Похоронный обряд завершился. Родственники и друзья, негромко переговариваясь, начали расходиться, и у свежей могилы осталась только молодая вдова.
Та не плакала, что-то не пускало слёзы наружу. С болью смотрела она на фотографию, с которой ей улыбался муж-полицейский, погибший в уличной перестрелке.
Всего два года счастья дала им судьба, и в эти дни жена нечасто видела любимого. Работа постоянно забирала его у неё, пока не отняла навсегда.
– Чтобы её чёрт побрал, – прошептала женщина. – Как же мне хочется, чтобы вы, заевшиеся твари наверху, почувствовали то же, что и он… или я.
– Маш, – окликнул вдову коренастый человек лет тридцати, – пойдём. Замёрзнешь.
Она вздрогнула, приходя в себя, и беспомощно посмотрела на собеседника.
– Коля, брат, если бы ты знал, как мне плохо сейчас.
Мужчина обнял её за плечи и повёл с кладбища.
– Я понимаю, сестричка, но, убивая себя, ты его не вернёшь. Идём домой…
– Не пойду, – наконец заплакала Мария, – не хочу оставаться там одна.
– Поживёшь у меня, – уговаривал Николай, – или у родителей. Мы с удовольствием тебя примем…
Оба вышли за ограду, не заметив, как полупрозрачная пелена, поднявшаяся с одной из старых могил, полетела вслед.
На следующее утро брат пришёл будить женщину. Он хотел избавить её от поездки на кладбище, но мать с отцом настояли, и он вынужденно подчинился.
Мария не спала. Сидя за письменным столом и опустив голову, она перебирала лежащие на столешнице бумаги. Сестра не отреагировала на появление Николая и подняла взгляд, лишь когда тот её окликнул. Лицо вдовы выглядело спокойным.
«Странно, – подумал мужчина, – девочка в чём-то изменилась, только я не могу понять, что не так».
– Маша, – ласково сказал он, – нам надо съездить на могилу. Я не хотел, чтобы ты вновь проходила через это, но родители требуют и…
– Нет, – резко ответила женщина.
Голос её прозвучал грубее, чем обычно. Она повторила:
– Нет. У меня другие планы.
– Что такое?
– Неважно.
Рывком поднявшись, Мария направилась к двери, не обращая внимания на удивлённого родственника. А тот отметил, что двигалась женщина по-мужски: широким шагом и вразвалку, словно моряк на качающемся судне. Но не успел он открыть рот, чтобы возразить, как хлопнула входная дверь, и брат, покачав головой, пошёл на кухню, где мать спешно готовила завтрак.
Пожилой мужчина, закончив приводить в порядок место упокоения любимой жены, сложил инструменты за памятник и, тяжело вздохнув, сел на сколоченную из горбыля лавочку. Глядя на фотографию усопшей, он вспоминал совместно прожитую жизнь, иногда хмурясь, но чаще улыбаясь своим мыслям.
– Эх, Нина, – попенял он покойнице, – жить бы тебе, да жить. Помогали бы детям, вырастили бы внучку, ан вот как всё повернулось.
Мужчина снова вздохнул и вздрогнул. Ему почудилось, что сзади кто-то смотрит ему в затылок, но, обернувшись, никого не увидел.
– Это ты, Ниночка? – спросил он у пустоты.
Конечно, ему никто не ответил, лишь ветер завыл в кронах деревьев, окруживших печальное место.
– А где же Шурочка? – встревожился старик.
И, сложив ладони рупором, крикнул:
– Шура-а! Сашенька! Иди к деду, пора домой.
Ощущения взгляда в спину не исчезало, и человек очень обрадовался, когда в калитку вбежала крупная румяная девочка лет восьми-девяти, отвлекшая его от дурных мыслей.
– Дедуль, ты уже всё? – спросил ребёнок.
– Да, милая, – обнимая внучку, промолвил тот, – пойдём.
В этот момент незримый наблюдатель пропал, и мужчина вздохнул с облегчением. Взявшись за руки, старик и ребёнок вышли на центральную аллею и, разговаривая обо всём на свете, покинули кладбище.
Лёжа на кровати съёмного жилища в одном из небольших городов России, Ахита читал. Уставший от путешествий и небольших битв с Добром в других государствах он настоял на возвращении в эту страну и теперь с удовольствием отдыхал, перебирая небольшую библиотеку, оставленную хозяевами для квартирантов.
– Что за книга? – послышался вопрос, и в комнате появилась Канти.
Мужчина поднял глаза.
– Фауст, – ответил он, – в подлиннике. Восхищаясь даром Гёте, я всё же не могу не поражаться примитивности человеческого мышления. Ад и сатана в представлении людей так нелепы…
Девушка улыбнулась.
– Вовсе нет. К примеру, разве ты не Мефистофель во плоти?
– В чьей плоти – вот вопрос? – нахмурилось Зло. – Мы не однажды обсуждали проблемы, возникшие из-за использования нами этих оболочек. Прошло не так много времени, а я уже не в состоянии искусить, совратить, убить, меня мучает совесть. Мало того, я готов познать, нет, не страсть, а любовь, что совершенно чуждо моей природе. Моё сознание раздваивается, и Ахита – уже не Ахита.
