которое в детстве на всё отзывалось... – Помолчал и вдруг тихо почти пропел: - «И бесстрашно отряд поскакал на врага, завязалась кровавая битва, и боец молодой вдруг поник головой...» - Взглянул: – Помнишь?.. Так вот, потом душа моя под доводами разума словно умолкла... – Резко приподнял руку с руля, но медленно опустил:
- Да нет, замечал, замечал я в своей суете несчастных, страдающих, но спешил мимо... не приближаясь. Будто боясь чего-то. – И снова пауза: - А однажды поехал в районный городок улаживать кой-какие дела и случайно познакомился с одним мужиком. Разговорились. И оказалось, что он тоже предприниматель, но и волонтёр, и сейчас ездит по району, хлопочет о том, чтобы сделали ремонт в детском доме, в котором туалеты на улице, а зимой дети замерзают из-за никудышного отопления. Да и не только об этом рассказал... И знаешь, я как-то не поверил ему... или не хотел верить? А он, видать, это почувствовал, потому что когда я всё еще ждал улаживания своих дел, предложил: «Может, съездишь со мной в соседний детдом? Тут недалеко...» И я поехал. А по дороге Сашка... тёзкой оказался, рассказал о том, через что ему приходится проходить, чтобы добиться элементарной помощи этому детдому. Ведь чиновники далеко не все откликаются сразу, их надо раскачивать, расшевеливать, а то... Один так прямо ему и ляпнул: «Ну что вы хлопочите? Дети относительно сыты, обуты-одеты, а большего им... Ведь рождены-то в основном от пьяниц».
Александр замолчал, вглядываясь в замелькавшие окраинные домики - уже въезжали в Карачев - и мне подумалось: жаль, что не досказал о той поездке... Но ладно, сейчас ему не до этого, так что расспрошу, когда назад будем ехать. И, ободряюще улыбнулась:
- Наверное, волнуешься и не узнаёшь город? Ведь столько лет...
- Да, конечно. Пока всё, всё другое. Но, может, там, в наших кварталах что-то осталось прежним? Едем туда.
- Осталось, - загрустила я: – Но мало, ох как мало! И даже мой родной дом уже не мой.
- Как так? – взглянул живо.
- А вот так... Попал в чужие руки, так что очень грустно будет встретиться с ним.
Когда выходили из машины «в наших кварталах», то мне всё думалось: ну что он ищет и что найдёт здесь, среди постаревших свидетелей прошлого? Ведь вместо той, покрытой травой-муровой полянки возле моего дома, на которой устраивали спектакли, теперь была наезженная дорога к новым застройкам, а меж когда-то родных окон висела табличка: «Продаётся». Да и на месте его хаты возвышался красивый особнячок, огороженный темно-вишнёвым забором. Но Александр больше помалкивал и по его лицу, глазам было трудно понять: что же происходило в его душе? И тогда, чтобы приоткрылся, я «плеснула» своим настроением:
- Нет, и всё же встречаться с прошлым грустно.
Но он лишь пригласил в машину:
- А давай-ка доедем до парка. Помнишь, как висели на его ограде, когда бегали смотреть концерты заезжих артистов? Там, наверное, мало что изменилось... ну, может, только деревья подросли.
Когда ехали назад, Александр снова помалкивал. Да, ожидание даёт больше, нежели сбывшееся, убеждалась в этом не раз, а как - он? И что дала ему эта встреча? Спросить или подождать?.. Но он вдруг заговорил:
- Знаешь, после той притчи, которую прислал тебе, я как-то пристрастился к ним. – Коротко взглянув, усмехнулся. – Наверное, подумала: в детство впадает, да?
- Да нет... что ты! Притчи - для любого возраста. Недаром Христос часто говорил притчами...
- Ну, тогда... – И он, вздохнув, заговорил медленно, словно читая: - Однажды некто гулял по морскому берегу и увидел старца, который поднимал с песка морские звезды, выброшенные штормом, и бросал их в море. Ну, и говорит ему: «Не напрасна ли Ваша работа? Ведь под ногами тысячи морских звёзд и что изменится, если спасёте немногих?» Тогда старец поднял еще одну: «Но я изменю многое хотя бы для этой звезды.» И тоже бросил её в море. - Саша замолчал, и я почувствовала, что сейчас скажет то, о чём и хотелось узнать. – Так вот к чему я это... Тогда, при поездке в детдом, когда увидел детишек... они как раз гуляли во дворе и окружили нас... я словно очнулся. Да-да, именно так! Ведь они смотрели на нас такими глазами! А потом, когда тёзка раздал им подарки и мы уходили, то всё бежали за нами и кричали: «Дяди, дяди, приезжайте еще!» – Александр хлопнул рукой по рулю. – И как после этого было не приехать еще раз? Потом - еще, еще... С тех пор и попал к ним в плен. Да и каждый раз вместе с Сашкой заново попадаем, когда приезжаем в другие детдома, привозим подарки, что-то ремонтируем, исправляем. – Он опустил боковое стекло, вытянул руку, как бы пытаясь поймать струю ветра. - Знаешь, простое сочувствие, которое во мне было раньше – неважная милостыня. Его надо материализовать, вот и я... Да нет, не так уж много зарабатываю, но сколько могу, отдаю. И после каждой поездки в детские дома словно омываюсь... словно оживает моя та, детская душа, которая умела втискиваться... нет, вживаться в людей. – Помолчал, и почти прошептал: - «Он упал возле ног вороного коня и закрыл свои карие очи...»
- Да-да, помню, как ты однажды не дочитал эти строки и слёзы у тебя...
Но Александр не услышал меня:
- Вот и получилось, что я у прошлого... – Несколько раз разжал-сжал пальцы, лежащие на руле. – У прошлого сам себя выкупил. Да-да, именно выкупил! – И вдруг светло улыбнулся найденному слову: – И оно с благодарностью отозвалось во мне. – Снова помолчал и сказал совсем тихо: - И в этом... вместе с семьёй - моя неподдельная радость.
