Время, когда просыпаются петухи (Глава 61)

пищу для размышлений
он дает всегда вне зависимости от количества прочитанного
и места, где читаешь. Особенно там, где речь идет об
его отношении к христианам и христианству в целом.
Олег с Ольгердом так увлеченно дискутировали, что
привлекли к себе внимание всех остальных. Вокруг них
сплотилась вся компания, и спор разгорелся с новой силой.
Не удержалась и Уицрик:
– Все-таки в отношении Ницше к христианам таится
что-то ключевое, судьбоносное. Для нас, материалистов,
эра христианства значима, но только как точка отталкива-
ния, помогающая осознанию своей инаковости. Для хри-
стианства же человечество, напротив, — точка постоянного
притяжения, ревнивого внимания, объект поглощения как
чего-то «исконно своего» и преобразования по собственному
образу и подобию. Ничто так не раздражает христи-
анство, как очевидные противоречия науки с церковными
догмами в историческом опыте. Если церковь и признает
эти различия, то только на уровне различий, скажем, между
конфессиями, но никак не на уровне отношений двух раз-
ных восприятий мира.
– Да, именно, — обрадовался Ольгерд, что ему пришли
на помощь. — Ницше старался развенчать миф о христианстве,
раскрыть его пагубное влияние на человека, при-
ведшее к деградации и полному подчинению разума мрако-
бесию. В своем «Антихристе» Ницше прямо говорит, что
христианство во многом ущербно.
– Эта мысль верна, — вмешался Паоло, внимательно
слушавший, не проронив до этого ни слова. — Но дело даже
не столько в мировоззренческом различии. Дело, прежде
всего, в том, что на традиционном уровне, в подсознании
людей христианство укоренилось, как нечто определяющее
его существование, как что-то само собой разумеющееся,
не поддающееся сомнению. Благодаря этому, христианство
и существует, пусть и в разных конфессиях, но все еще
существует.
– Вот именно «еще»! — перебил его Ольгерд. — Но как
только человечество откроет для себя, что верующий —
еще далеко не человек разумный, христианский миф рух-
нет, а с ним неизбежно кончится и эра Рыб.
И тут началось! Каждый хотел высказать свое мнение,
доказать истинность своих суждений. Всех переспорила
Беатрис, когда вопрос коснулся науки. Она даже встала,
будто выступала перед большой аудиторией:
– Наука рвалась из пут церкви, но куда ей было податься?
На костер инквизиции? Или прыгать в костры,
в которых сжигали книги? Наука была обречена на убогое
провинциальное прозябание. И тогда новой, идеальной
средой для нее стало масонство и высшие его ступени —
иллюминаты.
В ложах происходило духовное возрождение,
в них искали пристанище люди науки, искусства, бизнеса.
Там они воскресли духовно, оттуда могли влиять на мир,
не боясь быть уничтоженными. Это была их земля обето-
ванная. — Беатрис театральным жестом указала куда-то
в пространство, где, видимо, должна была находиться та
самаяземля,
где царила наука. Но Олег, как всегда, сбил
с нее спесь:
– И чем все кончилось? Они постепенно сами превра-
тились в монстров, стараясь подчинить себе мир и устано-
вить Новый мировой порядок, где будет верховенствовать
не церковь, а они. Они задушили таки свободный разум,
поставив
его в новые рамки мракобесия, но уже своего.
И вы, дорогая Беатрис, тоже приложили к этому руку,
вступивв
их организацию.
Но Беатрис не собиралась уступать поле боя. Она была
из той породы людей, которых трудности только подстегивают
идти вперед. Она смерила Олега своим высокомерным
взглядом и продолжила:
– Ницше не смог или побоялся разобраться в себе,
и это его погубило. Жившие в нем противоречия самосознания,
он старательно, но тщетно давил в себе. Религию
с ее незыблемыми постулатами, обывателей с их слепой
верой, странной и безысходной, он не любил и не боялся
в этом признаться. Отсюда и «Антихрист» — эта фантасмагорическая
фреска, которую следует воспринимать
именно в такомракурсе.
Создав ее, Ницше испугался са-
мого себя и шарахнулся в атеизм, в морализаторство, стал
проповедником и убил в себе художника. Ницше — это
жертва мракобесия, она сожрала его. Немецкий писатель,
запутавшийся в своей судьбе, как птица в силках… Ницше
и есть Антихрист. Он подобен Богу, он сравнивает себя
с Богом, он уверен в каждом слове, он восхищается своей
манерой говорить. Но он опасается возведения своего
именив
культ.
– Браво, браво, браво! — громко захлопал в ладоши
Олег. — Беатрис, я говорил, что в вас умерла актриса?
