Сотворение любви - Глава 21

Меня разбудил звонок в дверь, и я вполголоса чертыхнулся, поминая недобрым словом почтальона и разносчиков рекламы. Моя голова была сырой от пота, а во рту стоял густой, вязкий привкус. Вставать я и не собирался, а потому сунул голову под подушку в надежде, что дверь откроет кто-нибудь из соседей, но звонок прозвенел снова. Я живо представил стоящего в ожидании на лестничной клетке Самуэля. Вообще-то, было вполне логично заявиться ко мне и требовать объяснений, откуда мне так хорошо известны подробности смерти Клары. Я приподнялся на кровати и снова повалился на подушку от острой боли, пронзившей виски. Я заглянул в фейсбук и убедился, что сообщение Клары на месте. “Я тоже соскучилась. Очень”.

В дверь снова позвонили. Нехотя я поплелся открывать, и у двери моим глазам предстала потная, ненакрашенная Карина в спортивном костюме и кроссовках.

- Вчера, когда мы ходили в горы, на тебе была юбка, – не подумав брякнул я, даже не пригласив ее войти: не то чтобы не хотел, просто в голову не пришло.

- И?..

- Ни одна женщина не пойдет лазать по горам в юбке. Я думал, ты что-то имеешь против брюк.

- У меня была утренняя пробежка. Ты замерзнешь.

- Может, войдешь? – неожиданно до меня дошло, что разумнее всего предложить Карине войти, несмотря на то, что я грязный и потный, что на мне растянутая пижама, и я тяжело дышу.

- Иди-ка ты обратно в постель.

Слегка оторопев от ее решительного тона, я послушно направился в спальню, а Карина пошла следом за мной. Жаль, что у меня не было времени проветрить комнату. Я лег в постель и закрыл глаза, почувствовав как у меня скрутило желудок.

- Ты что, всерьез пришла ухаживать за мной?

- Как ты?

- Гораздо лучше, если голова не трещит.

- Ты что-нибудь пил?

- Ага. Виски, вчера вечером, перед сном.

- Не глупи, и не прикидывайся идиотом. Ибупрофен, френадол, аспирин.

- Не думаю, что они у меня есть, я почти никогда не болею. Последний раз я переболел гриппом больше двух лет назад.

- В этом мы похожи: я тоже никогда не болею, а вот Клара подцепляла все простуды.

- И ты за ней ухаживала?

- Да. Мне очень нравилось ухаживать за ней, так я чувствовала себя взрослой и ответственной.

- И теперь тоже?

- Я заварю чай, и пока ты будешь его пить, спущусь в аптеку.

- Тебе очень идет спортивный костюм.

- Иди полоскать горло.

- Я серьезно: в спортивном костюме и без макияжа ты кажешься другой, более женственной.

- Это лучше или хуже?

- У меня нет чая.

- Господи, у тебя ничего нет!

- Сейчас я могу представить, как ты сидишь на диване, протянув ноги под стол, и смотришь телевизор.

- Где у тебя ключи?

- Что ты хочешь открыть?

- Твою дверь, тупица, чтобы ты не вставал, когда я вернусь.

- Черт его знает, посмотри в карманах.

Я снова закрыл глаза и подумал, что сейчас усну.

Я проснулся от стука хлопнувшей дверцы шкафа, звона чашек и звука шагов. Карина вошла в мою спальню с подносом в руках. На подносе лежали чай, хлеб, масло, мармелад, и френадол.

- Нельзя принимать таблетки на голодный желудок.

Теперь решительность Карины успокаивала меня: я мог ни о чем не думать. Я слушался ее, как заболевший маленький ребенок. Карина помогла мне приподняться и поправила подушку под моей спиной. Я пил чай и ждал, когда она намажет на хлеб масло и мармелад, а затем принял таблетку френадола.

- Ты чувствуешь себя виноватой, да?

- Хочешь, я сделаю тебе массаж?

- Ты серьезно?

- Нет, чтобы посмотреть, какое у тебя будет выражение лица.

От смеха голова у меня разболелась еще сильнее, я медленно откинулся назад и снова лег.

- Вчера ты предлагала мне что-нибудь почитать, – я показал ей на потрепанную книжку, лежащую на ночном столике. Зажав открытую страницу, Карина пролистала книгу.

- Филип Рот... не знаю такого.

- Хотелось бы, чтобы ты познакомила меня с Алехандро.

- Да?

- Ты меня не слушаешь.

- Нет, милый, потому что ты мелешь чушь.

Осознав, как Карина меня назвала, я на секунду решил, что она хочет извиниться, но она просто читала про себя.

- Ну так как, познакомишь?

- Зачем?

- Думаю, он мне написал.

- Ты так считаешь?

- К тому же, мне хотелось бы поговорить с ним о Кларе. Он рассказал бы мне свое, я ему – свое.

Карина начала читать вслух. Она читала очень выразительно, но тихо, вероятно, потому, что читала больному. До этой минуты я не замечал, какой у Карины мягкий, приятный, грудной голос. Мне безумно захотелось сказать ей, как нравится мне ее голос, но язык мой сильно распух и не ворочался во рту, занимая гораздо больше места, чем обычно. Я слушал, как Карина читала описание магазина часовщика в Нью-Йорке, и мне казалось, что этот магазинчик отлично ей известен.

Проснулся я глубокой ночью. Карина уже ушла, и книга снова лежала на столике. Как жаль, что я так и не сказал Карине, как нравится мне ее голос. Я снова заснул и не просыпался до самого утра. Кажется, жар прошел. Не будь это выражение столь пошлым и избитым, я сказал бы, что приход Карины показался мне всего лишь сном. И, тем не менее, эту пошлость я уже сказал.