же скрылся под серой лавиной крысиных тел, за дверью раздался зловещий хохот охранников.
И вот так придётся жить целый месяц?!

— Я имею право на звонок! Мне надо позвонить! — крикнул он двум маньякам.
— Ишь ты, насмотрелся американских фильмов, — тихонько рассмеялся мент, сидящий за рулем.
— Кому? — осведомился его брат, не потрудившись повернуться.
— Матери, кому же ещё! — огрызнулся Серёжка, думая, что уж ей-то, ему разрешат позвонить.
Она, небось, ищет его. Придётся рассказать, что его арестовали, может, и удастся избежать камеры. Чёрт, да он был согласен даже на то, чтобы Фил отлупил его, только бы выбраться на свободу!

Немного помолчав, братец оглянулся на Серёжку, брезгливо сморщился, передёрнул плечами и, нехотя, произнес:
— Это ты прав, ей действительно надо сообщить радостную новость, только я с ней сам поговорю.
Побарабанив пальцами по экрану телефона, он нажал на кнопку вызова:
— Привет, Мэри, как там Серёжка? Ты так и не прислала мне его оценки. Он где сейчас? А-а, вот как, в школе? Дисциплина, правильный распорядок дня — это хорошо! А вечером пойдёт на волейбол? Замечательно! — братец повернулся к Серёжке, как бы, приглашая послушать, что говорит его мать. — Я вот чего звоню-то: наш договор я расторгаю. О, причина есть, очень весомая, и ты её прекрасно знаешь. Отца сюда не приплетай, пусть покоится с миром! Почему ору? Да потому, что твой сын сидит в моей машине, весь обдолбаный! И ни в какую школу он не ходит! — заорал он в трубку так, что Серёжка подскочил на заднем сидении.
Да псих настоящий, этот его брат! Никакой он, Серёжка, не обдолбаный, подумаешь, пару раз вдохнул какой-то травки, ну и что? Райка сказала, что это вообще ерунда, для слабаков, и настоящие мужики должны, хоть раз в жизни попробовать герыч, правда Ланс страшно поругался с ней и сказал, что ей осталась одна дорожка. Какая дорожка и куда Серёжка не понял, а они не стали ему объяснять. Райка расхохоталась и тут же страшно раскашлялась, как обычно, а когда отплевалась кровью и отдышалась, заявила Лансу в лицо, что эту дорогу она давным-давно освоила, ещё в детском доме, знает на ней каждый камень и, что запросто может преподать ему мастер-класс. Стёпка и Гришка, два придурка, ржали, как полоумные и