…Незнакомец уговорил Нуньеса идти с ним, посулив златые горы. Он был доверенным человеком дона Алонсо де Лары и сказал, что злоключения выжившего моряка с «Санта-Изабель» заинтересуют его господина. И Нуньес поверил, что Удача ему улыбнулась. А ведь он и прежде уже закаивался трепаться о делишках благородных донов... Ничему-то его жизнь не научила!
Дон Алонсо внимательно выслушал Нуньеса. Его в самом деле заинтересовал разговор двух капитанов, а еще более — налет на Барбадос дьяволов дон Диего. Да уж, тогда Нуньес полагал, что спасен, а это было лишь преддверие настоящего ада... Впрочем, описание ужасов плена интересовало дона Алонса куда меньше. Остановив Морено, он предложил тому свое покровительство, уверяя, что сведения необычайно важны, но нужно выжидать. Разумеется, выходить из дома Морено запрещалось — для его же безопасности...
Ему почудились шаги, и он резко обернулся. Никого, но Нуньес кожей ощущал чужой взгляд. Он неторопливо дошел до угла и, метнувшись в нишу, образованную стенами двух домов, затаился. Кровь бешено стучала в висках. Минута текла за минутой, но никто так и не прошел мимо. Ударил колокол монастыря, собирая прихожан на мессу. Надо спешить! Нуньес сбросил с себя рясу, скомкав, сунул ее в темноту и выбрался из ниши.
Главное — попасть в порт. В подкладке куртки он нащупал перстень. За настоящую цену его не сбыть, но на первое время хватит. Когда он еще гостил в богатом особняке дона Алонсо, словно кто-то подсказал ему стянуть драгоценную побрякушку, а теперь перстень поможет ему затеряться.
...Благородный дон не заметил пропажу, а вскоре и вовсе изменил свои планы относительно Нуньеса Морено. Однажды в отведенную для Морено комнатушку ворвались слуги, его оглушили, натянули на голову мешок и привезли в монастырь францисканцев. Впрочем, Морено далеко не сразу узнал, где именно очутился. Он часто думал о побеге: раз дон Алонсо не отпустил его, значит он все еще был ему нужен. А кто сказал, что затем он из разряда важного не перейдет в разряд мертвого свидетеля? Поначалу его усиленно стерегли, но постепенно бдительность францисканцев ослабла. Однако святые братья, принося ему еду, все равно заходили в келью по двое. Вплоть до сегодняшнего вечера. Увидев на пороге кельи одного, хилого на вид монаха, кротко взирающего на него, Нуньес не колебался, и, выбрав момент, когда монашек отвернется, огрел его табуретом по голове...
Улочка вильнула и перед Нуньесом открылось темное море. Приветливо мерцали кормовые огни стоящих на рейде кораблей, на мостовую падал свет из распахнутых дверей припортовых таверн. Нуньес облегченно перевел дух. Он сбежал из английского плена, даст Бог, выберется и из этой передряги!
***
— Дон Мигель...
На пороге кабинета переминался с ноги на ногу Лопе и вид у него был весьма удрученный.
— Что такое, Лопе?
Да Варгос подошел к столу и негромко заговорил:
— Я допустил непростительную ошибку... Тот человек, Морено, которого вы велели найти...
— Говори!— бросил де Эспиноса, в упор глядя на него.
— Я нашел его, но... он мертв.
Де Эспиноса втянул воздух сквозь сжатые губы и откинулся на спинку стула:
— Его убил ты?
Лопе отрицательно мотнул головой.
— Люди дона Алонсо?
— Не думаю. Скорее — случайность, — да Варгос позволил себе кривую ухмылку, поняв, что де Эспиноса не спешит обрушивать на него свой гнев.
— Надо же... прошло два года. Как тебе удалось?
— На днях я узнал от... одного старого приятеля, что Морено почти все это время продержали в монастыре францисканцев.
— И что же, твой приятель не мог подсказать тебе раньше? — саркастично хмыкнул дон Мигель
— Его не было в Санто-Доминго, он... ездил поклониться на могилу своей матушки. Так вот, вчера я отправился к монастырю. Надо было посмотреть, можно ли проникнуть во внутрь. А Морено как раз вчера вечером сбежал из-под опеки святых отцов.
