(Из повести «Сполохи юности», Яндекс Николай Углов ЛитРес или Амазон, Озон, а также на мобильных приложениях телефона)
Летом 1957 года, нагрузившись двумя старыми чемоданами с учебниками, перевязанными верёвками, чтобы не развалились от тяжёлых книг, приезжаю в Липецк. Пришёл в горно-металлургический техникум. Сказал, что я иногородний, у меня нет денег, и негде жить. Оказывается, в общежитии есть временные места для поступающих в техникум. В большой комнате жило человек пятнадцать. Дали койку. Сразу же стал искать работу. Где только не был, где только не умолял принять на временную работу! Сжалился один мастер. Принял разнорабочим на строительство нового моста через реку Воронеж. Я успешно сдавал экзамены, отпрашиваясь у доброго дядьки – десятника и затем отрабатывал эти часы во вторую смену. Донимал голод, покупал только один хлеб. Шесть рублей, как не экономил, кончились! Два дня уже ничего не ел. Работать тяжело, голова кружится. Обед. Рабочие разбредаются, садятся на брёвна, развязывают свои узелки с едой. Отхожу в сторону, лежу на земле с закрытыми глазами. На третий день подходит бригадир:
- Углов! А ты почему не обедаешь?
Что-то невнятно бормочу.
- Всё понятно… Ребята! Давайте немного скинемся, поможем студенту! Работает старательно. Чудной парнишка. Голодный, а не попросит. Гордый? Так и помрёшь с голодухи!
- Мне не привыкать…
Бригада накормила меня. Теперь в обед я был сыт. Каждый что-то давал из своих запасов. Даже оставалось немного на вечер. Как я благодарен этим простым русским работягам! Всё таки щедрый наш народ!
А тут и сдал все экзамены – две пятёрки и две четвёрки. Я поступил в техникум! Вся бригада радовалась:
- Молодец! Толковый парень! Хорошую профессию выбрал! Будет толк из тебя!
Я получил расчёт. За 22 рабочих дня мне полагалось 40 рублей. Радости моей не было предела. Это целое состояние! Никогда ещё в жизни не держал в руках столько денег! Притом, сам заработал!
Нас на целый месяц сразу же направили на уборку картофеля куда-то под город Усмань. Это было очень кстати. Целый месяц не надо было думать о еде – казённые харчи. Там также немного заработал. Приехал, получил стипендию 36 рублей. Сразу купил драповое зимнее пальто за 60 рублей и нанял квартиру с питанием за 30 рублей в месяц. Общежитие пообещали во втором семестре. Квартиру нашёл по объявлению, вывешенному около техникума.
Частный дом по улице Плеханова располагался рядом с техникумом. Хозяин дома – бывший майор советской армии. Спокойный, порядочный человек. Жена, две дочери моих лет. Мне дали отдельную комнату. Майор, оказывается, брал Берлин, но страшно ненавидел советскую власть. Он на многое открыл мне впервые глаза. Познакомившись поближе с ним, стал понимать некоторые вещи, о которых мне никто не говорил – ни отец, ни дядя Вася, ни тем более малограмотные отчим с матерью. Вечерами майор вместе со мной слушал по громоздкому радиоприёмнику «Голос Америки» и «Немецкую волну». Я с ужасом сознавал, в какой стране мы живём! Я-то думал, что в самой счастливой, а оказалось, в одной из самых угнетаемых! Майор много рассказывал о прошедшей войне, о политике и наших правителях:
- Коля! Мы для них мусор! Нигде в мире так не уважают свой народ! Ты бы видел, как жили немцы! Всё хотя и разбомбили, но видно, какие были у них дома – не наши сараи! Везде виден порядок и чистота. Даже в коровниках плитка! Ты знаешь, что это такое? Мы вот в туалет ходим на улицу, а у них нет такого!
- А куда же? Не в комнате же!
