Было где-то около 11.00, одолевала жара... Что значит панельный дом - раскаленный бетон отдавал все тепло внутрь помещения, ну не продохнуть. Ах, как хочется, чтобы прошел хороший ливень и смыл всю городскую пыль с улиц, освежив воздух и близлежащие газоны и кусты. Зазвонил мобильник, и я с радостью узнала голос своего двоюродного брата...
- Ну, привет сестричка, - гаркнул Петруха в трубку.
- Оооой, Петруха, привет! - обрадовалась я, - ну, как жизнь молодая?
- Да ну, какая уж там молодая, все давно уже в прошлом. Вот хочу пригласить тебя в деревню на Купалье. Костик обещал приехать с семьей. Приезжай, дорогая, сестры приедут с детьми, с мужьями. Сходим на мОгилки, навестим нашу бабушку Марию. Приедешь? Ведь не забыла еще нас?
- Да как же я могла забыть? Ты что, Петр? Ну, как тебе не совестно? Приеду обязательно, если все в порядке будет и никаких проблем не возникнет.
- Вот и прекрасно! Приезжай, будем ждать, позвони только, я тебя встречу.
- Добре, Петруха, все нормально будет.
Сколько лет прошло, подумалось мне, с тех пор, как я в последний раз была в Мачужичах - да почти 50! Полвека прошло, как один час, целая жизнь. Выросло новое поколение детей и внуков, да и правнуки уже есть, сестры мои в преклонном возрасте. По телефону мы конечно общались, на семейных праздниках бывали, как водится... Одной только уже нет среди нас - Тамарочки. Как же это все досадно, никогда не знаешь, как обойдется с тобой жизнь, на какие виражи занесет...
Времени до Купалья оставалось не много, и пролетело оно весьма быстро. Как раз, аккурат за день до праздника я дозвонилась до братухи и наладилась в дорогу.
Странное дело, грудь перехватывало какое-то волнение, сердце бухало, как с цепи сорвалось. Каково же было мое удивление, когда я с сумками погрузилась в комфортабельный автобус, и мне сразу вспомнился тот ЛАЗ рейсовый, что отправлялся с площади Веры Хоружей, в котором мы ехали сначала до Логойска, а потом пересаживались на Косино, всегда под самую завязку набитый местным людом, который по выходным ездил домой после рабочей недели. К родителям, домой, в родную деревню. С сетками и сумками, люди чуть ли не висели друг у друга на спинах. И ничего, никто не скандалил, все терпели, молчали, потому что стремились к одному - побыстрее добраться до места...
А тут - такая красота! И кондиционер тебе, и кресла мягкие с подголовниками! Чистота, свобода, комфорт, - думалось мне, - но сама тут же одернула себя мысленно: сколько же лет, сколько же лет я не ездила в Мачужичи. В памяти промелькнули молодость, маленький полугодовалый сынишка на руках, и, как провожали нашу любимую бабушку в последний путь... Стыд-то какой? Настроение как-то сразу поугасло. Наверное, если бы не позвал братуха, так и не приехала бы, - сама себе задала я вопрос. Нет-нет, не может быть... Этого быть не может...
Что-то вспомнилось такое неприятное о наследстве... Все как-то слилось в одну зарисовку, вот тогда
и перестали меня привозить в деревню родители. Информации об этом у меня никакой не было, да и гадать не стоит. Неужели именно это развело наши пути на столько лет в разные стороны. Ээээх... Никогда никаких претензий у меня не возникало по поводу наследства, там же оставались сестры, братуха, какие могут быть вопросы, - крутила я это все в своей разболевшейся голове. Нет, этого просто не может быть, - решила я. Надо ехать обязательно...
Автобус плавно двигался по отремонтированной с иголочки автостраде. Вспомнилась старая гравейка, которая порядком пылила во время движения, и люди уже на месте выходили из автобуса прилично подернутые пылью. Да что тут говорить, ни пылиночки, прохладно в автобусе, красота, а не поездка. Я и не заметила, как автобус оказался у Косино. Братуха был на месте, прямо из двери схватил сумки и меня в охапку и закружил, закружил...
- Как я рад, Лариса, очень и очень рад, что ты приехала! Наши уже все на месте, сейчас всех увидишь, только каблуки сымай, здесь у нас все по-прежнему, не много на каблуках-то протопаешь.
Я послушно сняла свои модняцкие туфли, взяла сумку в руки, туфли засунула в пакет, и мы с Петрухой тронулись в трехкилометровый путь по обычной протоптанной такими же босыми людскими ногами дорожке среди поля, мимо деревенского погоста, через выгон, среди огромного цветущего поля клевера, незабудок и зверобоя, пижмы и полыни, обычных полевых колокольчиков и каким-то чудом живущих здесь васильков и люпина.
