(840 г. от Р.Х.)
Густые клубы дыма поднимались от многочисленных пожаров в одном из небольших городов Фризии. По его улицам разносился зловонный смрад от сгоревших трупов. У обезумевших от горя и страха оставшихся в живых людей уже не осталось слёз, и они безучастно смотрели на воинов, грабивших их жилища. Во многих местах прямо на земле сидели с опустошённым видом многократно обесчещенные молодые девушки и женщины. Их растерзанная одежда уже не скрывала их женские прелести, и изредка проходящий мимо воин, прельщённый оголённым телом, подходил к прельстившей его, и та безропотно откидывалась на спину и, закусив губу от очередного унижения, ожидала, пока воин уймёт свою похоть.
Рюрик в сопровождении Рагнара, Матфрида и Градимира шёл по разграбленному городу и с удовлетворением смотрел на дело рук своего воинства. Он искоса поглядывал на грузного, еле поспевающего за князем купца, который с кислой миной на лице поглядывал по сторонам.
- Чем не доволен, Градимир? Добыча мала?.. – Наконец остановился князь. - Иль торговать выгодней? Ты же сам просился со мной на франков. Может - стар стал, и сил уже не стало? Или тревожишься, что князь Яромир будет недоволен, что со мной в поход пошёл?
- Сил ещё полно, и воины мои довольны, а князю Яромиру до меня дела нет. Только уже второй год подряд мы разоряем эту Фризию. Уже всю её обобрали, добычу с трудом находим, а хотелось бы ещё нетронутые области пощипать.
- Интересуешься, почему я во Фризию так часто повадился? Матфрид, - князь повернулся к одному из своих воевод, - вот ты франк. Знаешь ответ на этот вопрос?
- Это твоя земля, и ты вправе собирать с неё дань. – Невозмутимо ответил франк.
- Вот именно… Император взял с меня слово, что я отцовский удел брату Цедрагу отдаю, а взамен эту землю посулил. Слово своё он нарушил, и остался я без земли. Так пусть же она достанется ему разорённой.
- Княже, - Мирослав подтащил за шиворот монаха в пыльной одежде и с силой толкнул его в сторону Рюрика, что тот распластался перед князем, - думал, прячет что-то ценное, а у него кроме деревянного креста да этого свитка с письменами нет ничего. Хотел уж было отпустить, да что-то взволновался он, когда я этот свиток в руках вертел.
Мирослав сунул лоскут кожи князю, а монах, провожая его взглядом, трепетно протянул к нему руки.
- Что за письмена? – Равнодушно спросил Рюрик, разглядывая написанное.
- Это послание архиепископа Меца аббату Ансгару, что проповедует у данов.
- И ты туда следуешь?
Затравленный взгляд монаха объяснил всё без слов.
- Так о чём же извещает архиепископ аббата?
- Я не могу это сообщить. – Затрепетал от страха монах.
- Жаль. - Невозмутимо произнёс князь, - Мирослав, перережь ему горло.
Мирослав схватил монаха за волосы, запрокидывая его голову назад.
- Пощади, я подневольный человек.
Рюрик приподнял руку с раскрытой ладонью, приостанавливая Мирослава:
- Матфрид, а ты можешь разобрать эти письмена?
Изгой франкского двора пробежал взглядом по свитку и пренебрежительно бросил его в пыль перед монахом:
- Ничего существенного… Написано на латинском языке, поручается аббату Ансгару, чтобы тот сообщил данам, что тебя, князь можно перехватить у берегов Скандии. Для этого архиепископ требует, чтобы даны направили своих воинов к этому побережью .
- Надо же, неймётся им… - Усмехнулся Рюрик. – Чужими руками хотят жар загребать. Нам ли данов бояться?! Пусть только сунуться!
Рагнар присел на корточки перед монахом:
- Что же император так воинами оскудел, что данов натравливает на князя?
- Воинов у него достаточно, - хрипло ответил монах, - только он всё никак со своими потомками не разберётся.