Де Эспиноса удивленно приподнял брови, и Лопе пояснил:
— У него шрам на левой щеке и он приволакивает левую же ногу. Верно, Господь вел меня. Я увидел, как из ворот в неурочный час вышел хромой монах, и решил проследить за ним. Монах не долго блюл свои обеты и в первой же подворотне скинул рясу. Однако, он был настороже и мне пришлось отстать. Он шел к порту, и я был уверен, что снова настигну его. Но я не успел. Морено был еще жив, когда я наклонился над ним...
Дон Мигель нахмурился:
— Он что-то сказал?
— В основном он хрипел. Но я разобрал кое-что.
— Что именно? — резко спросил де Эспиноса.
— Имя — Диас...
Дон Мигель пожал плечами: это имя ему ни о чем не говорило.
— Ты уверен, что это и был Нуньес Морено?
— Владелец таверны узнал его. Морено хотел сбыть перстень, наверняка — краденный. Да не сошелся в цене с покупателем, а тот и всадил Морено нож в брюхо. Я подвел вас, дон Мигель, — покаянно пробормотал Лопе.
— Пусть Господь смилуется над его душой. Лопе, я не сержусь на тебя. Иди спать, светает.
Лопе ушел, а дон Мигель так и сидел, глубоко задумавшись. Воистину, неисповедимы пути Господни. В 1690-ом да Варгосу удалось выяснить, что матрос с «Санта-Изабель» действительно находился в в особняке дона Алонсо, но затем исчез. Далее все нити обрывались, и говоря откровенно, дон Мигель не надеялся, что Лопе вновь нападет на след. Ну что же, больше ничего предпринимать не придется. Нуньес Морено мертв и унес свои опасные тайны в могилу. А он так и не узнает, солгал ли ему Диего...
Почему де Лара так долго медлил? Хотя он из тех, кто действует наверняка. Значит, в Мадриде не прониклись его идеей, и он решил спрятать Морено у францисканцев.
Было бы любопытно взглянуть на ярость дона Алонсо, когда ему сообщат о смерти драгоценного свидетеля. Поделом — сторожить надо было лучше. Дон Мигель усмехнулся: пожалуй, Морено правильно сделал, что умер. Теперь можно успокоиться. На какое то время, до следующей интриги, затеянной де Ларой...
В высокие окна уже лился розово-палевый свет наступившего утра. Де Эспиноса поднялся со стула: Беатрис еще спит, но ему захотелось взглянуть на нее.
***
Он осторожно открыл дверь в спальню жены и подошел к кровати. Беатрис, сбросив покрывало, лежала на спине, заложив руку за голову. Сквозь тончайший батист сорочки проступали очертания пышной груди. Де Эспиноса опустился на край кровати, любуясь женой и борясь с искушением привлечь ее — теплую, податливую со сна, к себе .
В декабре 1690 у них родилась дочь, которую назвали Изабеллой — так звали его мать, и помимо этого – в честь Изабеллы Кастильской. Когда де Эспиноса впервые взял дочь на руки, в груди возникло странное, щемящее чувство, и он суеверно подумал, что стал уязвим перед Судьбой...
Материнство добавило Беатрис плавности линий, но ее тело оставалось стройным и гибким. Возможно, дело было в частых поездках верхом. Неожиданно для де Эспиносы, Беатрис вошла во вкус. Он тоже увлекся этими прогулками, а когда они возвращались домой, рассказывал жене о тех местах, где ему довелось побывать. Блеск великих городов Европы и тайны древних цивилизаций Северной Африки, дебри лесов Нового Света, где на каждом шагу подстерегала смерть от когтей дикого зверя или отравленной стрелы, забытые богом индейские племена, свершавшие жуткие обряды человеческих жертвоприношений... Беатрис слушала его, затаив дыхание, а де Эспиноса будто сам вновь переживал свои бесчисленные приключения. Она страстно желала подарить ему и сына, но пока что Небу не было угодно благословить их брак еще одним ребенком...
Пока он предавался воспоминаниям, Беатрис потянулась, просыпаясь, и сонно моргнула, обнаружив рядом с собой мужа.
