Фиктивный расстрел

После ночных событий в ресторане и последующей за ними встречей с сестрой Верой, Дана Соколовская пребывала в скверном настроении. Ее совершенно добил рассказ Малышева о том, как Стрельников расстрелял ее мужа. Дана после всего этого до сих пор окончательно не пришла в себя.
Утром Соколовская не пошла в общежитие, где ей была предоставлена начальством комната для проживания, а прямиком явилась на работу. Взяв ключ, направилась к двери председателя чека. Перед тем, как открыть дверь, на всякий случай постучала. Пройдя в кабинет, заперла дверь на ключ и открыла сейф. С помощью второго ключа проникла в дополнительное отделение. Положила папку с документом, подтверждающим убийство ее мужа, в середину стопки. Только успела закрыть сейф, как послышался звук проворачивания ключа в замке. Дверь открылась, и на пороге появился Прецикс. Он удивленно взглянул на сотрудницу и, пройдя к столу, кинул мимолетный взгляд на сейф. Дана на мгновение растерялась, но быстро взяв себя в руки, успокоилась. Она уже неоднократно бывала кабинете Прецикса, когда он отсутствовал. Учтиво кинув, она поприветствовала начальника.
– Здравствуйте Август Васильевич. Не ожидала, что вы так рано приедете. Я положила документы в сейф.
– Здравствуй Игнатьева. А почему дверь заперла?
– Дополнительная предосторожность не помешает, вы сами учили меня, быть бдительной. Тем более эти документы имеют особую секретность.
Согласившись с ее доводами, Прецикс утвердительно кивнул.
– Малышев у себя?
– Нет, еще не пришел.
– А Гранов на месте?
– Нет, Август Васильевич, его я тоже не видела.
– Черт знает что! Чтобы они не нарушали дисциплину, следует опять вернуть прежнего начальника, – выругался Прецикс.
Дело в том, что предшественник Прецикса, Тиунов, еще в прежней Новониколаевской чека, подведомственной томской губернии, за небрежное отношение к работе уволил дюжину сотрудников СОО. Прецикс знал об этом и порой, поучая сотрудников, строжился за опоздание и напоминал о Тиунове.
Прецикс крутнул ручку аппарата и, подняв трубку, отдал распоряжение дежурному, чтобы независимо от обстоятельств, начальники всех служб срочно собрались в его кабинете. Соколовская еще не знала, что в Коченево произошли тревожные события и, потому не могла понять, что руководитель чека, терпящий порой опоздание своих коллег, так нервно отреагировал именно сегодня на нарушение трудовой дисциплины.
– Да, вот еще что, чуть не забыл, скоро в НовоНиколаевск приедет Павлуновский со своей женой Дзелтынь, я кое-что рассказывал о тебе, и она хочет познакомиться…
– Со мной? – удивленно спросила Дана, невзначай перебив Прецикса.
– Разумеется с тобой. Ее уже проинформировали, что дочь царского генерала Потапова работает в Новониколаевской чека. – От последних слов начальника, Дана немного смутилась, но тот беспардонно продолжил, – но, есть одно препятствие, ни Павлуновский, ни его жена не знают, что ты была замужем за врагом революции, этот факт я не стал озвучивать. Так что прими к сведению, наше руководство не поощряет, когда в рядах чекистов появляются лица, имеющие не достаточно чистое пролетарское происхождение. Такие, как ты, с генеральскими корнями в роду, составляют исключение. Вы необходимы партии и делу революции совершенно для других целей. Помни Игнатьева, один неверный шаг и ты снова окажешься там, откуда я тебя вытащил, – Прецикс указал пальцем в пол, и Соколовская поняла, что он имел в виду преисподнюю.
Дане трудно дышалось, казалось, разволновавшись, она выдаст себя с головой, но справившись с собой, ответила начальнику благодарным кивком. Она попросила разрешения удалиться и, зайдя в свой кабинет, села за стол. Сердце беспокойно билось, посылая в воспаленный мозг увеличенный поток разгоряченной крови. Она только сейчас по настоящему осознала, что находилась в одном шаге от смертельной опасности. Приди Прецикс минутой раньше и, застань ее с секретными бумагами рядом с открытой дверцей дополнительного отделения в сейфе, отдал бы приказ закрыть ее в подвальную камеру, в которой она один раз уже побывала. В ее положении, из камеры был только один выход – на кладбище.
Память невольно вернула Дану к событиям прошлого года, когда она, не найдя своего мужа в Омске, очутилась в НовоНиколаевске. Ее задержал патруль, как и многих других граждан, при проверке документов. В городе шла глобальная чистка после отступления колчаковских войск. А выдали ее одежда и интеллект грамотной и образованной женщины, выделяющейся среди этой разношерстной, революционной публики. Ее отпустили, но видимо на время, потому что повторное задержание вылилось в неопределенный срок отбытия в камере чека. Пытаясь скрыть свое происхождение, она умалчивала о своем отце, отставном царском генерале Потапове. Образованная в семнадцатом году ВЧК уже научилась работать, и выявить по фамилии родовые корни человека, было вопросом времени. С женой белого офицера и дочерью царского генерала в чрезвучайке не станут церемониться и, сфальсифицировав обвинительный документ, осудят военным судом и поставят к стенке. В этом аспекте Дана перестала сомневаться, когда ее привели в двухэтажное здание, отданное на тот момент в пользование чрезвычайной комиссии.