Такойталант
и не на подмостках?! А что касается страданий,
в этой области вы и ваша обитель зададите Ницше
фору!
Все начали дружно аплодировать, и Беатрис театрально
раскланялась.
– Ницше недоволен не только христианством, но и му-
сульманством, потому что эти религии созданы управ-
лять, — продолжил Олег, — но управлять не как людьми,
а как безропотным стадом. Вспомните легенду о выборе
религии
для Руси. Помните, почему выбрано было именно
христианство? Вот-вот!
Жизнь Христа была полна несуразностей, более пол-
ным количеством несуразностей осыпали нас его последователи.
Он пишет о том, что жертва Бога во имя всех
людейповлекла
за собой рождение у люде воли к самоистязанию.
У человека возникает мысль, что он виноват
перед Богом.
– Бедные люди… И как их после такого не пожалеть? —
съязвила Беатрис. — С вашего позволения, я продолжу.
Так вот, одной из основополагающих идей этого трактата
является
идея о том, что дух возвышается только благодаря
страданию. Не добро и комфорт возвышают, а именно
негативное
и отрицательное. И именно область эмоцио-
нального страдания возвышает. Не какие-то там познания
или чтения книжек, а именно грубое, злое, преступное
и яркоеявляется
пищей для духа. Дух не растет в тепличных
условиях. И с этим во многом сложно не согласиться.
Но тут же Ницше говорит о том, что сострадание —
это глупость и безвкусие. Что жертвенность — это пошлость
и опять же безвкусие. А с этим не то что сложно, а невозможно
согласиться. Кто как не Ницше мог сказать, что
сострадание есть страшная глупость и узость ума. Дайте
человеку нормально пострадать! Эта мысль как минимум
занимательна. А занимательности ей добавляет неболь-
шое пояснение — сильные впечатления делают личность
сильнее. А сильные впечатления
всегда негативные.
Но тут в разговор вмешалась Лена. Она немало времени
посвятила изучению Ницше, и эта тема была ей близка:
– Немного поразмыслив, мне пришло в голову, что
возможно Фридрих первично отрицал сострадание по
отношению
к себе. Ведь всеобще известный факт, что он
всю жизнь мучился различными болезнями и головными
болями,
и бог знает, чем еще, и, возможно, сам частенько
становился жертвой непомерного сострадания со стороны
других и тем самым стал отрицателем сострадания,
как факта. Если для себя он считал сострадание оскорби-
тельным, то и проявление своего сострадания к другим
почитал за оскорбление. Причем он тем самым как бы
говорит:
«Видите,
что я чувствую и думаю? Вы должны
чувствовать так же и думать так же». А что касается рели-
гий, то в противовес
христианству Ницше восхищается
буддизмом. «Буддизм… во сто раз холоднее, правдивее,
объективнее». Он не нуждается в том, чтобы своему
страданию,
своей болезненности
придать вид приличия,
толкуя его как грех, он просто говорит то, что думает:
«Я страдаю»
Реплика Лены вызвала новую волну суждений, все
спорили
до хрипоты, но разошлись, так и не придя к обще-
му знаменателю. Да и возможно ли было прийти к нему?
P. S.
Бедный, бедный Ницше! Ты так много понял, казалось
бы, был так самобытен, что твои зашифрованные метафо-
ричные послания разрезают на части умы поколений шаг за
шагом, и каждое поколение понимает тебя по своему. Ты
родил толпы безумцев, бунтарей и яростных атеистов.
Ты родил депрессивное поколение подростков, ты родил
задравших нос интеллектуалов, маргиналов и «сильных
мира сего». Ты сумел разнести догматы христианства,
но свои идеи донести до каждого, так и не смог. Этого ли
ты хотел? И насколько глубоко поняли тебя те, кто читал
тебя уже после твоей смерти. Может быть ты так и остался
совсем один в своих суждениях и мыслях? Это вопрос
риторический.
Многое спорно в твоем произведении, многие мысли,
возможно, были революционны, а теперь, оказав огромное
влияние на формирование и развитие экзистенциализма
и постмодернизма, свойственны любому здравомысляще-
му человеку, многие — подтверждены дальнейшей историей.
Но бесспорно одно — каждый найдет пищу для раз-
мышлений, мудрое, созвучное или не приемлемое для себя
слово.
Эта книга не из легких, она для интимного прочтения,
обдумывания и обсуждения с единомышленниками, она
стимулирует общение и освежает память. Она может
оставить
неизгладимый след на всю жизнь и даже изменить
мировоззрение.
«Антихрист» поможет разобраться в себе. Это книга
для всех и ни для кого. Но об этом уже в другом романе.