– Так вот и не допусти. Ядом ли, мечом ли, но ослобони нас от сей невзгоды. А не справишься, сам знаешь, королевич шутить не любит.
– Исхитрюсь. Никто на меня и не подумает.
– Тьма тебе в помощь!
Снова воспарила птица, взмахнула крыльями и вмиг пропала из вида. Баба-Яга, проводив её глазами, поднялась и, тяжёлыми шагами войдя в лес, затерялась среди деревьев.
– А где Ворон? – поинтересовался Иван, входя в апартаменты друга.
– Улетел, – озабоченно отозвался Елисей. – Дела у него какие-то. Ох, не люблю я, когда он покидает дворец, боюсь, не убили бы, али не словили.
– Да ладно тебе, Сань, – удивлённым тоном сказал Голоднов, – он мужик крепкий, неглупый, с чего бы ему попасться?
– Сам понимаю, да всё равно тревога гложет. Как Марьюшка?
Глаза Ивана подёрнулись мечтательной поволокой.
– Уснула, – улыбаясь, ответил он. – Всё читать меня учила, а потом глазки слиплись совсем, пришлось уложить.
Елисеев тоже усмехнулся.
– Ты ей всех мамок-нянек заменил, Ваня, – шутливо сказал он. – Полюбила она тебя.
– Я её тоже. Очень, – тихо признался мужчина.
И заговорил чуть громче и горячее:
– Видишь ли, Саш, я всегда дружить хорошо умел, а вот любить так, чтобы сердце сжималось, не мог. И думал, что обделила меня жизнь этим чувством. К маме был привязан, конечно, но это другое. А Марьюшка…
Он замолчал, не зная, как точнее передать свои мысли. Царь положил руку другу на плечо.
– Я понимаю. Сам до Василисы не знал, что можно так прикипеть к человеку, чтобы быть готовым жизнь за него отдать. То ли до возраста это не пробуждается, то ли сам мир наш так действует. Думается мне, кто был плохим, хуже здесь становится, а хороший – лучше. Мыслю я, сказка это.
– Точно, – рассмеялся Иван.
И Саша поддержал его веселье.
Стояли тёплые сумерки. Около небольшой запруды молчали двое мужчин. Одному было за пятьдесят, он сидел, охватив колени и опустив на них подбородок, а другой – дед лет семидесяти время от времени закидывал уду, сняв с неё прежде окунька или плотвицу.
– Так и будешь молчать, тятя? – угрюмо спросил первый.
Второй покосился на него, но не сказал ни слова.
– Что ж ты гонишь меня от себя, словно супостата? На что огневался?
В ответ снова прозвучала тишина.
– Я худого никому не делаю, за что же ты сердишься столько лет?
Наконец, послышался глухой голос старика:
– За непокорность твою. Говорил же я, кудеса – не божеское дело. Почто ослушался родного отца, не захотел честным трудом жить?
– В чём же я нечестен, тятенька? Людям помогаю…
– Нечистому ты помогаешь, вот кому! Посмотри, что он с тридесятым государством содеял. Я всё сказал, уйди с глаз моих!
– Эх, тятя…
Поднявшись, мужчина вытер глаза шапкой, и с места, где он только что стоял, взмыла крупная птица. Покружившись над водой и каркнув на прощание, она улетела. Старик плюнул через плечо, перекрестился и вновь закинул удилище, забыв снять с крючка рыбу.
А Ворон направился ко дворцу. Опустившись у крыльца, обернулся он человеком и, всё ещё отирая глаза, поднялся по лестнице, через минуту присоединившись к обществу друзей.
ВИДЕО КНИГА, ГЛАВА 4.
ЧИТАЕТ АВТОР.
ЧИТАЕТ АВТОР.