…Прижавшись к его родному плечу, я тихо сказала: «Как же хорошо...» Мы сидели на берегу и смотрели на ровную гладь небольшого пруда, что находился в километре от нашего дома, в черте города. Здесь было по-осеннему тихо. Ничто не нарушало покоя: лягушки давно уже отголосили, движение воздуха было настолько лениво, что даже густо росший вдоль берега камыш, жухлый от времени, не шелестел. На свинцовой, изредка расходящейся кругами от воздушных пузырьков поверхности мерно качался поплавок, вдали, у камышей, как безвёсельная ладья, плыла утка – видимо, набиралась сил перед отлётом в дальние края. Потом, пробежавшись по воде, она вспорхнула, нарушив тишину хлопаньем крыльев.
– Вот так и ты опять улетишь от нас, – прервала молчание я, – уедешь... Как же редко стали мы видеться, брат. Что за жизнь? Эх…
Он обнял меня за плечи.
– Не печалься. Кто знает, как оно будет завтра. Понимаю, что к родителям надо приезжать чаще, но ведь сама понимаешь… Дети, работа. В последнее время и здоровье стало пошаливать. – Он коснулся ладонью грудины, как будто старался успокоить расшумевшееся сердце.
– Ты береги себя, к врачу сходи. Не нравится мне твой ночной кашель. Бросай курить – оно не на пользу тебе.
– Эх, сестра, может, сигареты в последнее время только и успокаивают мои нервы. Давай не будем о грустном, а просто посидим вот так, по-родному. Мне так хорошо сейчас… Красота-то кругом какая… умиротворение…
Я чувствовала его тёплое плечо, острое, похудевшее. Глаза увлажнились от щемящего предчувствия невозвратного, но, шмыгнув носом, постаралась подавить в себе чувство сестринской жалости, отгоняла тревогу. Я оставляла в памяти этот тихий октябрьский вечер, как будто знала, что он уже не повторится никогда…
