преследовала его много лет, пока он не научился читать и своими глазами не прочел название повести. Ему смешно было вспоминать сколько понадобилось лет, чтобы выдернуть из его головы занозу того детского вопроса.
Виктор Петрович до сих пор помнил как он, малыш, смотрел на экран широко раскрытыми глазами, где черт вытворял свои проделки. Он дивился его рогам, хвосту, поросячьему пятаку – все как у реального черта, стоявшего сейчас перед ним собственной персоной.
Слов у Виктора Петровича не было.
- Ну что? Так и будешь сидеть? - вдруг услышал он. Голос у черта оказался приглушенным, не с хрипотцой, а со скрипом. Виктор Петрович молчал, не пытаясь ни защищаться крестным знамением, ни спасаться бегством. Видя его спокойное поведение, черт тоже был спокоен.
- Ну, да… Хочешь – не хочешь, а ты спас черта, да-а, - продолжал он скрипеть. - Хоть я тебя об этом и не просил, да-а.
Он сделал паузу, заканчивая наконец чистку своих боков от колючек и лесного мусора.
- Но должен признать, что сам я не смог бы выбраться, - продолжал он скрипеть. - До чего же вы, люди, Землю довели, что у вас тут сам черт ногу сломит?! Как вы сами – то здесь живете еще?! – он осуждающе покачал головой, словно перед ним сидел виноватый школьник. Он показал на свой надломленный хвост:
- Меня угораздило застрять в яме и сломать хвост, а без него я бессилен и если бы не ты, человек... – голос его странно скрипел в вечернем полумраке. Виктору Петровичу казалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле он находился возле дыры несколько минут.
Черт продолжал скрипеть, почти не раскрывая рта:
- Я бы даже помощь не смог вызвать, зажатый в колодце. Ты вроде бы и не собирался меня спасать, но я воспользовался тобой и теперь я твой должник.
Черт осторожно зажал одной рукой хвост в надломленном месте, а другой рукой взялся за кисточку на конце хвоста:
- Когда поправлю свои дела, я тебя найду. Ты не пожалеешь об этой встрече, - продолжал он скрипеть. - Я слуга Зла, но тебе должен отплатить добром за твое доброе дело. Мне это будет не противно сделать, - вдруг хрюкнул – хихикнул он. - Даже приятно. У вас тут наверху теперь то, что один считает добром для себя, выходит большим злом для остальных, - он снова хихикнул. - Сейчас легко работать. Ну, до встречи, - хрюкнул он на прощание, подмигнул и осторожно махнул с помощью руки кисточкой хвоста. Виктор Петрович так и не успел произнести ни слова. Ему показалось, что из кисточки хвоста поднялось облачко пыли, оно мгновенно окутало черта плотной завесой. Через мгновение облачко рассеялось, оставив возле дыры одного Виктора Петровича, который продолжал сидеть в той же позе. Вместо запаха псины стоял приятный запах озона как после сильной грозы.
- Бред какой-то! – наконец произнес Виктор Петрович и поднялся на ноги, опасливо оглядываясь на черную дыру, глубины которой он так и не узнал. С трудом отыскав в наступивших сумерках свою палку, он продолжил путь на дачу, твердо решив ничего не рассказывать жене, зная заранее, что она переполошится и побоится ночевать на даче. Тогда плакала его утренняя рыбалка и его червяки, банка с которыми была приготовлена у крыльца.
- Нет уж, дудки! – решил он для себя и так же решительно забыл про странное происшествие. Забыл до осени, а осенью оно само напомнило о себе.
