Милостыня королеве

"Елена прекрасная!" – так называли её ученики, которым она преподавала бальные танцы до того момента, как оступилась и бескрылой птицей полетела вниз, вниз, вниз...Удар..боль..больно... Физически больно долго, душевно больно навсегда.
Из Елены прекрасной превратилась в птицу Феникс. Сохранила достоинство, смогла не сломаться, продолжила водить машину и преподавать танцы. Но только до машины она теперь добиралась на инвалидной коляске, а танцам обучала людей-колясочников. И, несмотря на то, что она нашла в себе силу воли вернуться к достойной жизни, со своим новым  физическим положением она не смирилась. В этот день на занятия в студию танца она приехала пораньше и решила до начала уроков побыть на улице, погреться в первых летних лучах.

Николай уже несколько дней был в очередном загуле. Как обычно, голова на утро раскалывалась. Он купил в ларьке бутылку и побрёл к Степанычу опохмеляться. Вспомнил, что не взял закуску. Привалился спиной к дереву, лапая себя дрожащими руками по карманам куртки в поисках денег. В разных местах  дзинькало. Николай молча и одобрительно кивнул,  по количеству звенящей мелочи определив,  что на кильку хватит.  Попытался развернуться в сторону ларька, но ноги заплелись, он потерял равновесие и сел на землю. Перебирая руками по дереву, поднялся, замер, обняв его, и перевёл дыхание. Потом похлопал по стволу:
– Хоро-о-оший!
Оттолкнулся от него и на ходу сообразил, что повернуть обратно не способен, идти получится только по прямой.
– Ну и... Впереди полно магазинов...куплю...
Включив внутренний автопилот, Николай  пошёл на широко расставленных ногах и уже радовался, что идёт без остановки, как вдруг остолбенел, будто столкнулся с невидимым препятствием. Перед ним сидела женщина в инвалидной коляске. Она торопливо закрутила обода колёс, отъезжая от пьяного человека.
Тот в свою очередь качнулся назад и стал доставать из карманов медяки.
– Постой, подожди, – бубнил Николай, – на, возьми. Он протянул грязную ладонь с горсткой монет.
– Оставь себе. Я богаче тебя! Уйди прочь, –  отчеканила Елена и скрылась за дверью студии танца.
– Я же...я же...помочь...
У Николая от недоумения выпучились глаза. Рассовывая монеты обратно по карманам и половину роняя мимо, он побрёл дальше.
Елена метнулась в туалетную комнату, открыла кран холодной воды, посмотрела на себя в зеркало. Лицо горело, глаза сверкали яростью.
– Болван. Он ещё посмел мне подаяние оказывать. Алкаш. Всё, всё...Надо успокоиться. Скоро урок...

Николай стукнул кулаком по столу:
– Ты понимаешь, Степаныч, я же без задних мыслей. Последнее отдавал. Вот и закуски не купил. Да, я пьян, но совесть не пропил. Я ей помощь предлагал. А она: "Я богаче тебя!" А чем она богаче? Сидит в коляске. Значит, ходить не может? Значит, больная? Значит, нуждается? Я на ногах,  я ещё заработаю, а она: "Оставь себе!" Цаца какая! Дура! Добра не понимает.
– Так она действительно просила?
Степаныч посмотрел через стакан.
– Таблички на ней вроде не было. Шапки рядом тоже не заметил, – хмыкнул Николай.
– Но то, что она в коляске, это разве не говорит о её неполноценности?
– Может, она здоровьем неполноценна, а деньгами полна! – хихикнул Степаныч.
– Ты-то вот при ногах, а денег у тебя хрен ма! Как ты такое объяснишь?
– Я выйду из виража, и всё будет зашибись.
Николай поник головой на сложенные руки:
– А всё-таки обидно...помочь ведь хотел. Может, докатить её куда надо было? Докатил бы...На этаж поднять? Поднял бы...Зачем так: "Уйди прочь!" Я же не холоп... государыня...
Бормотания Николая становились тише, он засыпал...

– Как день, любимая? – Вадим поцеловал жену.
– Моей группе предложили поехать на соревнования по танцам. Я довольна своими учениками! Вадим, я очень плохо выгляжу?
На секунду муж завис. За годы брака он так и не привык к внезапным перескокам  жены с одной темы на другую.
– С чего ты это выдумала?
– Сегодня мне хотели подать милостыню. И представляешь кто? Алкоголик! С утра пораньше уже на ногах не стоял.
Елена мазалась кремом, сидя на широкой кровати перед большим зеркалом.
– Я ведь была прилично одета? Даже богато. И причёска, и макияж...
Вадим приподнялся на локте, отложив в сторону книгу.
– Знаешь, любимая, я думаю, даже если бы ты была в статусе королевы, сидела с короной на голове в кабриолете, но около тебя лежали бы костыли, он бы всё равно подал.
– Выходит, каких бы успехов я ни добилась  и буду хоть семьдесят семь, а не семь пядей во лбу, для людей я остаюсь инвалидом?
– Милая, но, во-первых, он не знает о твоих достижениях. А потом, за  него  можно порадоваться. Подметил же Некрасов:  "Есть женщины в русских селеньях" –  так это о тебе. А о нём можно сказать: " Есть мужики, не пропившие милосердие". И фишка ещё вот в чем: люди видят картинку: человек с проблемами здоровья  –  априори нуждается в помощи.
– Верно подметил Шопенгауэр: "Здоровый нищий счастливее больной королевы",–  согласилась Елена и тяжело вздохнула. – Но даже те, кто знает меня очень хорошо, не упустят возможность намекнуть о моей беспомощности. Почему так?
– А разве много людей, которые, узнав тебя ближе, жалеют и тем более  помогают? Отнюдь. Они просто тебе завидуют. Не каждый физически здоровый сможет жить в таком режиме, чтобы держаться на твоём уровне. А когда они узнают, что ты умеешь показывать свои острые зубки и коготки...– Вадим заключил Елену в объятия.
– Да ещё рядом такой бесконечно любящий му-у-уж, – протянул он, – поцеловал жену и выключил свет.