— Мигель? Я не слышала, как ты вошел... Ты давно здесь?
— Какое-то время. Решил дождаться, когда ты проснешься... — де Эспиноса обнял Беатрис за плечи и потянулся к ее губам.
— Донья Беатрис!
Раздавшийся за дверью звонкий голос Лусии заставил его разжать объятия.
— Черт побери, твоя служанка никогда не спит?
Беатрис хихикнула, глядя на раздосадованное лицо мужа.
— Спит, в отличии от вас, дон Мигель, — затем она громко сказала: — Входи, Лусия. Как Изабелита?
— О, за эту ночь не проснулась ни разу, с ней теперь Мерседес... — входя в спальню, затараторила служанка и осеклась: — Ох!
Она растерянно смотрела на де Эспиносу, и тот хмыкнул:
— Что ты застыла, Лусия?
— Прошу прощения, дон Мигель, у вашей дочери режутся зубки... — Лусия попятилась. — Донья Беатрис, вода согрелась, девушки с кухни помогут мне приготовить ванну, — с этими словами она скрылась за дверью.
— Сегодня я хотела опробовать ваш подарок, — пояснила Беатрис, показав на стоявшую в отгороженном драпировками углу спальни стальную ванну с высокой спинкой.
Дон Мигель покосился на достижение пытливого ума французских котельщиков и встал.
— Смею предположить, что тебе понравится, — подойдя к двери, он оглянулся на жену и вдруг улыбнулся.
— Почему вы улыбаетесь? — удивилась Беатрис
— Узнаешь...
***
Ванна была наполнена. Плеснув в воду ароматической эссенции, Лусия опустила на дно большую полотняную простыню.
Перешагнув через край, Беатрис с наслаждением погрузилась в теплую ароматную воду. Лусия только взяла гребни, готовясь расчесывать волосы госпожи, как дверь открылась, и к, удивлению женщин, в спальню вошел дон Мигель.
— Ступай, Лусия, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
Беатрис переглянулась со Лусией и слегка пожала плечами. Лукаво улыбнувшись, та присела, а затем быстро вышла из комнаты.
«Неужели он собрался мыть меня?» — озадачено подумала Беатрис.
— Сегодня я позабочусь о тебе, — усмехнулся де Эспиноса, отвечая на ее невысказанный вопрос.
— Как вам будет угодно, — пробормотала Беатрис и инстинктивно попыталась погрузиться глубже в воду.
— Неужто ты все еще стыдишься? После трех лет брака? И... стольких ночей?
— Нет, но...
— Вот и хорошо.
Дон Мигель подошел к ванне и сел на низкую скамеечку. Оглядевшись, взял со столика один из гребней, повертел в руках и отложил в сторону. Слегка касаясь, он ладонью провел по волнистым темным волосам Беатрис, перебирая длинные шелковистые пряди, пропуская их через пальцы. Затем он дотянулся до губок и принялся бережными круговыми движения обмывать ее плечи и спину.
— Встань, сердце мое,
— Нет!
— Беатрис, — с нарочитой суровостью проговорил дон Мигель — давая брачную клятву, ты обещала слушаться меня.
Беатрис взглянула в глаза мужа, и дрожь предвкушения пробежала по ее телу. Словно зачарованная его горящим взглядом, она оперлась руками о край ванны и встала. Струйки воды скатывались по ее смуглой коже, и де Эспиноса на мгновение замер. Глубоко вздохнув, он провел руками по бедрам Беатрис, поднимаясь к талии, затем его ладони скользнули на ее поясницу, а после спустившись ниже, сжали упругие полушария ягодиц.
Он поднялся на ноги и, взяв льняную простыню, закутал в нее Беатрис, затем легко подхватил на руки и шагнул к кровати. Опустив ее на покрывало, де Эспиноса стянул через голову рубаху, затем прильнул к губам жены, всей кожей ощущая чуть ее влажную после купания нежную кожу и вдыхая ее пьянящий аромат.
— Я стал богаче, у меня есть Изабелита, — прошептал он, на миг оторвавшись от нее, —
Интересно будет почитать про Блада и землетрясение)