санэпидстанции, как все уже всё поняли и, растопырив свои конечности, как тараканы, приготовились расстаться со всем тем, что не попросит этот опасный тип с пистолетом.
Хотя можно и без всех этих внешних эффектных заходов, на которых настаивает незрелость и молодость Фомы, который ещё не определился и ищет себя, и поэтому так выдвигается на первый план. А там, между прочим, могут и подстрелить, окажись среди посетителей кафе человек с тараканами в голове. А у него и так боязнь белых халатов, а тут ещё вслух озвучивается такое страшное и не выговоришь что за слово, – а это говорит хотя бы о том, что человек выговоривший это странное слово, как минимум, готовился к тому, чтобы без запинки его выговорить, – и что спрашивается, ему делать.
И конечно этот человек с тараканами в голове, у которого при себе всегда пистолет (как ему его выдали, то это другое дело), сразу разволнуется, занервничает и не успевает подмигнувший той красотке с плаката Фома и шагу сделать по направлению к административной стойке, как его не подмигивающий и прямо смотрящий на красотку глаз, – а по сути, он как раз и подмигивал или так позиционировал себя, – к полному своему удивлению обнаруживает, что эта красотка и сама не прочь на близость с ним. Да так не прочь, что Фома, так и не поняв, как это всё произошло и как вообще такое может быть, вдруг обнаруживает, как эта красотка своими сочными и аппетитными губами приложилась прямо к его подмигнувшему глазу. При этом он сам стоит в стороне от всех этих дел и, глядя на всё это всё с той же стороны, недоумевает как так может быть.
Ну а такой ребус или головоломку разгадать не всякому по плечу, и видимо и Фома к этому был ещё не готов, раз его в один момент всего перекосило и он, почему-то использовав для выдоха из себя переработанного кислорода не как обычно рот, а отверстие на месте своего подмигивающего глаза (возможно потому, что выходящая из него переработка была слишком дымного качества), вслед за этим в один момент сложился и рухнул на пол. Ну а как только Фома так себя реализовал в качестве представителя специальных служб, не без участия человека с тараканами в голове, то в зале кафе поднимется паника и все те, кто ещё находился на ногах, как тараканы ломанутся кто куда – Фома хоть и посмертно, но всё же смог очистить это место от тех представителей паразитов, кому не место в такого рода общественных заведениях.
Так что хорошо, что Фома не стал проявлять инициативу и не выдвигать эти свои чреватые неожиданными последствиями предложения, а приведя Свята до места, всего лишь сказал. – Пришли. – На что следует ответ Свята: «Понятно», – и они, поднявшись по ведущим ко входу ступеням, заходят внутрь кафе.
И хотя в этом их заходе не было ничего необычного, всё же Фома не удержался и всё это увидел в своём воображаемом виде – Фому даже очень можно понять, ведь он сегодня в первый раз, так сказать, при исполнении, и при этом в ведущем качестве, сыщика (это он уже сам надумал). И, конечно, он не может не пропустить этот момент через себя – от первого впечатления зависит всё его будущее в этой профессии. И если он не будет впечатлён или это впечатление оставит желать лучшего, то не будет ли это знаком того, что он выбрал для себя не ту профессию и стезю, и следует ещё подумать, а может сразу же не думая, сменить её на другую, преступную.
И хотя Фома уже не раз об этом думал и считал, что выбранная им профессия и есть его призвание, всё же это всего лишь теоретические знания, и без практического опыта, своего первого впечатления, их не закрепить. И он, дабы придать остроты своему первому впечатлению, включил всё своё воображение, со ссылками на им ранее виденное в кино про крутых сыщиков, чьи методы не отличались большим изяществом, но зато с лихвой перекрывались их зубодробительным чувством юмора, и так и пошёл, и вошёл вслед за Святом не в просто кафе, а в его воображении, в самый что ни на есть клоповник (что отчасти правда), прибежище самых гнусных и опасных злодеев, кафе «Дон Лизотто» (надо понимать, что Фома под себя отформатировал пиццерийного названия кафе).
И все эти злодеи, бандиты и просто коварные личности, прибыв сюда, в это кафе под видом законопослушных граждан, как бы для того чтобы перекусить, на самом деле используют эту публичность для того чтобы их не заподозрили в чём-то преступном или хотя бы не перестреляли, и пряча своё лицо за огромным куском пиццы или стаканчиком кофе, сидят и строят хитроумные планы, как бы им ещё этот мир обхитрить.
Но они ещё не знают и даже не догадываются, что их ждёт спустя совсем скоро. И как только дверь кафе так резко распахнётся, что проход входящих в него людей со стороны будет видеться в замедленном движении, как в кино, где специально для эффектного появления героев так покадрово запускают их ход, то все присутствующие в кафе всё больше злодеи, преступники и их сопровождающие щедрую жизнь подельники и подельницы, тут же в один момент забудут обо всём том, что они сейчас думали и делали и, обернувшись в сторону раскрывшихся дверей, в один взгляд на входящих людей, от испуга в умственном ступоре обомлеют так, что о своих «пушках» забудут, вместе с челюстями пороняв из рук всё то, что в них до этого было – а это местами горячо и больно опасно для тех, на кого вылился горячий кофе из стаканчика, упавшего на юбку или штаны в самом значительном месте.
При этом даже те, кто так обжёгся на своей невнимательности к себе, по причине внимательности к тем, кто сейчас так эффектно входит внутрь кафе, не смеют так глупить и отвлекаться на это, что за пустяковое обстоятельство, всего лишь ожог третьей степени, когда преступная (понятно, что не такая профессиональная как у них) не осмотрительность и пренебрежение к зашедшим обстоятельствам, может им грозить куда как большими последствиями.