– Ну и что? – улыбнулась собеседница. – Радуйся этому, как новому опыту. А любовь – это же прекрасно. Мы с Хитой…
Она не договорила. Хлопнула дверь, и в квартиру ворвался объект обожания девушки.
– Что ты творишь?! – накинулся он на противника. – Тебе мало одного раза? И, вообще, зачем повторять пройденное? Ведь мы прекрасно знаем, как с этим бороться.
Взгляд Ахиты наполнился изумлением.
– О чём ты говоришь? – вопросил он, отбрасывая книгу и садясь. – С тех пор, как мы здесь, я ещё ничего не предпринимал.
– Да? А это что?
Хита кинул собеседнику пачку местных газет с обведёнными красным статьями, и насупившееся Зло, взяв верхний лист, погрузилось в чтение.
Добро молча наблюдало за соперником, а лицо Ахиты то покрывалось красными пятнами, то бледнело, в зависимости от получаемой информации. Наконец он отбросил чтиво и, откинувшись назад, оперся спиной о стену.
– Это не я, – глухо произнёс он. – Либо у меня появился подражатель, что в принципе невозможно, либо…
Мужчина вытер вспотевший лоб и посмотрел на Канти, сосредоточившуюся на передовице.
– Очень похоже на недавнюю историю с переселенцами из других миров, – закончив, сказала та. – Почти никакой разницы.
– Ну, что, продолжишь утверждать, что ты не при чём? – угрюмо поинтересовался Хита.
– Да, чёрт возьми! – заорал побагровевший противник. – Что за дьявольщина тут творится?!
Запрыгнув в давно не чищеные ботинки, он сорвался с места и выскочил на улицу. Пара переглянулась.
– Ты ему веришь? – спросил Хита.
– Как ни странно, да, – растерянно отозвалась Канти. – За время знакомства с Ахитой, я поняла, что хотя он и Зло, но врать не умеет и не любит. Как же узнать правду?
– Послезавтра возвращается Антака, посоветуемся с ней.
Произнеся это, мужчина сел и глубоко задумался.
У следователя Седова болела голова. Человек недоумевал, в мозгу его не укладывалось, как в среднестатистическом городе за короткое время мог настолько вырасти показатель преступности. Причём «глухарей» не было, виновники убийств, изнасилований, ограблений и драк охотно сдавались полиции и не только не отрицали вину, но как будто гордились своими деяниями.
Правда, продолжалось это недолго. Вскоре преступники впадали в тоску, начинали рвать на себе волосы и, как не старались их оградить, в большинстве случаев, отыскивали возможность свести счёты с жизнью.
Как, к примеру, та женщина – вдова погибшего оперативника Соколова. По чьей-то халатности оружие мужа оказалось в её руках и она, недолго думая, в упор расстреляла главного прокурора области, перебив заодно и нескольких оказавшихся рядом сотрудников.
Первое время Мария Александровна высоко держала голову и сожалела лишь, что не успела добраться до остальных «шишек», но вскоре сникла и, несколько дней проплакав, удавилась в камере с помощью интимного предмета дамского обихода, повиснув на решётке небольшого окна.
Так же кончили и многие другие, кроме восьмилетней девочки, зарезавшей кухонным ножом родителей и деда. Пришедшая в себя Саша ничего не помнила, но сильно тосковала по отцу с матерью и, отправляясь в детдом, поливала слезами их фотографии. К счастью, у ребёнка нашлась бездетная тётка, забравшая его к себе.
Медицинские свидетельства, как одно, утверждали, что у преступников разрушена психика, поэтому оставшихся в живых пачками отправляли в лечебницы строгого режима, где держали в состоянии постоянного покоя, проще говоря, связанными и спящими.
А ещё этот туман. С того дня, как убийцы и насильники взяли город в свои руки, на улицах появилась бледная синеватая дымка, пахнущая мертвечиной. Отвратительный запах преследовал Седова даже дома, а на улицах становился причиной его головной боли.
Следователь охнул от выстрела внутри черепа и подумал, что при таких обстоятельствах смерть от пули стала бы для него спасением. Потерев виски, мужчина поднялся и направился к размытому тлетворным маревом серому зданию.
– Нда, – говорила вернувшаяся со слёта жнецов Антака, – в городе творится странное. И вы обратили внимание на эту синюю, вонючую муть?
– Ещё бы.
Хита поморщился.
– Пахнет, словно недельный покойник. Как ты считаешь, что это?
Смерть задумалась. Постукивая пальцами по стене, она молчала, но вскоре открыла рот.
– Сама я с подобным не сталкивалась, – посетовала она, – но коллеги постарше, наверное, могли бы помочь. Вы не будете против, если я приведу их сюда.
– Лишь бы это помогло делу, – согласилась Канти.
А обеспокоенные мужчины, с облегчением вздохнув, закивали.
Через несколько часов в съёмной квартире состоялся военный совет. Трое древних жнецов, нарядившихся в оболочки людей, робко взирали на снизошедших до разговора с ними высших существ и чуть презрительно на гения, бывшего если не ниже, то равным старикам по рангу. Заметив это Хита сердито глянул на воплощений смерти и те, всё поняв, отвели глаза.
Двое гостей не смогли сказать ничего вразумительного, но третий, поднявшись, почтительно поклонился и заговорил:
[justify]– В этом мире, о, князья, на кладбищах обитают некие сущности, называемые подселенцами. Обычно это не
