Ж.И.Л. Б.О.С. Гл4

Закон подлости и его постулаты
Если не все, то большая часть человечества живёт коллективно, в своём социуме, что в свою очередь налагает свою печать на действующие в том или ином обществе правила и законы – они, эти правила и законы, в своей основе заключают обобщения и там нет места субъективным частностям, если бы они действовали по отношению к одному лицу, выбравшего для себя странную жизнь отшельника и вообще он человек нелюбимый… тьфу ты, нелюдимый. И в его случае действуют, например, вот такие правила и законы: До него не докричаться, он сам себе на уме, ведь он есть глас вопиющего в пустыне.
А в пустынях в основном селятся самые экстремальные, с амбициями отшельники – они крайне рациональны и расчётливы: вот сорок дней поизнываю в этом пекле без кусочка хлеба, – а в рот кроме воды ничего и не лезет, – и мне место там, наверху, обеспечено. А почему я так в этом уверен, так это, я в это верю. А вот не было бы во мне веры, то разве я бы высидел в этом пекле, с голой задницей на песке, ничего не делая.
Когда же этому нелюдиму надоедает так себя мучить, а этот момент позже или раньше обязательно настаёт, то он в своём удручающем, с наводящим на вопросы виде, предстаёт перед людьми, не склонными даже ради истины дурака валять в пустыне (это одно из своей последовательности правил существования и жизни в миру отшельников, которое в один из моментов берёт в них своё социальное начало и они предстают перед обществом).  И отшельник, за время своего отшельничества отучившись вести себя культурно в обществе, начинает навязывать обществу свои взгляды на него. – Мол, со стороны виднее, – до чего же самоуверенным голосом заявит это сей отшельник, что местные мерила истины и её эквивалента, денег, первосвященники, сразу почувствовав в нём конкурента, поперхнуться в злости, отлично понимая, откуда и куда ветер дует, – а я специально для этих целей и уходил в пустыню, чтобы со всей объективностью выявить и проанализировать все пороки общества, и найти путь по их избавлению, на который и укажет моё слово.
И понятно, что общество его не понимает и начинает с опаской, а местами с большой не любовью на него смотреть. – Ему, судя по его отчаянному виду, терять нечего, да и взять с него нечего, так что нужно подальше от него держать свою торговлю. – Быстро соображают и считают в уме торгаши и менялы на базаре, куда со всех городских мест стекаются люди и мысли в их головах. Где идёт не только торговля товаром, но и как без торговли умами, которые привыкли мыслить категориями: «товар – деньги – товар», а тут этот охламон в тряпье сбивает их с панталыки новой формулой расчётов, уж больно привлекательной для таких же нищих людишек, как он, которые по его заверению, блаженны, а не как люди уважаемые и с деньгами утверждают, голытьба.
– Нет ценности без человеческого убеждения, и ценно лишь то, во что человек верит. – Вот прямо так, выйдя в центр рынка, во всеуслышание заявляет этот тип, непрезентабельной наружности, но с горящими глазами.
– Немедленно надо что-то придумать. – Перекосившись в лицах и, скрутившись в животах, до этого момента не знающих недостатка ни в чём и почувствовавших неладное, будущий недостаток в себе и связанное с ним пустое созвучие, начали переглядываться между собой и соображать первосвященники. И тут на глаза им попадается близкий им по духу стяжательства и довольства жизнью, сборщик податей Савл. – За зря что ли мы ему отдаём на откуп самые лучшие для сбора налогов области. – В момент сообразили первосвященники, что нужно делать, через толчок в бок Савла, обратив его внимание на эти возмутительные для духа всякого человека при деньгах речи, и не пойми кто такого.
