С Анной познакомилась я на Фейсбуке. И вначале перебрасывались мы репликами к разным фотографиям, текстам, потом она стала почитывать и мои, писать отзывы. И вот один из них – на моё эссе «Гуманизм или сосулька?», в котором ставлю вопрос: а стоит ли так щедро помогать тем, кто не хочет работать и живёт на подачки, как в той же Америке, где рядом с мегаполисами целые города именно таких жителей, и не гуманнее ли дать им в руки «удочки», чтобы работали: «Да-а, это - вопрос! Помогать или не помогать? Удочку-то сейчас не очень найдёшь, а денег дать проще, вот и идём по этому пути. Но боюсь, что навернёмся со всей силы. Ведь гораздо больше таких, кто ждёт подачки, да к тому же они всё наглее и наглее. Но опять - вопрос: ведь и не дать нельзя! Не может гуманный человек смотреть на голодного и не поделится.» И я ответила: «Анна, все палки о двух конца, - одним можно убить человека, а другим спасти, протянув ему, тонущему. Но добром можно и испортить человека, поэтому вопрос в том, как найти то «лезвие бритвы», по которому гуманные должны идти?» А она сыронизировала: «Идти, чтобы самому порезаться?» Поддержав её «ухмылку», я написала: «Конечно, можно и порезаться. Но зато опыт приобретём... жаль только, что мало его ценим.» После этого мы еще крепче зацепились друг за друга и… И всё же! Странное это явление – виртуальная связь! Ведь не видим человека, его глаз, вспыхнувших эмоций, а всё равно по нескольким репликам чувствуем… по крайней мере я чувствую: мой человек или нет? Вот и её приняла почти сразу. И потянулись наши диалоги, становясь все откровеннее с её стороны: «Меня тоже очень волнует этот вопрос. (Это она – на мой рассказ «Настигающее прошлое», в котором героиня рассказывает, как нечаянным словом обидела подругу.) И потому волнует, что однажды тоже вот так же ляпнула, не подумав. А почему сказала? Ведь раньше так не думала, но вдруг… Значит, сидит в нас какая-то тяга к разрушению, поэтому иногда и накатывает такое...» «Да, ты права. Жизнь огрубляет душу, - не возвратить ту пору, когда и клейкий весенний листок казался чудом. Ушедшего не вернуть». «Вернуть молодость… Если бы... Да, да!.. Если бы это было возможно, то разве я?.. Пустое. Ну не понимала бы я тогда чего-то, так ведь… Ах, да ладно. Да гори всё гаром! Значит, устроена я по-другому. Значит, я - ошибка Бога». И этот её вскрик в Чате был одним из последних, - приехала в гости.
Вечереет. Мы сидим на моём уютном балконе пятого этажа. Совсем недавно прошел короткий дождь и теперь заходящее солнце, скользя по верхушкам деревьев, серебрит мокрые листья, а в распахнутые створки втискивается такой весенний аромат, что даже запах послеужинного кофе кажется лишним. После наших сумбурных разговоров, приглядываний друг к другу, мне уже кажется, что и у неё, и у меня появилась та самая спокойная уверенность в том, что рядом - человек, которому можно приоткрыть занавес и к сокровенному. А, может, такое кажется только мне?.. Да нет, в её глазах пропало выражение настороженности, которое бывает при первой встрече и теперь я жду от неё того, что и от других, - рассказа о жизни, чтобы в её «портрет» вписать новые краски. Но пока она стоит, смотрит вниз на кроны деревьев и молчит. Может, подтолкнуть нечаянным вопросом?
- Аннушка, можно тебя спросить?
- Можно, можно… - живо обернулась и села в креслице: – Давай, валяй, пока я добрая… после вина.
- Хорошо, валяю, - рассмеялась: – Но учти, если мой вопрос покажется неуместным, то…
- Да ладно тебе… По-моему, неуместных между нами уже быть не может.
- Не может, да… - Отпила глоток кофе: – Вот ты как-то написала, что, мол, устроена по-другому, что ты - ошибка Бога. Ведь такие слова вырываются неспроста. Я бы сказала, что даже в минуты отчаяния. Что?.. такое тогда и было с тобой?
