Прощение

Италия. Тоскана. XYI век.

    Дон Кастилио опустился в мягкое бархатное кресло. Ему не терпелось выпить красного тосканского вина, достаточно мягкого, с богатыми фруктовыми нотками в букете, в меру терпкого, – позволить себе небольшую вкусовую радость было привычным делом. Тем более нужно отметить свою небольшую победу… Голову слегка стягивало обручем боли  – Дон понимал, что жить ему оставалось недолго, но он был готов к смерти – душа теперь спокойна, свой отцовский долг он выполнил. Через некоторое время должен прибыть нотариус – завещание Дона Кастилио требовало изменений в пользу младшего сына Джованни. Старший сын, любимец Франческо, потерял наследование, так как вопреки воле отца продолжил встречаться с ведьмой, но теперь эта связь прекращена – накануне слуги Дона Кастилио нашли в лесу лачугу колдуньи, схватили порочное создание и заточили её в темницу, а завтра с разрешения кардинала она будет предана огню. Дон сделал всё, что мог, дабы прервать греховное влечение своего любимого сына к этой девке. Но что и говорить: она была такой – глаз не оторвать! Огненного оттенка волосы рассыпались по сорочке, порванной в нескольких местах. Алебастровые плечи не могли принадлежать крестьянке, светлым оттенком кожи выдавали наличие благородной крови, что текла в жилах девицы, видать, колдунья – бастардка. Чем чёрт не шутит, могла быть и его незаконнорождённой дочерью, так как Дон в молодости был охоч до женского пола, и истории  о его любовных похождениях в своё время гремели в округе… Зелёные глаза, полыхающие от гнева, прожигали насквозь. Колышущаяся грудь вздымалась от ярости, невольно заставляя любоваться ею – такой ведьма предстала перед Доном утром, когда туго стянутыми ремнями руками она грозила ему и посылала проклятия манящим, чуть влажным ртом с ровными белоснежными зубами. Прекрасным хищным зверьком она яростно бросалась на слуг, не давая тем прикасаться к себе. Едва заметный живот украшал пленницу – беременная самка, защищающая свой плод, могла бы стать сюжетом одной из картин, украшающих гостиный зал фамильного замка. Неукротимость и гордость неподдельно горели в её взгляде. Дон Кастилио питался её яростью, ощущая своё превосходство над силой, что исходила от хрупкой, на первый взгляд, но непокорной женщины. Ему не было ни капли жаль той, что заманила в любовные сети его любимца Франческо. «Посмотрим, как завтра ты будешь извиваться на костре инквизиции и просить пощады!» – Дон Кастилио злорадно ухмыльнулся. Звуки скорых шагов, доносящихся за закрытыми дверями, прервали его размышления. Двери распахнулась, и в комнату ворвался Франческо.
– Отец, умоляю тебя, отпусти Розалию! Дай нам покинуть страну на одном из кораблей, отплывающих в Ост-Индию. Клянусь тебе, ты больше никогда нас не увидишь! Прошу тебя – выпусти её, отец! Она носит моего ребёнка. Неужели в тебе не осталось ничего человеческого?
– Во-о-о-т, – грозно рыкнул Дон Кастилио, – я не дам прорасти порочному семени, задушу его в зародыше, а тебя прокляну и лишу наследства, если не образумишься!
– Отец, – бросился в ноги Франческо, но Дон  презрительно шагнул назад:
– Я прощу тебя только тогда, когда порок будет повержен! Это моё последнее слово!
– Будь ты проклят, отец! Будь проклят! – в сердцах выкрикнул Франческо. Он поднялся с колен,  выпрямился и выбежал из зала. Спину его прожигала ненавистная улыбка некогда любимого отца.

     На площади перед ратушей яблоку негде упасть: слыханное ли дело – сегодня сожгут ведьму на костре! На зрелищное представление собрались от мала до велика.
–  Ведьму на костёр! Смерть блуднице! – волнами ненависти колыхалось людское море.
  Полуобнажённая, красивая, она гордым презрительным взглядом  окинула орущую толпу и вдруг увидела, как Франческо, её любимый Франческо, крепко удерживаемый слугами Дона Кастилио, безуспешно пытающийся освободиться из крепких рук захватчиков, переполненный гневом, кричит:
–  Ублюдки! Гореть вам в аду! Вы за всё заплатите! Каждого из вас повесят на площади!
Франческо не может поверить, что весь этот ужас происходит наяву, что его искренняя, страстная, не похожая ни на какую другую женщину, любимая Розалия, носящая его ребёнка, умирает мучительной смертью, как преступница и еретичка. Как это допустил Господь?
– Розалия, прости меня! – кричит он, но грубые мозолистые руки закрывают рот:
–  Молчи, барон,  отцу своему жалуйся, только он может отменить казнь, если, конечно, захочет! – шепчут слуги, крепко удерживая руки Франческо за спиной.
  Взгляд Розалии смягчился, стал обречённым, как будто она только сейчас осознала весь ужас происходящего и смирилась со своей участью ради того, чтобы только не навредить любимому Франческо, который стонет и плачет в безудержной яростной толпе, что скандирует:
–  Ведьму на костёр! Дьяволице смерть!
        А ведь она помогала многим из них избавиться от хворей. Они шли к ней за травами и мазями, хоть и опасались молвы, что именно колдунья лечит их детей.  Ведьма… Даже если и так, то она никогда и никому не принесла зла, к ней обращались за советом, умоляли помочь, благодарили за исцеление, а теперь те же излеченные выкрикивают ей, избитой, привязанной к столбу, слова проклятия. Им вторит аббат в чёрной сутане, что монотонным голосом дочитывает суровый  приговор. Палач подносит огонь, и сухой хворост под ногами начинает разгораться. Кровь из ран стекает по лодыжкам, оставляя алые потёки на поленьях. Порванное платье вспыхивает мгновенно. Розалия кидает на Франческо последний взгляд  и видит, как он в беспамятстве падает, будто умирая там, на земле, вместе с ней. Костёр разгорается, захватывая в адский плен прекрасное молодое тело, тут же воспламеняются волосы. Запах горелой плоти доносится до Розалии раньше, чем невыносимая боль.
– Нет! – раздается истошный вопль обречённой на смерть, и как будто не её голос отправляет последний отчаянный крик в небо, взывающий к справедливости.
– Да! – подхватывает толпа, опьянённая огненной феерией.

Польша. XYIII век.

    … В ожоговой палате госпиталя медленно и мучительно отходила в мир иной молодая женщина. Любящий муж, уже не надеющийся на положительный исход и выздоровление своей жены, не успевшей покинуть внезапно загоревшуюся от пламени свечи комнату, пригласил для соборования священника – отца Константина. Святой отец склонился над умирающей, прислонил холодный крест к её лбу. Внезапно распахнулись зелёные глаза, осмысленный взгляд остановился на лице священнослужителя. От неожиданности тот отпрянул. Губы умирающей зашевелились, как будто силясь выдохнуть последние слова:
– Я прощаю вас, Кастилио…
    Священника как будто передёрнуло – он понял, что жестокий сон, что мучал его на протяжении всей жизни, вдруг воплотился наяву. Это он, отец Константин, в прошлой жизни Дон Кастилио, приговорил к мучительной казни на костре невиновную, а теперь, столетия спустя, должен отмаливать смертельный грех своей бессмертной души… Он опустился на колени перед кроватью и прошептал:
– Спасибо, Розалия, за твоё прощение. Упокойся с миром, дочь моя…