В жизни хотя бы однажды разочаровывался абсолютно каждый человек, различие состоит лишь в глубине данного разочарования, а также в количестве и качестве материальных и духовных маяков, терпеливо посылающих ему сигнал о том, что следует продолжать движение дальше, невзирая на кажущееся отсутствие смысла во всяком перемещении. Впрочем, некорректно называть эту пустоту кажущейся, ведь только от самого человека зависит его система ценностей и ориентиров. У одного она может практически полностью совпадать с подобной в обществе, в котором ему суждено находиться, или влияние которого отразилось в наибольшей степени на его внутренней природе. Другой, возможно, наоборот, поступит свой собственный храм с более или менее уникальным убранством и традициями, которые не будут пересекаться с их массовыми аналогами, а, значит, к нему будет абсолютно неприменимо общественное понятие смысла жизни. Каждому нужно решить, до какой высоты наполнить жидкостью (и какой именно) свой жизненный сосуд, но предоставление решения этого вопроса кому-то или чему-то другому есть преступление против собственной природы для человека, претендующего на раскрытие как личность. Здесь самое место для упоминания одной банальной пословицы о том, что прежде чем судить о человеческом поступке, необходимо пройти его путь, чтобы самостоятельно узреть и понять причины того или иного деяния.
Я не осуждаю желающих свести счеты со своей жизнью, но и не призываю этого делать. Если человека никто не спрашивал, желает ли он родиться в данную эпоху, в данное время, в данном месте и данных условиях, то будет более чем справедливо позволить ему самому решить, как распорядиться своей кончиной. Называть самоубийцу эгоистом есть чистый эгоизм, поскольку это претензии на использование чужой жизни ради собственного блага, даже если они носят экзистенциальный характер. Как иначе можно назвать то, когда один человек хочет, чтобы другой жил во имя кого-то или во имя чего-то, то есть не в свои интересы? Самоубийство — поступок не черный и не белый, как принято оценивать с западной эзотерической традиции. Это лишь действие, которое влечет за собой определенные последствия. Однако у одного и того же действия могут быть разные причины и поводы, которые могут использоваться для оценки этого действия. Так, самоубийство возлюбленного, получившего отказ в любви, романтизирующееся в сотнях классических и современных произведений — поступок весьма низкий, раз человек поставил превыше всего на свете животную похоть, когда безграничное сознание предоставляет ему целый простор для творчества, бескрайние поля для охоты. Сюда же можно отнести самоубийства представителей субкультур, особенно когда коллективный разум, а точнее его жалкое суррогатное подобие, вытесняет всякий индивидуализм. Должно быть понятно, что в аллегории с задуванием свечи Фридрих Ницше писал совсем не про подобных людей. Однако общество не учит понимать, так как всегда легче что-либо запретить в силу меньших интеллектуальных усилий. Вместо того чтобы исследовать причины употребления наркотиков, к примеру, людей сажают в тюрьму или психлечебницу, выбрасывая из социальной системы словно мусор. Вместо того чтобы попытаться помочь людям, угрожающим покончить жизнь самоубийством, их называют слабаками, а при неудачной попытке их ожидает участь не легче наркоманской. Систему, конечно, не изменить, но осознание того, какие послушные рабы ей необходимы, уже есть шаг к освобождению от социально-экономических пут.
Человек, желающий свести счеты с жизнью, должен задать себе один вопрос: а что, если и в смерти тоже можно разочароваться? Известно, что прекрасное остается таким, пока недостижимо. Мысль о занятии любимым делом во время отпуска будет греть рабочего несколько месяцев рутинных будней, но когда ему выпадет такая возможность, счастье быстро рассеется. Точно так же после долгожданных свиданий чаще всего наступает грусть. Прочтение увлекательной книги заканчивается меланхоличным желанием стереть себе память и читать заново, только бы не дойти до конца. Смерть кажется освобождением от одиночества, духовного неравенства, охваченного болезнью людского общества, бесполезных погонь и угнетающих тело и дух привязанностей. Возможно, так все и обстоит на самом деле… а если нет? Вероятность того, что все лишь осложнится или хотя бы останется на своих местах, также не равна нулю. А если так и будет, то какого тогда освобождения ожидать? Что может прийти на ум с проявляющейся всюду дихотомией, как не очередная жизнь? Жизнь, приносящая боль и тоску? Или что-то иное? А если подобных перерождений, оставляющих иллюзорную надежду на спасение, вообще не будет? Здесь тоже вероятность ненулевая.
С этой неизвестностью ничего нельзя поделать, пока не встретишься с ней лицом к лицу. Можно лишь отложить решение этого вопроса на какое-то время, оставаясь жить. Пока на земле есть хоть какие-то незавершенные дела, нереализованные возможности (по Генону, существо может реализоваться только через познание, а оно связано с Бесконечным и не имеет границ), выгоднее жить, оставляя смерть красивым, далеким шансом на освобождение. Разве хочется приумножить свои страдания, отправившись в неизвестность прямо сейчас? Впрочем, на этот вопрос человек отвечает самостоятельно. Если действительно наступила точка невозврата, когда смерть еще не пришла, но жизнь окончательно потеряла духовный смысл, то проведение ритуала завершения оправдано. Однако то разочарование, с которым мы периодически сталкиваемся в жизни, со стремящейся к единице вероятностью не связано с этой точкой невозврата.
Никогда не следует забывать о данных человеку разуме и интуиции, и при решении важнейших вопросов, таких как добровольное лишение себя жизни, следует руководствоваться именно ими.