– Да это же Свят и сам неверующий ни кому на слово Фома, собственными персонами! Сейчас начнут колоть, да так, что только успевай называть имена, клички и адреса, – ахнув, глубоко и тяжко про себя вздохнули шулеры всех мастей, бандиты и местные головорезы, краем глаза, так, на всякий случай, посмотрев по сторонам, ища для себя другие пути выхода отсюда.
– И какими судьбами, а точнее, по чью душу их сюда занесло? – вслед за первым признанием, в голову бандитов и преступников полезли логичные вопросы. А ведь они между прочим, ничего такого преступного за собой сегодня не заметили, а даже, наоборот, все как один, с сегодняшнего дня решили встать на путь исправления, правда чьего, они об этом не упомянули.
При этом, в любой, даже в такой специфической, строящейся на иного рода началах и пристрастиях семье, никогда не обходится без своего урода. То есть такого, кто даже для этих преступных элементов, видавших такие виды, что сердце выскакивает от содрогания при одном упоминании этих видов, вызывает опасливое недоумение и оторопь при виде его – он ни капельки на них не похож, и эта непредсказуемость не может не напрягать, волновать и с немым вопросом: «Да кто это нахрен такой?», – заставляя основной бандитский костяк семьи Лизотто, смотреть в сторону крёстного отца, дона Лизотто.
А ведь в этой семье всё больше люди не простые, неоднозначные и противоречивые – они при своих непростых взглядах на окружающее мироустройство, выбирают самые простые решения для возникающих проблем. Да и их лица под стать всему тому, что они отождествляют и не отрицают – они испещрены не только выразительной грубостью их умственного мироустройства, но и через шрамы и рассечения выражают своеобразную признательность ему за то, что этот шрам остался на лице, а не на сердце.
И кажется, что таких людей ничем, не то что испугаешь, а их ничем не прошибёшь, и сколько не вгоняй им шпильки под кожу, они будут стоять на своём. – Я в первый раз всё это барахло в своих карманах вижу. И сдаётся мне, гражданин следователь, что я спросонья штаны перепутал и чужие надел. А так в моих штанах всё законно пусто. – Но это только, как оказывается, кажется, и казалось до тех пор, пока дон Лизотто не ввёл в семью нового перспективного родственника, сеньора… Но о нём чуть позже или хотя бы после этого небольшого характерного предисловия. Этот сеньор, кто заслужил для себя такого отдельного упоминания, никого не спрашивая, занял эту для себя вакантную нишу в семье – а лучше такую, чем никакую, статиста – и принялся на основании всего этого, так паскудно исподтишка себя вести, что теперь никто себя в семье не чувствовал в безопасности, в каждый момент ожидая от этого урода подножки.
И этим уродом в этой преступной семье под началом крёстного отца, дона Лизотто, (смотри вывеску и всё станет понятно) был отъявленный задира и трепло, сеньор Николай, а по-простому Колесо – он считал, что мир вокруг него вертится, когда на самом деле, это он вокруг него крутился. В общем, распространённая ошибка всех тех, кто мыслит категориями плоскости.
И это Колесо в отличие от всех и главное от своей семьи, видел мир в иных красках, и в результате у него на всё про всё, свой, совершенно не согласующий со своим родственниками по общей семье взгляд на окружающее (из-за чего его не раз грозились пристрелить или к чёрту взорвать). К тому же этот или это Колесо, вечно лезет на рожон, и вместо того, чтобы помалкивать хотя бы лицом, берёт и так открыто лицевыми гримасами самовыражается, обращаясь к вошедшим Святу и Фоме с лицевым вопросом. – И какого хрена вам тут надо? – А как этого не понять, понять не представляется возможным.
И все, конечно, поняли, что эта наглая физиономия Колеса самовыражает, а как поняли, то тут же начали коситься друг на друга (говорили же что в семье не без урода – вон как всех друг против друга настроил), по внешним предательским признакам пытаясь выяснить, какую падлу сегодня вечером стоит отблагодарить за этот неурочный визит сыскарей, который весь аппетит отбил у всех до единого. А в их семье строго блюдут правило «Око за око». И если кто-то, не поставив в известность своих родственников по общей семье о чём-то своём индивидуальном, тем самим стал причиной этого посещения сыскарей, который перебил им всем аппетит, то и ему не отбиться от того, чтобы ему весь аппетит на очень долго перебили.
Но такой мимолётный осмотр, как обычно ни к чему не приводит, – что-что, а рожи кирпичом все здесь делать умеют, – а заниматься самоосмотром, то смысла в этом никто не видит, и поэтому все начинают подозревать Колесо в провокационных действиях. Правда времени сейчас у них на это совсем нет, – Свят и неверующий в их честность Фома, уже стоят у входных дверей и на них всех одновременно смотрят, – и поэтому они вынуждены вернуть своё внимание к этой опасной парочке.
– Свят, Свят, Свят. – На апокрифической смеси из крестного знамени и суеверия, запричитал про себя, креста у нет, а всё потому, что ему сегодня не повезло в игре и пришлось всё заложить, окромя только души, которая давно уже в залоге у самого дьявола, никогда ни во что не верящий и неверующий, полагающийся только на тёмное суеверие, мошенник, картёжник и плут, Григорий Распутный (говорят, что и имя у него крапленое, то есть псевдо, ненастоящее).
Но что там Свят, когда чуть сзади от него стоит,