Дачный сезон закончился. Они с женой вернулись в город, и Виктор Петрович снова зачастил тайно в лотерейный киоск, безуспешно пытаясь угадать хотя бы одну цифру. Все было тщетно. Выпадавшие шарики с номерами упорно лавировали между теми номерами, которые зачеркивал Виктор Петрович. Он всегда верил в свою удачу и теперь в его голову стали закрадываться подозрения. Ему казалось, что между ним и его удачей незримой стеной стоит компьютер, запрограммированный хитрой головой так, что сеть его программы фильтрует комбинации всех билетов, после чего выдает беспроигрышный для хозяев лотереи вариант. Других объяснений своим неудачам, ставшим регулярными, он не находил. В таком случае совсем не стоило удивляться радушным улыбкам хозяев лототрона, желавших успехов игрокам перед каждым тиражом. Но ведь это были всего лишь подозрения Виктора Петровича от досады на свои неудачи и не более. Таких как он, обреченных на доверие к компьютеру, в каждом тираже были тысячи.
Однажды вечером, когда жена уснула, Виктор Петрович неслышно прокрался в свою комнату, где на столе его ждал компьютер с результатами очередного тиража. Он вошел и вздрогнул от неожиданности, не успев включить свет. На краешке письменного стола, на фоне окна, освещенного снаружи огнями улицы никогда не засыпающего города, Виктор Петрович увидел силуэт, над головой которого торчали маленькие рожки. Одновременно он ощутил резкий запах псины, который, вроде бы должен заполнить всю квартиру, но в коридоре, как вспомнил Виктор Петрович, ничего подобного не ощущалось.
- Не надо включать свет, - услышал он в темноте тихий скрипучий голос, который его не испугал. Черт сидел на краешке стола в непринужденной позе, словно в знакомой обстановке и кисточка его хвоста, за спиной, медленно скользила по столу из стороны в сторону. Черт мотнул головой, и его пятачок сверкнул черным блеском в слабых лучах уличного света, проникавшего через окно.
- Присаживайся, - кивнул он как гостю, Виктору Петровичу в сторону кресла у двери:
- Все вы гости в этом мире. Будь как дома, - негромко скрипел черт в полумраке. Слов у Виктора Петровича опять не было, но черту они были и не нужны. В этом концерте он был и первой скрипкой, и автором.
- Это хорошо, что ты не боишься, - скрипел он. - Видишь, - он кивнул в сторону гулявшего по столу хвоста. - У меня теперь все в порядке. Пришлось полностью хвост менять. Я снова в силе. Не хочу быть твоим должником. Говори свое желание. Оно будет исполнено. Только одно условие. Обычно в церкви вы, люди, просите всякую ерунду, которую в руках не подержать: здоровья себе или родне, счастья какого- то, спасти кого- то или помочь кому-то. Все это не по моей части, - черт вдруг хрюкнул и шерсть его ощетинилась на спине. - Проси что хочешь – деньги, дом, машину, самолет, яхту или тому подобное, - закончил он свой скрип с деловыми нотками в голосе. - И закончим с этим. Ну-с? - голова его склонилась набок в знак полной готовности ее хозяина к действию.
Виктор Петрович, удобно устроившись в кресле, понял, что пришло время говорить, и он заговорил, слегка волнуясь, как и любой человек, оказавшийся в его ситуации. Но заговорил он не совсем о том, что предлагал ему черт, неожиданно для черта и самого себя. Впоследствии Виктор Петрович до конца жизни будет задавать себе вопрос о том, что побудило его высказать черту свою просьбу, свое желание, далекое от здравого смысла практичного человека. Неужели причиной тому была загадочная русская душа, о которой испокон веку любят судачить за границей все кому не лень? Поди в ней разберись. А на Руси всегда проще говорили: "Чужая душа – потемки". Виктор Петрович, конечно, не мог не считать свою душу русской, но никакой загадочности в ней не находил. Впоследствии, по прошествии времени, Виктор Петрович вынужден был признаться самому себе, что причиной его конфузного желания, с которым он обратился к черту, была всего лишь одна несусветная, неоправданная, неуместная глупость, этакое пустое любопытство по велению души, а не по расчету головы, не привыкшей жить холодным расчетом, поиском халявной выгоды и тупого сытого достатка. За свою долгую жизнь он привык жить, чаще поступая по велению души, чем прислушиваясь к голосу разумной выгоды для себя, что всегда удивляло в русских людях разумную заграницу.