– Это как это? – закусывая выручку финиками, спрашивает этого типа в лохмотьях торгаш из торгашей, построивший свой бизнес с нуля на налоговом откупе, Савл. Ну, а зная род его профессии (его ещё называют сборщиком податей), и с помощью каких механизмов добиваются в ней успеха, не трудно догадаться, как мускулисто выглядел Савл. Ведь ему нужно найти убедительное слово для налогоплательщика, чтобы тот уплатил налог по хорошему, а не как часто получается, с нервотрёпкой. Правда годы берут своё и Савл уже не столь крепок в кулаках, и поэтому он находится в поиске новых, более щадящих и одновременно более убедительных методов убеждения налогоплательщика заплатить подати. Так что вполне понятен интерес Савла к услышанному от этого странного типа.
Ну а отшельнического вида тип в лохмотьях, услышав такое к себе обращение со стороны Савла, не долго думая, подходит к нему и, протянув к нему руку, обращается к нему. – Савл дай мне финик. – Савл, скорей всего, что-то подобное ожидал услышать от этого, только на словах живущего божьим соизволением и его духом, человека отшельника. А как только дело доходит до общения с ним, с человеком на ком крепятся основы государственности, то он уже стоит перед ним с протянутой рукой. – Хочет меня устыдить в моей жадности. – Догадался Савл. – А наплевать. – Выразительно усмехнулся в глаза отшельнику Савл. – Я и только я, определяю здесь, что допустимо, а что незаконно. Впрочем, от одного финика я не обеднею, а он будет у меня в долгу. – Решил Савл, протягивая финик отшельнику. Тот берёт его, зажимает в кулак и протягивает Савлу вторую руку.
– А теперь что? – в нехорошем недоумении спрашивает Савл отшельника, который как и предполагал Савл, дай только ему палец, то он руку откусит.
– Можешь ограничиться лептой. – Отвечает отшельник. – А он торговаться умеет. – Усмехнулся Савл, ожидая от того завышенных требований, того же сребреника, которых у Савла всего лишь тридцать на чёрный день, и с ними, а тем более с золотыми, он расставаться не намерен. – Точно! – вдруг осенила догадка Савла. И он, посмотрев по сторонам, что никогда не будет лишним, когда дело имеешь с наличными деньгами и в особенности со своими, убедившись в том, что рядом нет подозрительных личностей, а отшельника он держит под контролем, Савл полез себе за пояс, откуда вскоре им вынимается сжатый кулак и в таком своём значении протягивается к протянутой отшельником руке. Где по достижению его ладони, кулак Савла раскрывается и на ладонь руки отшельника падает золотой.
Савл с улыбкой смотрит на отшельника и говорит ему. – Пожалуйте сдачу с лепты. – Отшельник смотрит на монету в своей ладони, затем переводит свой взгляд на Савла и спрашивает его. – А ты, давая мне золотой, в чём был уверен? Найду я тебе сдачу или нет?
– Ты же выдаёшь себя за пророка, вот и скажи. – Усмехается в ответ Савл, но руки то у него при этом дрожат.
– Так тебе чего бы хотелось, чтобы я был пророком или же оказался лжепророком? – спрашивает отшельник Савла, заставив его задуматься. – Если он и в правду пророк, то он более чем, наверняка, знал, что я ему дам золотой и был к этому подготовлен, а иначе бы не подошёл ко мне в ответ на мой вопрос. – Начал строить свою логическую цепочку Савл, пустившись в размышления. И как им выяснилось, то она совсем не коротка, как он мог подумать, и вслед за одним звеном следует другое. – А ещё раньше, он бы не завёл все эти возмутительные речи о без ценности всего земного и бесценности духа. Вот же чёрт! – ахнул про себя, передёрнувшись в лице Савл, вдруг обнаружив, какая игра значений и изменения смыслов фраз получается при употреблении одних и тех слов. – А много ещё раньше, он отправился в пустыню, чтобы познавать себя, и всё это, возможно, лишь для того, чтобы подойти ко мне и предоставить мне возможность переосмыслить свою жизнь вымогателя и кровопийцы. – Савл обомлел от такого своего понимания сделанного своего вывода насчёт отшельника.