Прошла неделя. Ее водили по несколько раз в день на допросы. По поведению и характерам некоторых служащих этого мрачного заведения и в том числе молодого следователя СОО, она пыталась составить для себя психологический портрет чекиста. Гражданская война формировала новое представление о политической полиции; классовая ненависть сотрудников, принятых на службу в чрезвычайку была направлена на уничтожение врагов революции. Люди, наделенные безграничной властью, решали коротко и жестоко – кому жить, а кому исчезнуть. Тех, кто оказался в камере по обвинению в контрреволюционных действиях, комиссия не щадила, их участь уже была предрешена. Дана прочувствовала это с первых минут, когда ее начали допрашивать. Грубый следователь, плохо разбирающийся в людях, постоянно давил на нее, выпытывая к какой организации она примыкает. Стучал кулаком по столу, бросался нецензурными словами, пугал, что бросит в камеру к мужикам-преступникам. То, что перед ним сидит женщина, красивая и интеллигентная, совершенно его не останавливало, он был одержим желанием подводить врагов революции под расстрел и его задача состояла в том, чтобы Дана стала очередной жертвой красного террора.
До рукоприкладства еще не дошло, но после каждого допроса Соколовская постепенно теряла присутствие духа. Перспективы, которые ей обрисовал следователь, конечно же, не радовали: в лучшем случае ее ждал концентрационный лагерь, а в худшем, к чему и стремился молодой чекист, дело закончится ее расстрелом.
Дана понимала, что жива еще благодаря запросу, посланному в Петроград и как только придут данные, ее ликвидируют, как и многих других контрреволюционеров. Изнурительные допросы, выплескивание воды из кружки в лицо, циничные высказывания, что ее отдадут на поругание взводу солдат, шокировали Дану до предела. Она чувствовала, что следователь и без того, грубый и циничный, скоро начнет ее избивать, и каждый раз с замиранием ждала этого момента.
Однажды, видимо пребывая в сквернейшем настроении, следователь, сорвавшись на фальцет, в бешенстве завизжал:
– Подстилка белогвардейская! Я сейчас отвезу тебя в тюрьму и закрою в камеру с мужичьем. Вот тогда я посмотрю, как ты запоешь, как миленькая попросишься ко мне на допрос. Отвечай, с каким заданием приехала сюда?
Не выдержав ее очередного молчания, он ударил Соколовскую ладонью по щеке и, сжав пальцы кулак, приготовился повторить, но в это время в камеру вошел высокий мужчина в форменной одежде и, сев на свободный стул, махнул рукой, чтобы следователь продолжал допрос.
– Повторяю вопрос, с какой целью ты приехала в НовоНиколаевск?
– Я разыскиваю свою сестру.
– Врешь сука, по глазам вижу, врешь! – закричал следователь.
– Ощепков, на полтона ниже, – тихо и вежливо попросил следователя пришедший чекист.
– Товарищ Малышев, я с этой стервой уже две недели бьюсь, а она ни в какую…
– Еще на полтона, – уже жестче попросил Малышев и слегка улыбнувшись, обратился к Соколовской, – мадам Потапова не привыкла к такой грубости, с ней нужно ласково, очень культурно общаться, иначе она примет нас за неандертальцев.
От неожиданности, Соколовская замерла и с тревогой посмотрела на Малышева. Он произнес ее девичью фамилию и, назвав мадам Потаповой, особо подчеркнул, в чека знают, что она – замужняя женщина. Видимо пришли документы, и сейчас начнется совершенно другой допрос. Но в одно она уверовала, что с приходом Малышева закончатся гнусные нападки следователя Ощепкова. Дверь открылась, и в камеру вошли еще двое мужчин в военной форме. Следователь вскочил и, вытянувшись, отдал честь.
– Докладывай, как продвигаются дела с этой гражданкой.
– Товарищ начальник, провожу дознание гражданки Соколовской… Но пока безрезультатно.
– Отставить! Иди к себе, а мы тут сами поговорим с этой дамочкой, – ехидно произнес начальник СОО, Гранов.
Ощепков быстро вышел, оставив в камере нового председателя чека Прецикса, его заместителя Гранова и начальника следственного отдела Василия Малышева.
– Итак, гражданка Потапова-Соколовская, будешь дальше утверждать, что приехала в НовоНиколаевск, разыскивая свою сестру, или все-таки расскажешь нам, что истинной причиной твоего приезда сюда явились поиски мужа – штабс-капитана Соколовского.
Сердце Даны сжалось в комок. «Им что-то известно… Но что именно? По всей вероятности важные люди заинтересовались мною, раз председатель чека и его подчиненные сами взялись допрашивать».
С этого момента начались не менее тревожные дни ее прибывания в чека. Жестокие, изнуряющие допросы сменились мягкими и человеческими беседами. Они знали о ней практически все. Кем был отец Даны и что сейчас со своей женой, то есть ее матерью, он живет во Франции, эмигрировав после захвата большевиками власти, как в Петрограде, так и во многих губерниях страны. Что ее родная сестра состоит в партии левых эсеров и сейчас скрывается от советской власти. Но самое важное, как считала Дана, чекистам теперь известно, что она замужем за белогвардейским офицером, служащим в штабе Колчака – Петром Соколовским.
Отпираться больше не было смысла. Никакими военными тайнами на тот момент она не располагала, но, тем не менее, понимала, что ее ожидал расстрел за родство с белогвардейским офицером. Дана покорилась судьбе, смирившись со своей участью и ждала рокового дня. Но однажды, она почувствовала, что отношение чекистов к ней, резко изменилось, а причиной явилось доказательство, что Петра Соколовского за измену, контрразведка белых отправила под трибунал. Из протокола заседания военного суда, представленного ей чекистами, она узнала, что ее муж был приговорен к смерти и вскоре расстрелян белогвардейцами. Затем начались встречи и беседы иного характера, ей сочувствовали и говорили, что ее муж герой и что он помогал Красной армии ценными сведениями. Ее склоняли к тому, чтобы отомстить за мужа. Прецикс планомерно и методично вторгался в