БУЛЬ и УСАЛА

всех этих вестей из Чечни про беспредел в Грозном, о наемниках и жестокостях боевиков, насмотревшись как совсем безусые призывники пытаются одолеть матерых мужиков-бандитов, ‒ собрался молча, в милиции взял справку на оружие  и уехал в Чечню.
Поеду, мог, − нужно помочь старшему брату. Старшим братом они называют нас всех, кто в городах живет и вообще за рекой. Русских и всех других».
Саша прервался, закурил и продолжил свою, крайне меня заинтересовавшую историю.
̶ Через полгода вернулся. Сказывали, да и сам я видел, – часы золотые ему подарил генерал и орден Красной Звезды вручил, – как у деда моего еще с войны. Говорят, покрошил он там в Чечне духов столько, что  кладбище средних размеров заселить можно. А вернулся когда – говорит, устал душою, позвал его назад дух лесной. Вот такой народ, эти местные охотники.
– А убили то его как? − уже заинтригованный спросил я Сашу.
− Похоже, выследили его и в отместку за убитых в Чечне бандитов наказали. Побоялись видимо, что кто-то еще соберется из охотников помогать большому брату.  Показательная, так сказать, казнь вышла. Кто такие, – никто толком и не видел – сразу попрятались. Сказывали, местные знали – чужие в тайге. Но они быстро, за сутки все сделали и сожгли его в баньке. Как было – никто не видел. Ночью заметили, − горит банька. Кинулись – потушили и только утром нашли собаку отравленную,  а в баньке обнаружили тело. Кто такой − опознать нельзя, но по всему это брат Усала…
Терсу его звали.
̶ Кто-то выдал его. А так, как могли найти?  − вставил реплику я.
– Вероятно так и было. Стукачей у нас всегда хватало. А за деньги теперь и отца родного сдадут не моргнув.
Усала твердит, что брат его среди духов мира проживает, и он с ним разговаривает.  Говорит, сказал ему брат что с ним случилось и что не жалеет о том, − закончил рассказ Саша.
Я крепко задумался. История шокировала меня. События в Чечне болью отзывались и в моем сердце. Я был знаком с ребятами чеченцами. Знал их особый нрав. Одного из них даже считал приятелем. Я знал о непростой судьбе многих чеченских семей. Вот, например,  у  моего приятеля отец сидел в колонии и долго еще был в ссылке в Сибири без права вернуться в родные места. Обида по поводу событий депортации чеченцев порой чувствовалась в нашем, в общем-то, добром общении. А теперь, думал я, возможно и чеченец Игорь – мой приятель, у которого, кстати, мама русская, целится из автомата в какого-нибудь Ванюшку из под Смоленска.
Я не стал откладывать знакомство со своим помощником Усала и направился к его дому, что стоял на окраине селения. Подходя к дому, почувствовал сзади чье-то присутствие и, оглянувшись, увидел пеструю собаку лайку с хвостом-калачом, которая беззвучно бежала сзади, контролируя пришельца. Пес смотрел умными серыми глазами, и было понятно, − угрозы нет, но шалить тебе не позволят.
На порожке дома сидел и пристально смотрел на меня маленький сухого тела человек в брезентовой куртке, кожаных потертых штанах и легких сапожках.  Круглое добродушное лицо его возраста не выдавало –  ему можно было дать сорок, а можно и все семьдесят лет. Наиболее яркими были черные точки глаз, внимательно смотревшие из-под бровей. На лице была редкая бороденка и едва заметные усы. На голове охотника одета небольшая выцветшая шерстяная шапочка в форме тюбетейки. Вся одежда выглядела сильно поношенной, но хорошо и ровно прилажена, а местами на одежде были видны заштопанные суровой ниткой разрывы, В руках Усала держал курительную трубку, изготовленную из рога. Трубка слегка дымилась, а горящий табачок немного искрил и потрескивал, распространяя едва уловимый аромат.
− Добрый день! Вы Усала? – задал я вопрос для начала нашего разговора.
