…Хайд уже больше не кричал, а сдавленно стонал сквозь зубы, когда трость с резким свистом опускалась на его тело. А Генри Джекилл, крепко зажав его бока между своих колен, методично продолжал работу.
– Что, не любишь получать тростью? Не любишь? Не любишь?.. – в исступлении выкрикивал доведенный до истерики несчастный доктор, сопровождая каждый возглас увесистым ударом.
– А-а-а!.. Прекрати!.. Сколько еще это будет продолжаться? – Хрипя и задыхаясь, Хайд снова попытался вырваться, но тщетно.
– Пока не сломается палка! – яростно отрезал Джекилл. – А когда сломается, я пошлю за новой!
– Псих! Убийца! Маньяк! – с ненавистью выругался Эдвард, из последних сил колотя локтями по икрам своего мучителя.
– Как же ты быстро подобрал слова… Все это о тебе! Вот, прочувствуй на собственной заднице!.. – Полы длинного плаща отлетели в сторону, и трость еще проворней загуляла по упомянутому месту.
Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и громкий женский возглас, звеня от возмущения, прервал отчаянную ссору двух мужчин:
– О Боже, Генри, что ты делаешь?!
– Эмма?.. – От изумления Джекилл невольно ослабил хватку, и Эдвард, судорожно хватая воздух открытым ртом, повалился на ковер.
Бледный, растрепанный, с горящими от боли и гнева черными глазами, Хайд походил на загнанного зверя, и Эмма, не раздумывая, сразу кинулась к нему. Ей с детства было свойственно защищать обиженных и угнетенных. И восстанавливать гармонию и мир среди людей, чего бы то ни стоило.
– Вам очень больно?.. – Она слегка погладила густые спутанные пряди Эдварда. Нежно и осторожно, словно боясь, что он ее укусит.
– Этот придурок хотел меня убить… моей же тростью! – дерзко вскинув голову, крикнул Хайд.
– Глазам своим не верю, – с укором вымолвила Эмма, обращаясь к Джекиллу. – Ведь ты же доктор!
– Ничего, ему полезно. А от порки по мягкому месту еще никто не умирал! – В голосе Генри прозвучали одновременно возмущение и горечь.
– Ну-ка, вставайте. – Эмма попыталась приподнять Эдварда за плечи. Но тот неловко дернулся, запутался в полах плаща, споткнулся и снова рухнул на колени, едва не повалив свою защитницу.
– Он притворяется, – с досадой бросил Генри, не зная, куда смотреть, чтобы избежать испепеляющего взгляда Эммы Кэрью.
– Притворяться можешь только ты! – огрызнулся Хайд, с горем пополам поднявшись на ноги. – Мне это не дано. Да, кстати, и не нужно!
– Генри, ты непременно должен осмотреть его, – сказала Эмма голосом, не допускающим ответных возражений.
– Не-е-ет!!! – Эдвард мертвой хваткой вцепился в Эмму, едва не задушив ее в своих объятиях. Обстановка накалилась так, что Джекилл в впопыхах даже забыл приревновать свою невесту.
– Не спорьте, мистер Хайд, – стараясь говорить как можно строже, Эмма при этом очень мягко взяла за руки Эдварда, и они на удивление легко разжались. – Вот так! С непослушными мальчишками нужно обращаться человечно, тогда они мгновенно перестают беситься.
– Я этого не знал! – радостно воскликнул Хайд и тут же прикусил язык, осознав, что его приручили, как глупого тигра. Да еще в присутствии злейшего врага!
– Пойдем, я дам тебе касторки, – нарочито ласково предложил ему доктор.
– Ах ты, лицемер! – Эдвард потянулся было за упавшей тростью.
Но Эмма без труда удержала его… за прядь волос:
– Так, немедленно прекратите ругаться и ступайте за мною в лабораторию.
