Мой любимый Реми! Это мысленное письмо тебе от твоей когда-то любимой Леи! Сколько таких писем я сочинила для тебя в течение жизни! Это, возможно, последнее. Мне уже много лет, у меня взрослые дети, внуки... Жизнь прошла! Пролетела без тебя.
Помнишь, как мы любили друг друга в предвоенном Париже. Мне шел тогда двадцать первый год, тебе исполнилось двадцать пять. Ты помнишь наши свидания, объятия, планы, которые строили на дальнейшую совместную жизнь? Мы даже представляли, какие у нас будут дети! Я очень хотела, чтобы сын был похож на тебя! С такими же карими, бархатными глазами, густыми каштановыми волосами, в которые я так любила запускать руки. Ты мечтал о дочке такой, как я: с густыми непослушными волосами, которые нельзя расчесать , и оттого торчащими во все стороны. Ты говорил, что я смешная, потешная и очень ласковая. Мы даже представить не могли, что нас можно разлучить.
В те давние годы я была худой, длинноногой, быстро бегала и на наши свидания всегда прилетала запыхавшись. Ты ещё шутил, что, мол, никуда не денешься, будешь ждать меня сколько надо! Ох, как ты ошибался тогда. Но, бедный, сам ничего не знал...
На второй год войны немцы развесили по городу объявления, что все евреи в назначенный день должны собраться на Зимнем велодроме. Никто не понимал, что это значит.
Накануне того рокового дня я заболела – поднялась температура, я вся горела. Мама сказала, что я никуда не поеду, останусь дома до полного выздоровления, а они возьмут с собой только мою младшую сестрёнку Дину, устроятся на новом месте, напишут мне и я приеду к ним позже...
Не знаю, видел ли ты, любимый, мою семью на велодроме. Думаю:нет. Среди двенадцати тысяч трудно разглядеть кого-либо. Не знаю, видели они тебя, твоих родителей и бабушку, но я просила их передать тебе привет. И всё. Больше никого никогда не встречала.
Я поправилась, но осталась одна и должна была прятаться: немцы не скрывали, что евреи подлежат уничтожению. За поимку еврея была объявлена награда - 100 франков! Сначала я пряталась у соседки – пожилой француженки, помнившей меня ребёнком. Потом уехала в деревню и жила у крестьян, меняя всякий раз место обитания.
О том, что немцев больше нет в Париже, узнала, сидя в чужом сыром подвале, услышав шум во дворе. Неделями не евшая, сильно исхудавшая, пешком вернулась в Париж. В мою квартиру никого не поселили. Хоть здесь мне повезло. Я устроилась работать на фабрику.
Странно, но пока шла война, боялась, что меня найдут и убьют. Теперь я за себя была спокойна, но поняла, любимый мой Реми, что ты погиб и тебя больше не увижу. Каждый день, каждый час вспоминаю о тебе! Здесь нам никогда не увидеться. Ты даже перестал мне сниться.
В один из дней по дороге на фабрику на улице познакомилась с американским солдатом. Нет, я не влюбилась в него - это он полюбил меня, захотел жениться и увезти в Америку. Я согласилась.
Всю жизнь прожила в далёкой Америке. Я уже очень стара и скоро умру.
Но прежде хочу так прижаться к тебе, любимый, как прижималась на наших свиданиях – всем телом и душой! Думаю, что ты в раю, тоже мечтаю попасть туда! Как меня примут там твои родители, да и мои тоже?
Мне страшно…Ты умер молодым... Я прожила долгую жизнь... Я состарилась , Реми... Тебе противна будет дряхлая старуха... Ты, любимый, сделаешь вид, что не знаешь меня... Скорее всего, ты меня просто не узнаешь... Любимый, любимый … Реми!
Вспомнился фильм "Пианист".