- Ох, Коля! Ничего ты ещё в жизни не видел. Я вот тоже был патриот. А прошёл войну, такую гадость увидел, такое унижение, такие жертвы… Во имя чего? Как мы живём? Хуже всех в Европе! Нашим правителям нужна власть во всём мире. Во имя своей дурацкой идеологии они готовы на всё!
- Да я сам спорил на уроках с одним преподавателем за культ личности Сталина. Так он мне в отместку по истории поставил тройку, хотя я знал её в классе лучше всех.
- Да они все такие, зашоренные! Твердолобые, мстительные! А за Сталина я знал всё и до его развенчания. Сколько у нас в Липецке моих знакомых сгинуло в вечность! Слава Богу, выкинули этот труп из Мавзолея! Да и второго … надо тоже на помойку!
От этих слов становилось страшно. Впервые слышал такое!
Майор был уже на пенсии. Жена только что бросила учительствовать и занималась вместе с ним подсобным хозяйством. Две красивые дочери. Одна училась в десятом классе, а другая куда-то не поступила и теперь опять готовилась. Когда впервые пришёл нанимать квартиру и увидел дочерей, сразу смутился и хотел уйти. Но меня успокоили и оставили, видать, я им понравился.
Девчата были довольно наглые и раскованные. За завтраком мне было стыдно смотреть им в глаза, а они всегда подшучивали надо мной. Эта их странная манера – всё время подтрунивать надо мной, бесила меня, но я старательно отмалчивался, и старался не связываться с острыми на язык девками. Вероятно, был по-деревенски неуклюж, смешон, стеснителен.
После Нового года дали общежитие и я покинул доброго и грамотного майора – так мне было легче выживать. О нём остались самые хорошие воспоминания…
Общежитие в четыре этажа и техникум находились на возвышенности, рядом с древним собором. Его высоченную колокольню фотографировал неоднократно – церковь мне нравилась. Наша часть города находилась как бы на горе. Внизу был центр, парк и река Воронеж. Над нами пролегала трасса, по которой возвращались на аэродром стратегические бомбардировщики. От гула реактивных гигантских самолётов, повторяющихся каждые полчаса, невозможно было слушать преподавателя и тот обычно, с мелком в руке, замолкал на минуту. Я в такие минуты думал:
- «Вот бы я был лётчиком! Обязательно бы попросился в стратегическую авиацию! Какая мощь! Вот это да! Всё- таки, какой сильный Советский Союз! Прошло-то всего двенадцать лет после окончания войны, а мы стали ещё гораздо мощнее! Какие реактивные бомбардировщики! Теперь даже американцы с англичанами боятся нас! А уж немцев мы бы сейчас одной левой! Вот такие гигантские самолеты везут, наверное, атомные бомбы. Вот будет подарочек американцам! А то они сильно заедаются на Советский Союз. Надо обязательно, как будут призывать в армию, попроситься в авиацию».
Уже намного позднее узнал, что первые стратегические бомбардировщики, какие были в Липецке (ТУ-16), могли бы долететь до Америки и сбросить атомные бомбы, но назад бы они не вернулись, т. к. дальность полёта их была всего около шести тысяч километров.
Я много фотографировал самолёты - частенько подходил с фотоаппаратом к самому аэродрому. Мог часами, лёжа в траве, наблюдать и фотографировать при посадке эти невиданные самолёты. Если бы меня застукали, то могли подумать, что я американский шпион.