̶ Да, а ты геолог из города? За помощью пришел? – спросил Усала и не ожидая ответа продолжил:
– Вчера еще хотел уйти по реке, но попросили тебя взять на стрелку, вот сижу, жду.
−Спасибо, Усала. Мне очень нужно на стрелку, а потом, – назад. Поможешь?
̶  Завтра с утра и пойдем. А пока давай чай попьем. Я тебя ждал, уже и чай заварил» – хитренько прищурившись, Усала встал и слегка косолапя, повел меня в дом к столу и задымленной печи. Чай был заварен в медной большой и темной от копоти кружке.
За столом, разлили чай по чашкам, заговорили о поездке. Чай был сделан из травяного сбора, горчил, но был приятным на вкус. Усала попыхивая трубкой, отхлебывал чай и, посапывая, молча глядел, то на меня, то в открытую настежь дверь и на лайку вытянувшуюся у порога.
Меня подмывало спросить охотника о его брате, о том, что произошло с ним.
Усала, посмотрел на меня с укоризной, как мне показалось, и рассказал  историю брата.
–Терсу поехал на войну тогда, когда узнал, что туда приехали и воюют против солдат чужие из других стран. Плохо воют − зло, жестоко. Когда два брата дерутся, как бы это ни было худо, чужим в этой драке места нет. А солдаты-призывники – они же совсем ничего не умеют на войне, дети еще совсем. И он поехал помочь старшему брату. А на войне он не убивал обычных чеченцев, а только чужих и самых озлобленных. Их там тогда очень много собралось. Очень злые. А брат он умеет превращаться в камень, в дерево, он может так спрятаться, никто его не найдет.
− А как же он попал им в руки уже здесь – дома? – вырвался вопрос у меня.
̶ Он сам так решил. Устал он сильно от убитых им людей. Убитые они возвращаются и отнимают жизнь. Когда они пришли, он вышел к ним. Но они испугались, и он сам пошел в баню. Они его там заперли, подожгли баню и убежали – так они его боялись. Он теперь там» – Усала показал пальцем вверх.
– Ему там хорошо. Мы с ним говорим обо всем. Вот вчера он мне рассказал, что приедешь ты. Он просил меня тебе помочь и рассказать про россыпь, – продолжил Усала.
  Я встрепенулся:
– Откуда про россыпь знаешь?
− Теперь знаю. Ищите золото, да не там, где оно спрятано. Я точно не знаю, но знаю, что не там ищите. Так брат сказал.
Я отправился ночевать к Саше, мы долго говорили о золотой россыпи, которая всколыхнет здешние места, когда сюда придут большие деньги. О Усала и его брате мы не говорили, но я все думал о них и многого понять просто не мог – эти люди жили в каком-то ином измерении, мерой которому была уникальная восприимчивость к вибрациям природы, высочайшая космическая чувствительность и ответственность перед малозначимыми, как нам казалось, вещами.
Утром, чуть рассвело, мы с Усала и его верной лайкой отплыли из поселка вниз по течению реки. Смоленая узкая и длинная лодка скользила беззвучно по воде. Лайка бодро занимала носовую часть, оглядывала выплывающие из-за поворотов реки плесы, берега, скалы и рвущуюся вверх зелень тайги. Усала сидел на корме у неработающего и поднятого теперь мотора и правил лодку длинным веслом. Я, опираясь на борт лодки, оглядывал окрестности и размышлял о предстоящей работе.
Плавное течение реки сменилось быстриной. Лодка ловко лавировала между огромных камней, срываясь с кручи порога вместе со стремниной. При преодолении порогов река ревела, обдавая лодку и людей холодным душем брызг. Собака легла на дно лодки, где стойко переносила качку и брызги. Я помогал править лодкой сидя на носу.
После порога река успокаивалась, и можно было разговаривать, но путники молчали, каждый занятый своими мыслями.
Беззвучный сплав по реке позволял наблюдать жизнь обитателей тайги на берегах реки. То косуля, то олени были застигнуты на водопое.
Вдоль леса прошмыгнула лисица, воровато поглядывая на нас.
