Эффект плацебо

Фрунзик Норикович – это сын Норика Аветовича. Он архитектор. Фрунзик Норикович обожает космические архитектурные композиции в стиле «оупенспейс» и презирает шторы. Ничто не должно мешать контакту человека с вселенной.

Норик Аветович, папа Фрунзика Нориковича, да ладно, чего таить – олигарх. Армянский Олигарх. Это запомнить легко - очень похоже на название аквариумной рыбки. В своё время первому секретарю горкома компартии Еревана приходилось часами высиживать на собраниях, пачкать визами в левом верхнем углу тысячи документов, в общем, к шестидесяти, как местные знахари не латали снизу рану, она не зарастала. Хоть переворачивай вниз головой и сургучом заливай.

Были испробованы сотни методов традиционной и нетрадиционной медицины. Все старания армянских дипломированных докторов и самодеятельных старушек облегчение приносили невыразительное. Заговоры утрачивали силу, и развитой социализм снова принимался за свое. Словно на Арарат натягивают. Пожар в полярном головному мозгу месте бесил старика и выбивал из сил. Москву он решил посетить с умыслом обнаружить в ней чудотворца, видящего через задний проход будущее, а также навестить сына. 

И вот Норик Аветович Манукян,  вызванный из Еревана в гости, никого не трогает, его никто не трогает, и три дня проживает он в доме сына и троих внуков. Попутно страдает от геморроя. Сын между тем дома не бывает. Строит оупенспейсы сразу по трём  адресам, конкурируя с другими адептами космического строительства. Первые два дня старика это огорчало, однако когда он узнал, что сын человек уважаемый, сказал в трубку: 
- Я вырастил настоящего мужчину. Не приходи домой, пока не построишь все оупенспейсы». 

И Манукян-младший не приходил.  
Между тем душа и совмещенное с неюотверстие горели, нужно было что-то делать. Манукян-младший договорился в ЦКБ, и Манукян-старший, чтобы хоть как-то перебиться до вмешательства профессионалов, прибегнул к испытанному методу. В любезно предоставленной снохой газете (посмотрю, сказал он, что в театрах идёт) он отыскал номер телефона. Текст объявления убеждал, что попа при правильном техобслуживании хозяина начинает, представьте, радовать. Облученный радостной вестью, Норик Аветович вышел из шарообразного дома презирающего шторы сына и отправился к видавшему виды автору объявления. По указанному адресу обнаружилась восьмидесятилетняя старуха в бейсбольном головном уборе и со взглядом преданной анафеме монахини. Была похожа она, короче говоря,  на кого угодно, но только не на медицинское светило. Успокоило вот это: «Милай, я
столько задов вашему брату на ноги подняла, что меня пора заносить в наследие ЮНЕСКО».

Видя колебания Норика Аветовича относительно бейсболки, старуха пошла в атаку и пообещала, что через три дня генацвале будет прыгать через заборы как собака. Представив как это выглядит, Норик Аветович оставил сомнения. И через пять минут ему была продана свеча диаметром сантиметров, пожалуй, в пять. Сплав, из которого она была отлита, обещал почти что бальзамирование. Прополис, шалфей, ромашка, парафин и ещё с десяток ингредиентов без консервантов и красителей. Никакой химии, касатик, всё
натуральное, с огорода. Букет гарантировал выздоравливание скорое и безболезненное. Однако сообщено было сразу, что  проводить лечение в одиночку невозможно. Если результат лечения обещал благодать, то его процесс был, ну, нетрадиционен, что ли. Напоминающую эстафетную палочку свечу касатику должен был вводить очень близкий человек. И этот же близкий человек должен был касатика обездвижить. Слабенькое бо-бо могло заставить касатика свечу слабовольно вынуть, а это лишало концепцию выздоровления здравого смысла. Зажженная свеча должна была растаять в касатике до конца.

Вернувшись домой и дождавшись ваятеля оупенспейсов, бывший партийный вождь изложил наследнику план их мероприятий на ближайший вечер. Но тот проявил себя незрело, стал пинать стулья в гостиной, перешёл на вокзальный мат, повел себя, словом, как ребенок.

Но старик был непоколебим, и Фрунзик Норикович сломался. В конце концов, думал Манукян-младший, завтра они едут в ЦКБ. Там преемники Чазова сделают всё как надо, а шалфей вреда причинить не может. Тем более - там.

- Папа, - шептал Фрунзик Норикович Норику Аветовичу, прикручивая старца своими брючными ремнями к кроватной раме, - прошу запомнить, что не я это предложил.

- Делай, сын, - поощрил наследника Норик Аветович. – Помни, что ради отца. И пусть рука твоя не дрогнет.