- Ну-ка, ну-ка…
Мирослав отпустил монаха, и тот испуганно косясь на него, продолжил:
- После смерти своего среднего сына Пипина император обделил землёй его сыновей и своих внуков, отдав почти всё своему любимому сыну Карлу. Им это не понравилось, и императору Людовику с войском пришлось усмирять их недовольство, а теперь слух прошёл, что его сын Людовик самовольно захватил Алеманию и Франконию. Теперь императору придётся усмирять и его.
Рагнар усмехнулся:
- Выходит, что император так любит своего младшего сына, что позволяет ему обогащаться за счёт других?
- Выходит, что так.
- А где обитает младший сын императора?
- В Париже.
Рагнар встал и, продолжая смотреть сверху вниз на монаха, спросил у Матфрида:
- Скажи-ка, Матфрид, а мы можем добраться до этого Парижа?
- Париж стоит на реке Сене, и наши драккары могут спокойно доплыть до города.
- Князь Рюрик, - иронично улыбающийся Рагнар повернулся к князю, - у этого любимого сынка императора должны скопиться несметные сокровища. А не нагрянуть ли нам к нему? Император натравливает на нас данов, а мы ударим там, где нас не ждут.
- А что, - алчно загорелись глаза у Градомира, - можно попробовать. Ты проведёшь нас к этому Парижу, Матфрид?
- Дорогу отыскать не трудно, но в городе достаточно воинов, чтобы защитить его.
- А что!.. – С задором воскликнул Мирослав. – Если неожиданно нагрянуть, то с наскока город взять можно будет. Не думаю, что в этом Париже больше воинов, чем у нас.
Монах испуганно смотрел снизу вверх, ожидая решения князя, и Рюрик перехватил этот взгляд. Он не спеша шагнул к монаху и, стремительно выхватив меч, рубанул его по шее.
- Он услышал то, чего слышать не должен. – Пояснил князь. – Париж взять – мысль хорошая, но не время сейчас.
Видя разочарованные лица Градомира и Мирослава, Рюрик пояснил:
- Франки числом сильны, а у меня воинов пока недостаточно, да и молодых много, неопытных. Им бы пообвыкнуться надо вначале, к крови привыкнуть, уверенность в силе нашей поиметь. На Карла идти – воинов раза в два больше надо.
- Я сотни две ещё могу привести. – Жажда наживы Градомира заглушала доводы Рюрика.
- Мало…
- Как мало?! – В запале от своей идеи Рагнар даже повысил голос. – Кроме Градомира ещё твои воины, князь, мои, Остромысла, Матфрида, Мирослава. Харальда пригласим… Мало?
- Мало.
- Со всей Скандии воинов соберу… Ради большой добычи и две тысячи наберётся.
- Соберёшь две тысячи – поручу тебе вести моих воинов на Париж. Но собрать воинов мало. Нужно, чтобы франки распылили свои силы, а для этого мы предварительно ударим там, где они нас не ждут.
- Когда? – Оживился Мирослав.
- Когда я это решу. – Усмехнулся Рюрик.
* * *
Благородный олень, подгоняемый лаем собак, грациозно переставляя ноги и закинув на спину свои рога, пробежал невдалеке от императора. Людовик равнодушно проводил его взглядом и, скрывая раздражение от сорванной охоты, опять погрузился в послание канцлера, перечитывая его ещё раз. Наконец он закончил чтение и с досадой взглянул на своего вечно угрюмого камергера, навязанного ему родственниками жены. Как этот камергер отличался от жизнерадостного Бернара Септиманского! Может опять проявить к нему милость и приблизить ко двору? Хотя вряд ли… Обрётший за последнее время большое влияние род Вельфов вряд ли этого допустит. За что, интересно, они так невзлюбили маркиза? Людовик строго взглянул на слугу:
- Воины собраны на берегу Рейна около Зальца и ждут меня. Собирайся в путь! Мы немедленно выезжаем.
Камергер неуклюже топтался, переминаясь с ноги на ногу.
- Что ещё?..
- Его Высокопреосвященство архиепископ Меца просит разрешения встретиться и переговорить…
- Разве могу я отказать своему духовнику?