У нашей местной деревенской речушки возле мостков, сели передохнуть, шутка ли, сумки-то тяжеленные. До дома оставалось всего ничего, уже и виден был дом на пригорке с огородом и садом, и старый столетний дуб с колесом на оголившихся от старости ветвях. Чуть-чуть оставалось... А вот какая-то женщина, выскочив из калитки, побежала в нашу сторону. Ее я узнала, это была средняя наша сестра Надежда.
- Сестриииичка, дорогая, какая ты молодец, что приехала, радость-то, радость-то какая!
Всей шумной компанией мы заявились на подворье, где старший зять, как будто соскучившись, с таким смаком рубил дрова, что они разлетались на все четыре стороны от одного удара. Рядом стоял Юрка, сын, молодой, косая сажень в плечах, мужчина :
- Батя, ну ты чего так разошелся, давай я, устанешь...
- Ан, нет, - отругивался, Казик на сына, - надо было раньше, - что не видал, что дров нет, где раньше был?
- Гаах, гаах, гааах, - гахал с усилием вполне еще в силе почти 70-летний мужчина. Наконец, Юрка добился своего и забрал у отца топор.
Войдя в дом... Да это был вполне себе комфортабельный дом, отремонтированный, покрытый новым шифером, ошалеванный вагонкой и снаружи, и изнутри, и покрашенный пенатексом, поднятый на фундамент, дом. Конечно, его было не узнать. Из мебели сохранился только огромный семейный стол, ходики на стене, образа в том-же углу со старинными бабушкиными рушниками. Сестры возились у печи, пахло свежевыпеченным хлебом, что замесили еще вчера по бабушкиному рецепту...
Ну, здравствуйте, дорогие сестрички, вот и свиделись наконец... - горло мне свело болевым спазмом, говорить я просто дальше не могла. Женщины бросились обниматься.
Ууух, Ларка, какая же ты сталааа. А мы тебя никак дождаться не могли.
Тут набежала со двора куча детей, - внуки догадалась я, вручив им мешок с конфетами. Чего удивляться - шестеро сестер и брат, вот и внуков соответственное количество. А дом-то зятья отремонтировали да братуха. Вот у кого руки были золотые! Зятья и братуха всегда были гордостью семьи Метлицких.
- Гах, гааах, гааах, - раздавалось за окном уже Юркиным голосом.
Народу во дворе увеличилось, все направились в сад под деревья, что были уже нашими ровесниками, если не старше. Осталось- таки в живых пару антоновок, посаженных еще дядей моим, отцом этого многочисленного семейства. Урожай обещал быть хорошим. Сразу припомнился необыкновенный запах огромных желтоватых яблок, которые дядя Петя привозил нам в Минск. Они прекрасно хранились, пропитывая квартиру волшебным ароматом ушедшей только что поздней осени и последнего собранного меда.
На дневную дойку пригнали коров, и я, как в детстве, завороженно смотрела, как стадо шло по улице, разбредаясь по дворам, и как каждая хозяйка забирала свою коровушку, привлекая ее кусочком хлеба, или еще чем. Будто во сне, в памяти возникла любимая баба Мария, и я, совсем еще девчонка, иду рядом с ней на дойку, держась за ручку серебристого цинкового подойника, прямо в поле, где у реки шумел огромный, в человеческий рост, камыш, а неподалеку голубыми волнами парил над землей цветущий лен. Так мне казалось тогда, что он парит над землей. Ох и красотища же - глаз не отвести! Мне так хотелось помочь бабушке донести ведро до дому, ну как же тут без меня. С полным ведром молока, аккуратно завязанным белоснежной марлей, мы возвращались обратно. Молоко процеживалось в глиняные гладышики и ставилось в холодное место, а к утру в них сверху отстаивались вкуснейшие сливки. Вот вкуснотища-то была, сейчас таких в магазине не сыскать...
Деревня жила своей нормальной деревенской жизнью. Уже через полчаса на столе стояло три банки деревенского парного молока. Посреди стола на огромном блюде красовался каравай бабушкиного хлеба, блины, настоящая деревенская яешня и еще куча всякой снеди, привезенной из города. Народу за столом собралось человек около сорока, не считая соседей... Все здесь, все твои отпрыски, баба Мария, внуки и правнуки, зятья и невестка. Кто обосновался в Минске, кто в Острошицком, кто в Мяделе - все приехали в свое родовое гнездо, к тебе приехали, наша милая бабушка. Это была крепкая, сильная своими родственными связями и древнейшими традициями, пережитой войной, огромной всепрощающей любовью, наша, настоящая белорусская семья - твоя семья, дорогая наша, великая труженица, родоначальница, воспитавшая четверых детей и одиннадцать внуков, наша любимая и незабвенная баба Мария...