Однако Хайд, стремясь хоть ненадолго избавиться от общества столь ненавистного ему зазнайки-доктора, собрался с силами и гордо вырвался вперед. Непроизвольно взявшись за руки, Эмма и Джекилл двинулись за ним. Почти торжественно – словно жених с невестой к алтарю. До свадьбы оставалось какие-то недели две, а нужно было еще столько приготовить! И тут вот это… «чудо»…
– Просто не верится, что ты мог сделать с ним такое, – переводя дыханье, прошептала Эмма. – Смотри: он, кажется, прихрамывает…
– Я сам не понимаю, что на меня нашло, – с горечью выговорил Генри, и щеки его вспыхнули румянцем, точно от пары хороших шлепков. – Я стал совершенно как он!
– Порой учителю приходится воспитывать и хулиганов, и нерях, и грубиянов… Но только внутренняя доброта – незаменимое оружие в войне, где не должно быть ни единой жертвы. Запомни, не единой! Ведь уподобляться злу – означает перейти в его ряды.
– Да, дорогая. – Генри тяжело вздохнул. – Что же еще мне остается, кроме доброты? Зло-то, к несчастью, вырвалось наружу…
– Еще?.. – Эмма задумалась на миг, но тут же вспомнила: – Терпение! И нам не нужно никаких лекарств и антидотов.
Непостижимо: мудрецы годами ищут средство от житейских бед, а женщине оно давно известно! И Джекилл, уже в который раз, признал, что настоящая семья – это союз двоих, среди которых один – мягок, рассудителен и прав, а второй… это муж.
Вечер прошел спокойно и благопристойно, учитывая тот немаловажный факт, что Хайда напоили сладким чаем и рано уложили спать. Однако засыпал-то ведь он сам, без всякого снотворного и… без истерик!
А завтра…
– Тихо, Эдвард! Не бегать! Не кричать, не грубить, не дыш… Ладно, присядем. Ах, ты кусаться?!.. Боже, что это? Ты целуешь мне руку? Ой, ну хватит уже, хватит… Генри!.. Генри! Спокойствие. И терпение. Что я тебе говорила?..
– О Господи!..
– Что, не любишь получать тростью? Не любишь? Не любишь?.. – в исступлении выкрикивал доведенный до истерики несчастный доктор, сопровождая каждый возглас увесистым ударом.
– А-а-а!.. Прекрати!.. Сколько еще это будет продолжаться? – Хрипя и задыхаясь, Хайд снова попытался вырваться, но тщетно.
– Пока не сломается палка! – яростно отрезал Джекилл. – А когда сломается, я пошлю за новой!
– Псих! Убийца! Маньяк! – с ненавистью выругался Эдвард, из последних сил колотя локтями по икрам своего мучителя.
– Как же ты быстро подобрал слова… Все это о тебе! Вот, прочувствуй на собственной заднице!.. – Полы длинного плаща отлетели в сторону, и трость еще проворней загуляла по упомянутому месту.
Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и громкий женский возглас, звеня от возмущения, прервал отчаянную ссору двух мужчин:
– О Боже, Генри, что ты делаешь?!
– Эмма?.. – От изумления Джекилл невольно ослабил хватку, и Эдвард, судорожно хватая воздух открытым ртом, повалился на ковер.
Бледный, растрепанный, с горящими от боли и гнева черными глазами, Хайд походил на загнанного зверя, и Эмма, не раздумывая, сразу кинулась к нему. Ей с детства было свойственно защищать обиженных и угнетенных. И восстанавливать гармонию и мир среди людей, чего бы то ни стоило.
– Вам очень больно?.. – Она слегка погладила густые спутанные пряди Эдварда. Нежно и осторожно, словно боясь, что он ее укусит.
– Этот придурок хотел меня убить… моей же тростью! – дерзко вскинув голову, крикнул Хайд.
– Глазам своим не верю, – с укором вымолвила Эмма, обращаясь к Джекиллу. – Ведь ты же доктор!