За поворотом  реки открылся плёс с купающимся  у берега медведем. Медведь был настолько беспечен и занят собой, что совершенно не обращал внимания на лодку. Усала приподнявшись, что-то зычно прокричал в сторону медведя. Тот встрепенулся и выскочил на берег, замер у кромки берега, поднявшись на задние лапы, внимательно и тревожно вглядываясь в проплывающую лодку.
̶  Что ты ему сказал? − спросил я Усала.
– Я ему сказал, что пусть будет осторожен. Пришли чужие люди в тайгу» − ответил серьезно охотник.
Так поворот за поворотом, от порога к порогу мы добрались до стрелки. Река здесь раздваивалась на два притока основного русла. Между двумя руслами у леса стояла охотничья изба, к которой мы и причалили. Пока Усала занимался поклажей, я успел сбегать до наступления ночи  к ближайшим шурфам и с удовольствием отметил, что шурфы еще не осыпались окончательно и воротки на них вполне пригодны для спуска. Поэтому уже на утро я наметил взять пробы в ближайших шурфах.
Работа подвигалась быстро. За три дня мы с Усала обошли ближайшие шурфы, и я успешно взял пробы песка со дна каждого из них. Оставался один шурф, который был пробит  в отдалении под самым склоном хребта у заболоченной речушки. Шурф пробили на возвышении, и вода собралась только на самом дне выработки, что не могло помешать взять пробу. Но до этого шурфа было достаточно далеко, и я отложил работу в нем до следующего утра, вернувшись к домику на стрелке в сопровождении лайки.
Усала, покинувший меня несколько раньше,  уже готовил ужин. Я объявил охотнику, что завтра видимо закончим и можно будет порыбачить наконец вволю и отправляться назад в поселок.
Усала молча кивнул, попыхивая трубочкой, которая светила ярким угольком, подсвечивая контуры лица охотника.
Смеркалось, и навалилась сразу непроглядная ночь. Я спал безмятежным сном человека, который выполнил сложную работу и не испытывал больше ни сомнений, ни каких-либо угрызений въедливой совести.
Утром с первыми лучами солнца уже хотелось вскочить и побежать по росе к реке, − так ярко и азартно начинался день.
Я сбегал к реке и, набравшись духа, нырнул в ледяную тугую струю воды, отчаянно гребя против течения. Вся моя мощь гребца в борьбе со стремниной позволила продвинуться не более чем на пяток метров – река летела со скоростью поезда.
Свежий и бодрый, утираясь на ходу полотенцем, я пришел к домику.
Усала сидел  на пороге избушки и покуривал свою трубку – казалось, он и вовсе не ложился.
− Тебе не нужно ходить к дальнему шурфу? − попыхивая трубкой, сказал Усала.
̶ Там тебя ждет беда. Дождись меня, вместе сходим. Я схожу на кордон, где прикармливаю соболей, а потом и сходим? − продолжил Усала и пригласил позавтракать ухой из наловленных им с утра хариусов.
Позавтракали.
Усала взялся готовить поклажу для поездки на кордон.
Я, удобно устроившись в тени домика, чертил схему расположения шурфов и строил варианты прогноза выноса россыпи, размышляя о том, где же ошибка, и почему не сходится анализ проб и выстроенный нами прогноз коренного месторождения, которое по всему должно быть в направлении русла одного из рукавов реки.
Усала не спешил, хотя вчера говорил о раннем своем отплытии на кордон, – его как будто что-то сдерживало, не давало уехать. Покрутившись у лодки, он подошел ко мне и присел рядом на корточки. Поглядывая на мою схему и как всегда потягивая трубочку, на этот раз, погасшую, Усала показал на ближайший к нам склон горного массива и изрек фразу, которая, показалось, перевернула подо мной твердь земли.
− Там раньше текла река, − несколько напряженно выдавил он из себя.
̶ Как там? Там скалы, коренник. Там не могло быть русла реки! − воскликнул я, уже привыкнув к тому, что к словам Усала всегда стоит