К приблизившемуся архиепископу император шагнул навстречу и склонил перед ним голову:
- Благослови, отче!
Архиепископ перекрестил Людовика и сунул ему руку для поцелуя:
- Благословляю сына Божьего императора франков Людовика на недопущение необдуманных решений.
- О чём ты? – Поднял голову император, встретившись взглядом с архиепископом.
- Ты не должен вести войска против своего сына Людовика.
- Но он самовольно захватил Франконию и Алеманию. Я не должен закрывать на это глаза.
- Ему без этих земель не хватит сил покорить славян. – Негромко и спокойно, пытаясь образумить императора, произнёс архиепископ. – Ты же знаешь, что пока они у нас под боком, то мирной жизни не жди.
- Это земля предназначена для моего сына Карла, и я не позволю ломать устои своих решений. – Нахмурившись, упрямился император. – Он должен быть наказан.
- Это я благословил твоего сына подчинить себе эти земли.
- Брат мой, ты забываешься. – Император еле сдерживал своё недовольство. – Ты кто?.. Занимайся спасением грешных душ, а мирские дела оставь мне.
Людовик властно вздёрнул голову и скорым шагом направился к пажу, державшего поводья коня императора.
- Ты видишь, как одряхлел мой брат? – Спросил архиепископ появившегося около него словно из-под земли аббата Гунтбальда.
- На вид он бодр. – Пожал плечами аббат, наблюдая, как император лихо взлетел на коня.
- У него угас дух нашего отца Карла Великого, а если дух угас, то нет и стремлений добиваться того, для чего он предназначен как повелитель своего народа. Все его деяния становятся мелочными и низменными, и из-за этого страдают подданные и даже могут навсегда уйти из истории. Такие люди обычно долго не живут и в скором времени предстают пред Всевышним, а их место занимают другие. Поэтому я и утверждаю, что император уже - не жилец.
Архиепископ с бесстрастным лицом повернулся к аббату и, не моргая, уставился на него. Гунтбальд с изумлением и некоторым испугом оценил этот взгляд и, поперхнувшись, ответил:
- Я думаю, что наш император всей своей благочестивой жизнью заслужил, чтобы его с распростёртыми объятиями встретил апостол Пётр у врат рая.
Архиепископ промолчал, и только краешки его губ чуть дёрнулись, одобряя понятливость аббата.
На следующий день рано утром к кострам, где слуги и рабы готовили завтрак императору и его свите, величаво подошёл аббат Гунтбальд. Его со смиренным видом, перебирая чётки и потупив взгляд в землю, сопровождал Эббон. Аббат, вскинув руки к небу, громогласно воскликнул:
- Нечестивцы, как вы можете в годовщину дня, когда сыновья Иакова продали своего брата Иосифа , готовить пищу императору без благословения отцов Церкви? Или вы по своему недомыслию не понимаете, что этот ваш грех может коснуться и вашего императора? Подойдите же ко мне, дети мои, и я постараюсь избавить вас от прегрешения! Подойдите и встаньте передо мной на колени, и после совместной молитвы я благословлю вас!
Со всех сторон к аббату кинулись люди. Они становились перед ним на колени, а аббат, вытянув над их головами руки, торжественно вещал:
- Ежечасно думайте о Боге, дети мои! Все дела свои вершите неустанно с Его именем в сердце. В необдуманных поступках своих бойтесь гнева Его, ибо очи Его всевидящи, и не спрячешь от Всевышнего то, что навеяно лукавым.
Во время своей проповеди Гунтбальд гневно взглянул на Эббона, и тот, убедившись, что всё внимание окружающих приковано к аббату, осторожно, бочком-бочком подошёл к уже приготовленной пище, достал из рукава спрятанную склянку и плеснул из неё в кувшин с вином, а затем, испуганно смотря на проповедовавшего аббата, поспешил прочь. Гунтбальд проводил его взглядом и закончил проповедь:
- Не уподобляйтесь лукавому, не замышляйте козней против ближнего! И воздастся вам по деяниям вашим. Благословляю вас только на благие дела! Аминь.
К середине дня императору, подъехавшему со