Она неожиданно рассмеялась:
- Да было, было! И не раз… И с тобой –тоже. Что, не так?
- Не так, - усмехнулась: – Во всяком случае ошибкой Бога себя не считаю.
- Счастливая ты. А я…
И снова встала, шагнула к окну, оперлась руками на раму, замолчала. Мне стало неудобно за свой вопрос, но возвращать сказанное извинением не стала, - нет, всё же пусть… пусть сама решится: отвечать или нет? И тут она обернулась, усмехнулась:
- Ну, хорошо. Раз приехала к тебе... так чего ж тянуть-то? Слушай. – Села, допила кофе: – А дело в том, что с некоторых пор стал меня мучить вопрос: а так ли я жила... живу?
- Ничего себе вопросик! – всплеснула руками. – Да тебе еще рано такие вопросы задавать, треть жизни впереди.
- Ну… - и отодвинула чашку: - Рано, не рано, а раз овопросилась…
- «Ово» что? – засмеялась я.
- Ну, раз вопрос проснулся, стоит и никуда от него не спрятаться, то и подумалось: а вдруг ты ответ подскажешь?
- Вот и давай, рассказывай, что тебя подтолкнуло к нему... пока не поздно, а то уже темнеет, да и холодком потянуло.
- А началось это… - Она взглянула на окна соседнего дома, которые уже начали вспыхивать огоньками, качнула головой, махнула рукой: - А барахтаюсь я в этом вот уже больше десяти лет… Ну да, долго. И потому, что привязала себя к Сашке… А к такому. С его матерью... с Настей соседями были, и он таким паршивцем у неё рос! Сколько ж раз за хулиганство из школы выгонять собирались! И учился плохо... хотя и смекалистый был, увлекался то тем, то другим, а вот чтобы на чём-то остановиться… Да, конечно, «искал себя». Но так запутался в поисках, что совсем свихнулся и даже деньги у матери воровал. Она-то сама неплохо зарабатывала, да и от его бати получала… развелись они, уехал он за границу и присылал. Казалось бы, ну чего не жить правильно? Так нет, после школы хотя и поступил в институт с помощью матери, но совсем сбился с пути... А тем, что сел на наркотики... Ну как, при чём тут я? Ведь соседи, подруги. Как же я могла оставаться в стороне и молчать? Вот и плакали с Настей каждый раз, когда друзья приволакивали его домой... Конечно, говорили, убеждали, и он обещал, клялся, что больше не будет, но - опять и снова. И однажды так довёл Настю, что... Да сердце схватило, отвезли её в больницу... и умерла.
Анна помолчала, поёжилась, взяла пустую чашку, заглянула в неё:
- Может, еще кофейку?
- Да, конечно. Я – на кухню, а ты - в зал, а то и впрямь прохладно стало.
Но она пошла за мной:
- Правда, есть у Сашки дядька где-то в Сибири и даже приезжал, хотел его к себе забрать, но тот ни-икак не захотел! А тётка зараза... Да потому зараза, что, хотя и жила не так уж далеко от нас, но сказала, как отрезала: пусть сам выбирается, уже большой. А этот большой, когда промотал мамины деньги, ни на одной работе не мог удержаться. И вот представляешь, в какую петлю я влезла? И своих трое... Ну, с мужем трое, он же у меня, как ребёнок... А потому, что хотя не пьёт-не курит и деньги во-время приносит, но в остальном... - Махнула рукой, усмехнулась: - А в остальном, как в той поговорке: «Хоть и семь меринов, а сама – передом». Вот и пришлось... и со своей семьёй крутиться, и Сашку вытаскивать. Но своих-то что! Мои хорошие, правильные... Ну да, и теперь такие же слава Богу, а вот Сашка... Сколько ж моей кровушки попил! Только немного и пришла в себя, когда в Армию забрали... Вот и я думала, что одумается там, исправится, так нет! Вернулся и снова начал... Как теперь? Да нашлись добрые люди, помогли устроить в Центр «Выбор», но вылечится ли? С месяц назад ездила к нему, так даже расплакался, когда о матери заговорили.
