Волнобраз

Мой студенческий друг Кирилл Лавров вкрадчивым голосом и интеллигентскими манерами напоминал
артиста, чье имя доверила ему судьба. Вероятно, за внутреннюю силу характера и
полюбила его Мария с нашего курса. Это было немало лет назад, и по молодости
Кирилл страшно ревновал свою жену.

Мария после университета хотела пойти в старшие пионервожатые какого-нибудь
пионерского лагеря, но медики посоветовали ей не связываться с педагогикой
из-за возможного срыва голоса, по звонкости соперничающего с горном, и переквалифицировалась
на последних курсах в библиотекари. Она перечитала такую массу книг, что
превратило её в живую литературную энциклопедию.  

Кирилл не стал филологом, а с третьего курса с нуля поступил в Бауманское училище и в
итоге стал известным изобретателем. По всей видимости отсчётом его признания и
стала нормализация отношений в семье.

Недавно мы встретились в метро, что бывает редкостью для москвичей, но ведь бывает! В
гражданине, который, держась одной рукой за поручень, а другой изучающего
какую-то схему, можно было признать в нём великовозрастного студента, но это
был Кирилл, которого я хотел увидеть.

-
Всё некогда, не успеваешь? – радостно пропел я  в ухо другу.

Он сразу узнал мой голос:

- Привет Аркаша, я в Сокольники…

- Я тоже.

- Сейчас, кое-что зафиксирую в памяти.

На это ему хватило доли секунды.

- Давно я тебя не видел, - сказал Кирилл, - слышал, ты был в Якутии, продвигал
какую-то педагогическую программу? Продвинул?

- Да. Защитил кандидатскую. А ты, наверное, докторскую?

- Пока нет, ем только колбасу с таким названием.

- Как Мария?

- За океаном, в штатах. У неё специализация.

- Долго там?

- Третий год.  А ты женился?

- Намечаю.

-Значит, есть кандидат-ка?

- Ты её знаешь, Лерка с первого курса, когда мы были на пятом. В прошлом году
закончила и её отправили под Тверь.

Мы ещё о многом поговорили, о себе, о друзьях, немного о политике, хотя об этом
сейчас не говорят на ходу.

Когда вышли из метро, нас встретило яркое осеннее солнце. Естественным было
предложение посидеть в ближайшем скверике. И нас тотчас же разморило.

Кирилл очень внимательно выслушал суть моей кандидатской работы. Он вставлял свои
замечания и определения, которые мне показались дельными.

- Ты верно, Аркаша, взял курс на развитие самостоятельного мышления, это краеугольный
камень педагогики. В этом была сила Макаренко и советских образователей.

- А твоя изобретательская деятельность далека от какого-то воспитания? – спросил я,
не надеясь на какую-то реакцию со стороны друга.

- Не далека, - улыбнулся Кирилл. – В первую очередь оно рационализирует и самого
изобретателя.

- Ну да, - с издёвкой заметил я, - Архимед после своей «Эврики!» стал чаще мыться в
бассейне!

- Прежде всего у учёного усиливается гигиена чувств, - ответил Кирилл. –
Понимаешь, в биологическом понимании чувства человека – это его реакция на
реальность, которая вызывает действия, необходимые, чтобы изменить неудобное для
него положение вещей. Конечно понятие удобства очень субъективно. Ревность, по
соображениям ревнивца, а им чаще всего оказывается слабый пол, ну и я, как
помнишь по молодости увлекался, должна гарантировать неприкосновенность
любимого человека, защищённость от соблазнов и прочее. Любая женщина в
понимании ревнивца – объект для предполагаемого насилия! Даже влюблённые – это
насильники! Но всё приходит через привыкание. А привыкание – это память. Но это
лишь   оправдание не менять память…

Напротив нашей скамейки сидела парочка, она беспрестанно целовалась. Влюбленные не
замечали никого, хотя и видел, как несколько раз парень оглядывался, определяя,
наверное, соперников.  Увы, мы в их число
не входили.

Я вспомнил, как сам Кирилл старался на наши тусовки не приводить Марию. Мы же
употребляли вино и танцевали, не говоря о спонтанных поцелуях с однокурсницами.


Между тем Кирилл продолжал:

- Я не стал искать пути к ломке своего эго. Ну ты знаешь, мне казалось, что мою
жену пытался совратить каждый встречный… Увы, мужскую природу не изменишь, а
вот не видеть провокации, возбуждающие ревность, - это разумно! Но как? Каждый
раз, когда Мария возвращалась после некоторого отсутствия рядом со мной, я
внимательно смотрел на вещи, с которыми она уходила – сумочку, папку, тубус. Да
что там вещи, я осматривал одежду, сначала верхнюю. Потом закрадывалось желание
изучить нижнее бельё. Это был плинтус!

Стоп, сказал я себе! Моя внимательность и догадки должны быть направлены на другое. И
я задался вопросом, почему мы любим свои предметы, правда иногда ненавидим и
пытаемся избавиться от них? Потому что они несут с собой память о приятном или
ненавистном! Заметь "они несут». Я применял разные методы исследования того,
что они «несут», спектральный анализ, волновую бомбардировку, химическую
обработку… Одним словом, пытал вещи, не хуже криминалиста.

- И? – спросил я.

- Изобрёл. Нашёл именно в спектральном разрезе так называемые «волны
образов».  Ну а остальное, как говорится, дело не только техники, но и технологий! Мой волнобраз работал великолепно: ни
одного мужского образа на вещах жены!  Дай закурить!

- На. Ты же не брал в руки эту гадость!

- Мне стыдно вспоминать своё поведение! Я даже к тебе тогда ревновал!

- Ну, генацвали, это было лишним! Мария прекрасная женщина, но мы же друзья!

- Расскажи мне тогда об этом!

- И ты мог видеть образы людей?

- Да, достаточно чётко, когда просматривал на мониторе.

- Так это же криминалистам большое подспорье!

- Я забросил прибор. Надо вернутся и отдать в полицию. Хотя, судя по сериалу «След»
там и без моего участия хорошо ловят!

Но это было сказано с сарказмом.