– Не может быть такого! – всё ему, сборщику податей, дорогое внутри Савла возмутилось и тут же осело под ударом другого вопрошания, исходящего от всего в нём бесценного, дорогого его человеческому я. – А может, может? – Здесь Савлу понадобилась передышка и он зажмурил изо всех сил свои глаза. После чего он, резко их открыв, по новому посмотрел перед собой, но там ничего не изменилось, и перед ним всё по прежнему стоял этот странный человек, с его золотым в руках и улыбкой на своих устах. – Да чего он меня собственно хочет? – вопросил себя Савл и к своему потрясению, как будто услышал ответ, незримо прозвучавший в устах этого отшельника. – Чтобы ты через меня познал себя, а познав себя, смог познать меня.
– Да кто ты, собственно, такой?! – опять всё возмутилось в Савле.
– А это тебе решать. – Последовал ответ. – С позиции выгоды или без неё. – На что Савл поспешно хотел уже было задаться вопросом: «Это как?», но на подходе к этому вопросу он вдруг понял, на какой вопрос он должен ответить, чтобы решить для себя этот вопрос своего понимания: пророк он или лжепророк? – И Савл со всей своей расчётливой обстоятельностью взялся за фигуральные весы, которые всегда с ним, и принялся за своё взвешивание. – Если он пророк, – начал размышлять Савл, – то он определённо предвидел этот мой поступок и заготовил для меня такой ответ, что мне, хочешь, не хочешь, а придётся расстаться с золотым. И я ещё ему скажу спасибо за то, что он с меня взял только один золотой, а не больше, как он бы спокойно мог. Нет, этот вариант мне не выгоден. – Подвёл итог Савл, никогда не выпускающий из своей крепкой хватки и меньшего достатка. – А если он лжепророк, то тогда он полностью в моей власти и вряд ли что может мне противопоставить, когда на моей стороне закон, сила и вся власть. И получается, что этот вариант мне больше выгоден. – Рассудил Савл. И он хотел было уже остановиться на этом, полностью его устраивавшем варианте, но что-то ему не даёт во всём этом деле и виде человека в лохмотьях покоя, и он никак не может на это решиться. И он со злостью вопрошает себя: Но тогда чего он добивается?! И так ли мой выбор верен?
– Только не обесцень себя. – Из откуда-то из неведомого, вдруг доносится до Савла голос, и Савл замирает в одном положении, глядя куда-то в неведомое пространство. И так до тех пор, пока отшельник, прокашлявшись, не приводит его в чувства. А как только Савл приходит в себя, то он его спрашивает: Так что ты решил?
– По поводу чего? – переспрашивает Савл.
– По поводу моего первого вопроса. – Говорит отшельник.
– И много будет вопросов? – спрашивает Савл.
– Для ровности счёта ровно дюжина. – Отвечает отшельник.
– А я значит, самый первый, кто должен отвечать? – спрашивает Савл.
– За большую отдачу и воздаётся по той же мере. – Туманно для мастера точности счёта и мерила веса, каким был Савл, отвечает отшельник.
– Тогда у меня к тебе последний вопрос. – Немного подумав, сказал Савл.
– Говори. – Говорит отшельник.
– А зачем тебе понадобился финик? – спрашивает Савл, вызвав радость на лице отшельника. – Ты, Савл, сумел отделить зёрна от плевел, сделав для себя верный выбор. – Говорит отшельник, затем раскрывает кулак с фиником и, сказав: «Я проголодался», закидывает его в рот и, глядя на Савла, начинает, улыбаясь, жевать.
  – Я, пожалуй, присоединюсь к тебе. – После недолгого наблюдения за отшельником, с улыбкой говорит отшельнику Савл, закидывая в рот финик.

– Да, как бы ты не был крепко настроен на одиночество своего существования, а