Город юности моей...

стих:

                            Ты постой, погоди!  Отец  Окутин  впереди!
                            Обрати своё вниманье  на изгиб его ноги!
В мастерских техникума мы ежедневно слесарничали по два часа. Делали ушки для дверей, навесы, ключи, несложные инструменты. Стоять за верстаком и выделывать кропотливо, выпиливать, швабрить на тисках -  мне было тяжело и нудно.
Второй курс у нас начался с полевых работ. На этот раз нам повезло - отправили под город Лебедянь собирать яблоки в совхоз «Агроном». Гигантский совхоз раскинулся более чем на шести тысяч гектар. И все они были  засажены яблонями. Такого обилия яблок  ещё не видел нигде! Ветви деревьев гнулись от крупных, до полу килограмма,  жёлто – зелёных плодов знаменитой Антоновки. С одного дерева собирали пятьсот – шестьсот килограммов вкусных  яблок!  Ряды Антоновки уходят в  неизведанную даль, перемежаясь с рядами  других  сортов яблок. Полыхают «снегирями»  ярко – красные продолговатые плоды Пепина шафранного.  К горизонту уходят  ряды Золотой китайки, Московской грушовки, Бельфлёра,  Гольден делишеса, Джонатана и Ренета золотого.
Этим рядам не видно конца и края. В самом центре России такое обилие яблок! Я не переставал радоваться это благодатной земле и одновременно сомневаться кое  в чём, размышляя:
    - «Вот какие люди живут здесь! Война только окончилась, а такие сады! Они что, их сажали до войны? Почему тогда немцы не разрушили все эти  гигантские заводы и не  уничтожили море яблок?  Как это советские люди сберегли всё это?  Видать, зениток было уйма и немецких самолётов здорово сшибали здесь! Но почему здесь такие бедные деревни? Дома маленькие, завалящие, крыши соломенные, дороги никудышные, в магазинах ничего нет. У нас на Кавказе заводов таких нет, но люди живут на порядок лучше. И дома каменные, и дороги лучше, и в магазинах всё есть. Почему такая разница? Государство здесь сильное, а народ  «слабый», терпеливый. Никто о нём не заботится, все живут одним днём, и тому рады!»
Нас поместили в деревянных бараках. Длинные ряды столов, умывальников (труба с сосками), рядом туалет. Кормили неплохо. Особенно мне нравилось, что давали много душистого  совхозного хлеба и молока. Лучшей еды для меня и не надо!
Всех разбили по парам и дали чёткий план по сбору яблок – довольно  большое задание. Кто хочет ещё  и заработать, тот должен, выполнив план, во внеурочное время «пахать».  Убираем яблоки мы с Сашкой Камыниным. Оба старательные, спешим, почти не отдыхаем, не разговариваем, не болтаемся без дела.
Учёт здесь строгий, не обманешь. Между рядами постоянно ездит на  бедарке, запряженной лошадью,  учётчик. Он забирает полные ящики и привозит пустые.
Дни стоят солнечные и тёплые. Безветренно и тихо. Ароматный запах яблок пьянит душу, радует сердце. В  первые же дни объелись сочными вкусными плодами. В саду крики, веселье, шутки, кидаются яблоками – молодость берёт своё! Сашка наставляет меня:
    - Колька! Не отвлекайся! Пусть бездельники носятся. Мы должны себя показать! Надо заработать!  Хорошо поработаем, купим  костюмы и по «лондонке»! Они очень дорогие! Я не видел, чтобы в техникуме у кого-нибудь были такие кепки!
«Лондонка» -  модная кепка из не мнущейся серой толстой ткани с мягким резиновым козырьком, обтянутым ей же. Они только начали появляться  тогда,  и молодёжь сходила с ума по ним. Сразу скажу, мы всё таки купили эти блатные кепки, но не успели  как следует их поносить. Их с нас  сорвала банда сорванцов. Но об этом позже.
Мы уже привыкли друг к другу, подружились. Вечерами особенно нечего делать. Здесь бригада, а центральная усадьба в шести-восьми  километрах. Многие ходят туда на танцы, а мы с Камыниным не умеем танцевать, да и не хотим учиться.
Уезжая из совхоза «Агроном», нам как-то было грустно. Успели  привыкнуть и полюбить эти места. Нам с другом вынесли в приказе благодарность. Мы единственные, кто заработал больше всех – по четыре ящика крупной Антоновки! Все заработанные группой яблоки вёз в  город  специально выделенный грузовик. Семь ящиков яблок мы с Сашкой завезли на рынок и продали  оптом  какой-то торговке, а один ящик завезли в общежитие и спрятали под кровать. Долго в нашей комнате стоял вкусный запах, напоминая нам о совхозе «Агроном»! Да ещё осталась память о щедром совхозе в виде двух любительских фотографий, сделанных моей «Сменой». На одной стою среди гроздьев яблок (как виноград!) в  кепочке - молодой, улыбающийся. На другой, сделанной в пасмурный день, стоим с Сашкой в телогрейках  и сапогах среди рядов яблонь – усталые,  угрюмые.
Учёба на втором курсе пошла теперь веселее. Всё тот же любимый  Барышев с шуточками «крутил» длиннющие формулы, но теперь по теоретической механике. Также «угнетала» практика по слесарному делу в цехах. Радовали ежедневные спевки после занятий в актовом зале техникума, т. к. я любил песни.
Иногда по вечерам мы ходили с повязками дружинника по городу – хулиганья здесь было много. Парк рядом, ежедневно танцы. Подходишь, издали всегда слышна тогда очень популярная «Маленькая Мари»:

            Мари не может стряпать и стирать – зато умеет петь и танцевать!
                          Любой костюм на ней хорош – пусть он стоит всего грош!
                          Сотни глупостей больших – ради неё ты совершишь!

На танцплощадке постоянно вспыхивали драки, хотя всегда находились рядом два милиционера. На танцы мы с Сашкой и Лёшкой не ходили, хотя и надо было уже приобщаться.
Зато мы втроём много гуляли по парку и фотографировались среди старых, ещё Петровских пушек. Часто ходили в кино, по городу, на реку, полюбили футбол и болели за местную команду  «Металлург», пролезая через забор  без билетов  на её матчи. Денег не хватало, жили впроголодь. На стипендию надо было кормиться, учиться, одеваться и проводить досуг. За все три года мать с отчимом ни разу мне не помогли, не прислали ни рубля, ни посылки!  Приходилось полагаться только на себя! Больше того, приезжая на каникулы домой,  всегда  привозил немудрящие подарки им, высылал кучи фотографий (а это всё надо купить -  фотобумагу, проявитель, закрепитель), покупал для нашего патефона пластинки.
И без того всегда копейки экономишь, а тут ещё и обокрали меня! Как-то стоял в очереди за пластинками. Только подошла очередь, полез в  задний  карман  спортивных трикотажных брюк – пусто! Кто-то  вытащил огромную для меня сумму – сто рублей одной бумажкой (10 руб. по-новому). Я, как ошпаренный, выскочил из очереди, ошалело  оглядывал всех:
    - Какой-то мерзавец  стоит здесь же… Что делать? Заорать? Милицию позвать? Но они не  будут  же всех обыскивать. Бесполезно всё это… Пусть подавится моей нищей копейкой этот негодяй!
Ушёл молча. На душе противно:
    - Как жить дальше? До стипендии ещё далеко. Что-то надо делать…
А жил я на  семь рублей в сутки (70 коп.). Утром  чай с  одним кусочком сахара и хлеба, обед – щи б/м и макароны, вечером чай с сырком плавленым «Дружба».
Пошёл сдавать кровь. Говорили, что хорошо платят, кормят и  два дня отдыха положено.
У меня  вторая группа крови. Операция сдачи крови несложная. На месте сгиба локтевого сустава прокалывают вену и тоненькой трубочкой – шприцом откачивают кровь. Лежишь, только пальцы рук сжимаешь, разжимаешь. Немножко неприятно – концы пальцев слегка покалывает и голова чуть кружится. Медсестра упрекнула меня (больно уж худой, для чего сдаёшь кровь?)
Я промолчал. Да и что было отвечать и к чему? Деньги мне нужны!  Не с голоду  же помирать! Я и сам был против этого донорства, т. к. ходил вечно голодный. Понимал, что  при таком питании, да ещё отдавать кровь? Часто раздумывал:
    - «Что за жизнь? Для чего мы живём? Вот мне уже двадцать лет, а я всё голодаю. Всё  практически  детство прошло в голоде и сейчас.  Когда это кончится?»
В первый раз сдал всего двести граммов крови. Заплатили сто рублей (10 руб.), вволю наелся хлеба и напился сладкого чая.
За время учёбы в техникуме было несколько таких критических моментов, когда выручала сдача крови. Всего  сдал  три килограмма  шестьсот граммов своей кровушки…
Ходили мы чуть не ежедневно и на железнодорожную станцию разгружать вагоны по ночам. Но там таких, как мы… сотни! Огромная очередь студентов из всех институтов и техникумов. У большинства знакомые, блат и нам очень редко доставалась работа.
Разгружали вагоны в основном с углём, огнеупорной глиной, кирпичом, песком, щебнем. Расплачивались на месте. В основном перепадали крохи.