Кофе был готов, Анна сходила на балкон за чашками и, отпив несколько глотков, улыбнулась:
- Наверное, хочешь спросить: и зачем, мол, всё это рассказывает, да?
- Да нет, не хочу. Знаю, что сама скажешь, - улыбнулась как можно располагающе.
- Ну, тогда... – коротко вздохнула: - А рассказала тебе потому, что... Когда уж слишком лихо становилось от этого Сашки, то думалось: ну зачем он мне? Брошу его. Пусть живёт, как хочет. И так хотелось крикнуть: а, гори всё огнём! Не буду больше с ним возиться. Да к тому же за своих детей боялась: а вдруг заразит, вдруг и они начнут так же? Ведь любят его как родного. А он скоро должен вернуться и что? Опять тянуть его в правильную жизнь?
И, ожидая ответа, уставилась на меня растревоженным взглядом, а я... Ну что мне надо было ответить на этот сложный вопрос? Поддержать это самое «гори огнём» или советовать тянуть лямку до «полной победы»? Ведь во мне никогда не было уверенности в том, что я, «книжный человек», смогу помочь кому-то конкретным жизненным советом, поэтому обычно в таких случаях иносказательно, тем или иным способом предлагала варианты, из которых мой вопрошающий собеседник мог бы сам сделать выбор. Вот и теперь постаралась довериться чувству. интуиции, которые подсказали бы Анне если не прямой ответ, так некую подсказку к нему.
- Понимаешь в чём дело... – И жестом пригласила её из кухни в зал: - В ситуациях, похожих на твою, люди ищут выходы, соотносясь со своей сутью и поэтому...
Она присела на диван, машинально взяла в руки томик стихов Алексея Толстого*, который я читала накануне, стала перелистывать, но взглянула:
- Ну-ну, давай дальше... что «поэтому»?
Но я, снова уйдя от прямого ответа, помедлила, притронулась к её руке:
- Аннушка, совесть очень когтистый зверёк... – Она ухмыльнулась моей метафоре, хотела что-то сказать, но я поспешила разъяснить: - Ведь если вдруг набросившегося на тебя зверя оторвать от себя, то на твоём теле непременно останутся раны, царапины... как и на душе. А заживут ли?
Она захлопнула уже открытый томик, непонятно улыбнулась, но тут же открыла и прочитала первое попавшееся:
- «Есть много звуков в сердца глубине, неясных дум, непетых песней много, но заглушает вечно их во мне, забот немолчных скучная тревога...» - И рассмеялась: - Ну и поэт! Как в воду... в душу глянул.
Завтра утром она уезжает. А сегодня мы, побродив в парке «Соловьи», по её просьбе приехали и сюда, к памятнику водителям, который в полутора десятках километрах от города. Набирающая разбег весна выкрасила зелень деревьев и трав всеми оттенками малахита и это свечение согревает и наши души, - не только легко дышится, но и говорится, - одно легко цепляется за другое. Но всё же меня навязчиво не покидает вопрос, который, конечно же, ей не задам: зачем приехала? Только ли для того, чтобы рассказать о Сашке или чтобы поделиться и чем-то тайным, которое своим не расскажешь или которого не хотят слышать, - ведь бывает и такое. Ну, что ж, если и не узнаю ответа на не отпускающий вопрос, всё равно со мной останется это «общение в живую», которое не заменит виртуального, а поэтому... Но тут слышу:
- Ой, никогда не видела таких грузовиков!
Она подходит к охристому постаменту, на который вознесена машина, «выехавшая» из времён войны, и даже поднимает руку, словно пытаясь притронуться к ней.
- Не удивительно, - улыбаюсь я. – Тебя тогда еще на свете не было.
- Конечно не было, но ведь не первый памятник войне вижу, а вот такой… - Замолкает, склоняет голову, стоит так какое-то время, и вдруг слышу:
- Знаешь… - И снова молчит. Но