Под горой, ниже нашей улицы, располагался большой парк, выходивший к заливным лугам реки Воронеж, где когда-то Пётр I построил первую русскую эскадру, потрепавшую турок. Внизу у входа в парк располагался кинотеатр, в который мы частенько ходили. А дальше, самый центр города. За старым и вновь строящимся мостом на другом берегу реки были видны пять новых гигантских доменных печей огромного Ново-липецкого металлургического комбината. А слева внизу, старые четыре домны завода «Свободный Сокол». Все домны всегда были в дыму. На противоположной стороне города также всё в дыму от десятков заводов. Трубы тракторного, чугунолитейного, радиаторного, трубного, метизного, сталелитейного фасонного, машиностроительного, цементного и других больших заводов дымили круглые сутки – везде была трёхсменная работа. Мы готовились к ядерной войне с американцами и надо было успеть хорошо вооружиться. Это было для меня потрясающее зрелище! После сибирского таёжного посёлка Вдовино и курортного городка Кисловодска, где не было таких гигантских заводов, здесь было сосредоточено 24 огромных завода! Сердце моё распирала гордость за нашу Россию. Вечерами, стоя на горе, любил наблюдать жизнь заводов. Чёрные шлейфы дымов, сполохи огня металла доменных, мартеновских и бессемеровских печей, вагранок, гудки маневренных паровозов. Я думал:
- «Какая силища сосредоточена в Липецке! Сколько заводов, сколько бомбардировщиков! Да этот город стоит целого государства! Липецк честный город – труженик, город современных заводов, город мощи России! И я теперь, после учёбы вольюсь в ряды строителей коммунизма!»
Это было наивно, но я продолжал быть патриотом страны, несмотря на то, что уже не раз узнавал о ней другую правду от некоторых взрослых людей. За два с половиной года полюбил Липецк. Как ни странно, но воздух здесь, у техникума, был всегда чист. Видно, что ветер всегда относил дым в сторону от города. И зелени там было много, и вода в реке в то время ещё была чистая, не раз рыбачили. Климат сухой, зимой снег и морозы, всё мне нравилось здесь! В свободные дни мы с другом излазили заброшенный собор с высоченной колокольней, который находился рядом. С колокольни при хорошей погоде получались отличные обзорные снимки города. Только страшно было карабкаться по полуистлевшим деревянным ступеням лестницы.
Из преподавателей запомнился директор техникума Зеленцов. Он вёл технологию металлов и металловедение. Вечно улыбающийся Барышев преподавал высшую математику, техническую механику и теханализ. Хромой Окутин вёл технологию литейного производства, конструкцию и расчёт печей и сушил, а также мехоборудование литейных цехов.
Все любили Барышева. В потёртом синем костюме, всегда красный и возбуждённый, он с увлечением выводил на доске, не заглядывая в учебник, длиннющие формулы высшей математики и механики. Это был прекрасно знающий своё дело специалист, но… у него была слабость: он всегда был «под шафе». Во время урока он исчезал несколько раз куда-то на 2-3 минуты. Приходил опять ещё более возбуждённый, с весёлыми и горящими глазами. Мы уж потом узнали, что он выбегал в рядом находившуюся лабораторию, где его уже ждал друг – лаборант с мензуркой спирта. Зайдёт энергично, пригубив спирта и повеселев, глянет озорно на нас:
- Ну что – с? Продолжим – ссс… На каком интегральчике – ссс мы остановились?
И начинал размашисто писать на доске, всё усложнять и усложнять бесконечные ряды цифр:
- Итак – с… двойной интегральчик – ссс. Так, так – ссс. А теперь, тройной. И дальше… фигурный интегральчик – ссс. И вот он, наконец, … голубчик – квадратный интегралец!!!
Мы все давно уже не записываем, а весело хохочем – разве мысленно такое запомнить! А Барышев шпарит и шпарит, в азарте ломая мел и, наконец, победно ставит точку! Весь класс, не скрывая восхищения, встаёт и аплодирует!
- Ну, ну!
- успокаивает он.
- Через месяц вы сами будете так выводить!
И закуривает, смеясь. Барышева так и звали – «интегральчик».
Подшучивали мы и над профессором Окутиным. Он всегда был с тростью в руке, припадающим на одну ногу. Его вихрастая, «тыковкой головка», хромая нога и были предметом насмешек студентов. Ему дали прозвище – «француз с рязанской мордой» и сочинили
|