В ноябре у нас была первая трёхнедельная практика на Липецком тракторном заводе.
Завод оглушил меня своей мощью, размахом, громом и гарью,  бешенным  темпом конвейерной системы в гигантских километровых цехах. Издали, когда смотришь на завод,  вроде благостная картинка. А наяву завод подавляет своими огромными пространствами, оглушает и уничтожает неподготовленного маленького человека.  Многочисленные заводские проходные ежесуточно «выплёвывали» до шестидесяти тысяч рабочих. Отдельная человеческая личность в этом море была песчинкой. Только здесь мы  начали  по – настоящему понимать, на кого  учимся. Какое огромное производство и что такое  один человек  со своими ничтожными мыслями перед этой махиной? Завод заставил себя уважать, а собственное «я»  убежало куда-то в  тёмный угол перед этим величием…
Мы ознакомились со всеми цехами. Сталь  варили, разливали в основном в мартеновских печах, но уже были первые  «бессемеровские»,  «томасовские» и электрические  скоростные печи. Гигантские цеха – механические, заготовок и сборочные были ещё не столь грязны и шумны, как  чугунолитейный, куда нас поставили прямо на рабочее место. Небольшие печи  вагранки (высотой всё равно приличной – с  четырёхэтажный дом!), изрыгали расплавленный чугун  в  десятитонные ковши. Мостовые краны разливали его в непрерывно двигающиеся по конвейеру опоки.  Стержневое  отделение  цеха,  обрубочное. Трудно было в формовочном  и землеприготовительном – самом  грязном, пыльном, шумном, с десятками транспортёров.
Неизгладимое впечатление оставил на всю жизнь участок очистки литья, где мы еле выдержали на рабочем месте неделю! Нас, троих друзей, поставили на небольшую площадку, сваренную из толстых металлических стержней «решёткой», над которой ходил  по изогнутому швеллеру тельфер – небольшой  кран с крючком, управляемый переносной, в руках, кнопкой.  Снизу по длинному подземному тоннелю – коридору двигался грохочущий конвейер, на котором находились огнедышащие, только что залитые расплавленным чугуном, опоки. Они были жёстко прикреплены к металлической ленте конвейера на расстоянии четырёх – пяти  метров.
Опоки представляют собой  две металлические ёмкости, одна над другой жёстко скрепленные скобками. По размеру опоки раз в пять больше ящика для бутылок. В них формуются будущие детали трактора – отливки. Они утрамбовываются на специальных станках в особой земле (смесь песка, глины, огнеупорных  добавок и масел). После того, как модели  в формовочном отделении утрамбовали, их вынимают из обеих половинок.  Затем  накрывают нижнюю половинку верхней. По центру скрепляют специальными тяжёлыми (чтобы не прорвался металл) чугунными