Душа Виктора Петровича словно раскорячилась на пороге неслыханного богатства, волна куража подхватила ее и заставила Виктора Петровича произнести совсем другие слова.
А внешне все выглядело очень просто и буднично. Сидя в кресле, Виктор Петрович начал:
- Я правильно понял? Ты можешь исполнить любую мою просьбу?
- Можешь не сомневаться, - скрипнул черт, не меняя позы. Хвост его начал выражать нетерпение своего хозяина глухими стуками по столу.
- Дело в том, - продолжал Виктор Петрович. - Я играю в лотерею. Я и раньше слышал, что все эти игры подвластны нечистой силе, и она часто шутит над людьми – подкинет им куш и подсмеивается, любуясь теми бедами, что приносит он счастливчикам. Это правда? – обратился он к черту, ожидавшему услышать просьбу. Черт начал терять терпение, но снисходительно ответил:
- Да, конечно, это наша стихия. Но все меняется в вашем мире в лучшую для нас сторону. Сейчас такое время, что наш ШЕФ, - черт потыкал пальцем вниз. - Мелочевкой не занимается, не интересно. Не тот масштаб, не те страсти, не та жадность для нашей энергии, которую мы качаем с вас. Все наши силы теперь брошены в банки. Там наша стихия, где собраны все ваши финансы, без которых вы - ничто, - черт даже забыл про свое нетерпение. В его скрипучем голосе послышались нотки гордости:
- У нас там нечеловеческий порядок, блеск, тишина – ни свечек тебе, ни крестов убогих, ни молитв. Мир сейфов и бумаг, денег и золота, - скрипел черт, смакуя каждое слово. - Вы, люди, скоро изведете сами себя, - весело хрюкнул черт. - Все деньги стекаются к нам, к нам, в банки, а вы пользуетесь телевизором, чтобы собрать денег на лечение ваших детей, - он радостно потер ладошки, как перед сытным ужином. - Что ты там говоришь про лотерею? Так и быть, тряхну стариной по случаю. Проси. Некогда мне тут с тобой, - хвост его опять забарабанил по столу.
Виктор Петрович не ожидал такой длинной речи, от скрипа которой шумело в ушах.
- Раз ты все можешь, - начал он. - Я хочу выиграть в лотерею. Мне надо угадать пять номеров, и я выиграю десять миллионов. Можешь ты мне в этом помочь?
- Пиши номера, - прозвучало в ответ. - Завтра я с тобой буду в расчете. Сегодня мы видимся в последний раз, - черт говорил как о чем-то обычном, будничном для него. - Мы будем в расчете, и ты забудешь о нашей встрече навсегда, - произнес он словно заклинание.
Виктор Петрович схватил со стола листок бумаги, ручку. Мысли его лихорадочно мелькали в голове яркими кусками рассыпавшихся паззлов. На белом листке бумаги перед глазами вспыхивали и расплывались разноцветные круги, сердце лихорадочно билось. Он нацарапал на листке какие-то пять чисел, не отдавая себе отчета в том, что пишет.
- Ну и каракули! – проворчал-проскрипел черт, заглянув через его плечо в листок. - Я все понял. А теперь – прощай.
Он щелкнул хвостом и исчез, оставив над столом светлое облачко и запах озона.
Виктор Петрович слышал в тишине стук своего сердца. В руках он держал листок с заветными номерами. Завтра сбудется его желание, подвластное черту и для этого не потребуется, как в сказках, продавать душу!
На следующий день Виктор Петрович встал спозаранку, принял душ, побрился, надел парадный костюм юбиляра. Он сходил в супермаркет и пребывал в таком виде до самого вечера, словно второй раз собирался сделать жене предложение, от которого она не сможет отказаться. Жена терялась в догадках, но на все ее вопросы муж туманно заводил речь о каком-то дне рождения какой – то его новой жизни. Только вечером он переоделся в привычную домашнюю одежду. Когда жена уселась за
