машинам, никто не хотел останавливаться ночью. Шли пешком. Вот уже и минул последний пригорок, за которым виднелись огоньки фонарных столбов бабушкиной деревни. Позвякивая бутылками, стали спускаться к перекрёстку трёх дорог. И вдруг остолбенели от удивления.
Сгорбившись, баба Лиза прогребала фанерной лопатой тропинку к своему крыльцу. Переглянувшись, зашагали к ней с открытыми ртами.
- Я же говорила, что придёте, а вы не верили. Не уважаете старших – вот и беды с вами разные случаются, - не оборачиваясь, сказала она.
Оправдываться и что-то сочинять не было ни сил, ни желания.
- Прости нас, баба Лиза, обманули мы тогда, пожалели водки. За уголь заплатить хотели – топить нечем.
- Да не нужен он вам. Не житьё там. Изба эта проклятая. Бывший её хозяин собутыльника там убил, разрубил на части да скормил свиньям! А не посадили его потому, что больной он на голову. Потаскали по милициям да больницам, подлечили и отпустили. Вот такие дела, ребятишки! Да вы проходите в дом, не дело на холоде стоять. А со щекою что? Небось зуб болит? Так подавно студить нельзя, а то рты раззявили, снежинки вон залетают… Проходите, проходите, не стесняйтесь, - лукаво улыбаясь, говорила она, поправляя узел на пуховой шали. – Сейчас заговорю тебе – утром пройдёт. Собаку не бойтесь, не тронет. Ну-ка, цыц! – рявкнула она на лохматое лающее чудовище, звенящее массивной цепью.
Собака умолкла, заскулила и скрылась в будке величиной чуть ли не с голубятню.
Вошли, разделись, Наташа выставила бутылки на стол. В доме было уютно и чистенько, как это обычно бывает у бабушек.
- Слазь-ка в подполье, солонины возьми на закуску, а девочка твоя пусть тарелки да стопочки из буфета достаёт. У меня и свет там есть – провели люди добрые. Я их ребёнка от заикания вылечила. Сейчас включу, полезай.
В подполье стоял какой-то туман, наверное, испарения от сырости и в мороз это так проявлялось!
-Ну, подавай баночки. Их тоже люди дали. Денег-то не беру – нельзя на этом наживаться, отнимется дар. А так благодарит каждый по-своему, и на том спасибо.
Подав то, на что указала хозяйка, выпрыгнул оттуда, как пробка из бутылки шампанского!
-Ну, готовь на стол пока, - сказала она Наташе, - а я своим делом займусь. Пойдём в баню, полечу тебя, да не одевайся – там тепло, я вечером топила.
Предбанник был большим и сухим. Всюду на крючках и верёвочках висели какие-то сушёные травы, связанные в пучки. В углу на столике стояла электрическая плитка. Усадив меня на табурет и растопив на сковородке кусочки воска, баба Лиза стала что-то шептать и водить ею над моей головой.
- Ну всё, - сказала она через некоторое время. – А через девку эту смерть тебе фигурки показали. Не могу я такого горя допустить! С детства твоего забочусь о тебе и люблю, как родного внука. Прогоню все напасти!
Я послушно кивал головой, боясь показать своё несогласие.
- Я при ней ничего не скажу, и ты не говори. Само всё случится, - сказала она, пригрозив пальцем.
Наученный горьким опытом, я делал вид, что разделяю её мнение.
- Ну, пошли, выпьем по рюмочке да перекусим. Уморилась я.
Закуска к нашему возвращению была аккуратно разложена по тарелкам, рюмки наполнены. Вскоре меня развезло так, словно я один выпил всю принесённую водку! Чувствую: в сон клонит.
- Ну, спасибо вам за всё, баба Лиза, пойдём мы, - сказал я.
- Да ночуйте у меня. Я постелю, - запротестовала она.
- Нет-нет. Пойдём к моей бабуле спать, а утром – домой.
- До Маши не достучитесь: она слышит плохо и спит крепко, - не унималась баба Лиза.
- Нет-нет, спасибо, пойдём мы.
- Ну как знаете, вам видней, - в голосе её появились нотки обиды и равнодушия.
Не помню, как дошли, попали в дом, но раздеться мне помогала Наташа. В сон провалился, как в пропасть! Когда жуткий сушняк заставил меня открыть глаза, за окном было по-прежнему темно.
- Наташа, черпани из фляги водички холодной. В горле пересохло.
В соседней комнате, за занавеской, горел свет. Её тёплые колготки лежали на сундуке вместе с кофтой. Самой же рядом не было. Несколько раз окликнул её по имени, а может и «по матери» - тишина! С большим трудом поднялся с кровати, прошёл в соседнюю комнату, где за столом сидела моя бабушка и глядела на меня растерянными и влажными от слёз глазами.
- Где Наташа?
- Ушла.
- Куда ушла? Ночь на дворе.
Я поднял взгляд на настенные часы. Пятый час утра!
- Так в чём она пошла? С голыми ногами, что ли? Ты почему, баба, меня не разбудила?
- Сама не знаю…
- Она же замёрзнет. Ну ты даёшь!
- Говорила: «Плохо, что в вашей деревне железнодорожной станции нет». Ключи вот от избы твоей оставила, сказала: в город поедет…
- На чём? Электрички-то ещё не ходят.
Путаясь в штанинах и рукавах, быстро оделся и отправился на поиски, разумеется, пешком. На вокзале увидел «путейца» в оранжевом жилете, огромного, как скала, мужика, подкидывавшего на ладони размером с сапёрную лопатку связку ключей. Он и рассказал мне, что ночью приходила какая-то продрогшая от холода девица и попросила посадить её на любой поезд в сторону Красноярска, что они и сделали с дежурной по вокзалу. Ошарашенный такими новостями, я побрёл в свой дом, собрал необходимые вещи, деньги и документы. Посмотрев в зеркало, обнаружил, что опухоль спала, а боль осталась только в душе…
На первом же поезде вернулся в город, позвонил Наташе, но аргументировать свой внезапный отъезд она не смогла. Попросила встреч с ней не искать и больше никогда не звонить… С тех пор я её ни разу не видел, а дом свой весной обменял на благоустроенную квартиру в городе.
Мероприятие закончилось. Люди стали подниматься с мест, заставив меня своей суетой «вынырнуть» из воспоминаний. Может, я ими отвлёкся, но зубная боль прошла, ещё раз напомнив о том, что ничего не болит без причины, значит…
