После смерти Марины мне казалось, что и моя жизнь закончилась.
Да так оно и было, скорее всего.
Мы прожили вместе 9 лет. И сегодня мне кажется, что, как я её в день свадьбы обнял, так и не разжимал объятий до тех пор, пока рак не вырвал её у меня прямо из рук. Когда мы спохватились, то сделать ничего было уже нельзя. И жена моя угасла, словно лампада под божьим ликом: просто огонёк жизни становился всё меньше и меньше, пока совсем не перестал светить, истаяв…
Если бы не Наташа, то и я, скорее всего, ушёл бы вскоре вслед за своею единственной.
А Наташа – это наша с Мариной дочка. Любимая. Жданная. И на Марину очень похожа. Я, как только мы поженились, мысленно просил у Бога только девочку. И такую же как Марина. Хотя понимал, что второй такой нет на всём белом свете. И точно. Наталья родилась ещё краше матери, хотя, казалось, краше уже быть не может.
И росла она матери под стать. Младенцем совсем не плакала ночами. А когда её из роддома принесли и впервые на столе распеленали, она тут же стала смотреть на меня, внимательно изучая незнакомого дяденьку, который «вмешался» в их с мамой стерильную больничную жизнь. Марина же склонилась к ребёнку и прошептала ей в самое крохотное ушко – сейчас мне кажется, что в самое сердечко:
- Натуля, доченька, это твой папа. Посмотри на него. Он у нас хороший. Ты его береги.
А сама сзади помахала мне рукой, чтобы и я тоже к доченьке нашей наклонился и поговорил с нею. Я склонил голову. Прямо в лицо мне смотрели, нет – лучились внимательные взрослые глаза. Потом она сказала «Хмз» и личико вспыхнуло лучезарной улыбкой, освещённой невероятной красоты… голыми дёснами. После этого дочка протянула рученьку и погладила меня по щеке.
Я много раз в жизни испытывал невероятный восторг от женских прикосновений, когда среди ночи подходил к окну покурить и вдруг чувствовал, как к спине прижимается тёплая щека.
Когда было особенно горько, женская рука накрывала мою ладонь сверху, и я начинал чувствовать, что силы вновь ко мне возвращаются.
Когда лежал в жару болезни, а ум мешался, путая бред и реальность, помню прохладную руку у себя на лбу, от прикосновения которой болезнь отступала и вскоре уходила совсем.
Всё это были чудесные и памятные события жизни. Но то, дочкино прикосновение было самым дорогим для меня. И завет матери она запомнила, потому что берегла и бережёт меня всю жизнь.
Когда умерла Марина, Натке было восемь лет.
Надо бы было, наверное, скрыть от неё смерть матери, чтобы потом, приготовив девочку к горю, всё ей рассказать. Но сил не было. У меня их не осталось. Все, наверное, ушли на изнурительную многомесячную борьбу с Марининым недугом. А потому Наташа в похоронах матери принимала самое активное участие и меня ни на шаг от себя не отпускала.
Когда воротились с кладбища и провели поминки, она выпроводила всех из дому, усадила меня на кухне и дала в руки полотенце. Сама мыла посуду и подавала её мне, чтобы вытирал. И мы справились с нею вдвоём. Впервые вдвоём, после ухода нашей мамы.
И дальше справляться стали, во всём поддерживая друг друга.
Наталья приходила из школы, делала уроки и готовила нормальный полноценный ужин к моему приходу с работы. За столом сидела, как когда-то Марина, напротив. И так же как мать подпирала рукою щёку, глядя, как я ем. За ужином расспрашивала меня о работе, делилась своими школьными переживаниями.
Она стирала мои деловые рубашки. И научилась их даже крахмалить. Костюмы мои сдавала в химчистку. Женская часть трудового коллектива брала мой внешний вид в качестве эталона для своих мужей.
Когда ей было двенадцать, я чувствовал, что домом у нас заведует она. И в вопросах хозяйства и быта слушался её беспрекословно.
Даже когда у меня заканчивалась туалетная вода, выбирать её мы шли с дочерью вместе.
Несколько женщин, которые в разное время появлялись рядом со мною, Натке были представлены. Принимала она их благосклонно, но всякий раз холодно. Как Снежная Королева: чисто, изысканно, вежливо, но – студёно. После ухода очередной претендентки, когда я поднимал на неё глаза в немом вопросе «Ну, как тебе?..», дочь лишь чуть пожимала плечом и, уходя в свою комнату, через плечо бросала:
- Типичное не то, папа. Если за точку отсчёта взять нашу маму, которая была, бесспорно, королевой, то Анна Семёновна (Дарья Александровна, Вероника Павловна) – дочь сельского кюре из какой-нибудь горной деревушки в Альпах. Вряд ли я смогу доверить тебя этой женщине…
Как-то у меня на работе началась реорганизация, грозившая увольнением многим и многим, мне в том числе. Однажды утром в коридоре меня повстречал мой совсем ещё молодой начальник и, улыбаясь, сказал, что ему звонила некая молодая особа, представившаяся Натальей Сергеевной, и «убедительно настаивала на том, что в случае моего увольнения предприятие лишится одного из самых добросовестных сотрудников». Затем он широко и как-то почти дружески мне улыбнулся:
- После такого заступничества, Сергей Александрович, я могу сказать вам только одно: работайте спокойно, ни о чём не переживайте.
Пожал мне руку и собрался было идти по коридору дальше. Потом опять приостановился и добавил:
- Хотел бы познакомиться лично с вашей заступницей.
И познакомился. И тоже, как и я, не смог расстаться с моею Наткой…
Сейчас они уже восемь лет женаты. И у меня двое прекрасных внуков. Вернее – внучка и внук. Марина и Сергей.
Маринка дама очень самостоятельная. Все вопросы решает вдумчиво и тщательно, разумеется, советуясь с матерью. И очень бережёт брата. Он у нас впечатлительный. Очень.