– Ничего, ему полезно. А от порки по мягкому месту еще никто не умирал! – В голосе Генри прозвучали одновременно возмущение и горечь.
– Ну-ка, вставайте. – Эмма попыталась приподнять Эдварда за плечи. Но тот неловко дернулся, запутался в полах плаща, споткнулся и снова рухнул на колени, едва не повалив свою защитницу.
– Он притворяется, – с досадой бросил Генри, не зная, куда смотреть, чтобы избежать испепеляющего взгляда Эммы Кэрью.
– Притворяться можешь только ты! – огрызнулся Хайд, с горем пополам поднявшись на ноги. – Мне это не дано. Да, кстати, и не нужно!
– Генри, ты непременно должен осмотреть его, – сказала Эмма голосом, не допускающим ответных возражений.
– Не-е-ет!!! – Эдвард мертвой хваткой вцепился в Эмму, едва не задушив ее в своих объятиях. Обстановка накалилась так, что Джекилл в впопыхах даже забыл приревновать свою невесту.
– Не спорьте, мистер Хайд, – стараясь говорить как можно строже, Эмма при этом очень мягко взяла за руки Эдварда, и они на удивление легко разжались. – Вот так! С непослушными мальчишками нужно обращаться человечно, тогда они мгновенно перестают беситься.
– Я этого не знал! – радостно воскликнул Хайд и тут же прикусил язык, осознав, что его приручили, как глупого тигра. Да еще в присутствии злейшего врага!
– Пойдем, я дам тебе касторки, – нарочито ласково предложил ему доктор.
– Ах ты, лицемер! – Эдвард потянулся было за упавшей тростью.
Но Эмма без труда удержала его… за прядь волос:
– Так, немедленно прекратите ругаться и ступайте за мною в лабораторию.
Однако Хайд, стремясь хоть ненадолго избавиться от общества столь ненавистного ему зазнайки-доктора, собрался с силами и гордо вырвался вперед. Непроизвольно взявшись за руки, Эмма и Джекилл двинулись за ним. Почти торжественно – словно жених с невестой к алтарю. До свадьбы оставалось какие-то недели две, а нужно было еще столько приготовить! И тут вот это… «чудо»…
– Просто не верится, что ты мог сделать с ним такое, – переводя дыханье, прошептала Эмма. – Смотри: он, кажется, прихрамывает…
– Я сам не понимаю, что на меня нашло, – с горечью выговорил Генри, и щеки его вспыхнули румянцем, точно от пары хороших шлепков. – Я стал совершенно как он!
– Порой учителю приходится воспитывать и хулиганов, и нерях, и грубиянов… Но только внутренняя доброта – незаменимое оружие в войне, где не должно быть ни единой жертвы. Запомни, не единой! Ведь уподобляться злу – означает перейти в его ряды.
– Да, дорогая. – Генри тяжело вздохнул. – Что же еще мне остается, кроме доброты? Зло-то, к несчастью, вырвалось наружу…
– Еще?.. – Эмма задумалась на миг, но тут же вспомнила: – Терпение! И нам не нужно никаких лекарств и антидотов.
Непостижимо: мудрецы годами ищут средство от житейских бед, а женщине оно давно известно! И Джекилл, уже в который раз, признал, что настоящая семья – это союз двоих, среди которых один – мягок, рассудителен и прав, а второй… это муж.
Вечер прошел спокойно и благопристойно, учитывая тот немаловажный факт, что Хайда напоили сладким чаем и рано уложили спать. Однако засыпал-то ведь он сам, без всякого снотворного и… без истерик!
А завтра…
– Тихо, Эдвард! Не бегать! Не кричать, не грубить, не дыш… Ладно, присядем. Ах, ты кусаться?!.. Боже, что это? Ты целуешь мне руку? Ой, ну хватит уже, хватит… Генри!.. Генри! Спокойствие. И терпение. Что я тебе говорила?..
– О Господи!..