Фрунзик Норикович ухватил свечу как кинжал и попросил олигарха хлебом поклясться, что ни в ЦКБ, ни потом, в Ереване, куда он намерен вернуться, чтобы встретить старость, папа не рассказал никому о том, к чему понуждал сына во имя избавления от незначительной боли.

Генсек Еревана пообещал. После того как тридцатисантиметровая свеча была установлена в гнездо, Манукян-младший щелкнул зажигалкой. Перекрестился опустошенно и покинул комнату-оупенспейс. Теперь ничто не мешало Манукяну-старшему контактировать с вселенной. Остались только образа над кроватью и под ними - необычной конструкции лампада. Чтобы, спаси и
сохрани, в это помещение случайно не вошли дети, и не увидели как папа использует приехавшего из ближнего зарубежья дедушку, Фрунзик Норикович запер дверь на замок.

Спустившись, он стал пить с женой чай, неуравновешенно отказываясь поддерживать разговор на тему: «Вы, два дебила, за это ещё
поплатитесь».

Как в воду смотрела. Через полчаса, то есть, в половине двенадцатого, в доме раздался страшный грохот. Звон стекол и треск оконных рам поначалу удивил Фрунзика Нориковича. Землетрясений в Москве никогда не случалось, и что могло вызвать толчки, было непонятно.

Потом раздались какие-то крики и выстрел. Дети спали на первом этаже за зарешеченными рамами, это и спасло их от заикания. Через мгновение дом заполнили здоровые дяди в черной униформе, на спине которой были написаны три буквы, по популярности занимающие в России второе место. Дяди громко произносили слова из трёх букв, занимающие по популярности в России первое место, и как бы между прочим просили всех присутствующих прилечь на пол. Потом Фрунзик Норикович услышал топот армейских ботинок на втором этаже. Кто-то довольным голосом сообщал, что информация оказалась не только достоверной, но и превосходящей ожидания. И приглашал всех убедиться в этом, ибо посмотреть, ей богу, было на что.

Фрунзика Нориковича поволокли наверх, и только в этот момент он вспомнил о папе, гемморое, ЦКБ и КПСС. Да тут ещё Норик Аветович извивался на кровати и кричал так, что, если бы не великолепная звукоизоляция, перебудил бы всех внуков Юго-западного округа задолго до прибытия спасателей. В общем, все чуть-чуть нервничали.

Манукян-младший получил удар в печень и вопрос в голову: «Кто организатор, сука?». Тот искренне признался, что тот самый. Что лежит.

- Он что, дебилом прикидывается? - воскликнул старший, не адресуя свое профессиональное изумление ни к кому конкретно. Жена Фрунзика Нориковича ответила, что они женаты уже восемь лет, он не прикидывается. И по ней было видно, что она что-то не договаривает.

Пока огарок извлекался из места установки, а бывшему первому секретарю горкома Еревана вводили обезболивающее и впихивали реланиум под язык, Манукян-младший успел признаться в распространении бубонной чумы в Марьиной Роще и отравлении водопровода в Тольятти. Он раскололся бы ещё лет на двести пятьдесят особого режима, но тут Манукян-старший обрел дар речи и первым делом пообещал удавить какую-то старую тварь. Видимо, бредил. И только потом стал желать спасателям мерет кунем и
уверять их, что если они тотчас не освободят его сына и сноху – здесь он перешел на родной язык, и я даже не знаю, как это дословно перевести на русский – сделает из них, из мальчиков, настоящих мужчин, что ли.

По счастливой случайности не знающий армянского командир группы спасателей стал оправдываться мелко, но убедительно. Участковый возвращался домой и разглядел в окне одного из домов ретроспективу начала девяностых: на кровати лежит перетянутый ремнями как чемодан  гость из ближнего зарубежья, а из его задницы торчит какой-то факел. И этот факел едва ли меньше того, за какой ухватилась статуя неподалеку от южного побережья острова Манхэттен. И в свете разума и этого факела как бы понятно: когда осуществляешь заем, не нужно в договоре оставлять пункт о обязательности выдачи денежных средств по первому требованию кредитора. Прошедший аттестацию, человек честный, ненавидящий вымогательство во всех его проявлениях, участковый тут же доложил куда следует. Куда следует бросились спасать честь если уже не гостя страны, то хотя бы самой страны. Нечего и говорить, что телефонный донос по сравнению с реальным арт-перфоманс выглядел по-канцелярски серо и уныло.

Чтобы успокоить детей, им после наступления долгожданной тишины объяснили: у дедушки заболела ножка и приезжала скорая.