Сусанин. Куда ты завел нас? Не видно ни зги!

– И все-таки, Володя, в этом есть какая-то тайна, – произнес я, передвигая черного слона на поле b4.
– Да? – Владимир Александрович оторвался от созерцания шахматной доски, на которой мы начали разыгрывать защиту Нимцовича, и откинулся в кресле.
За окнами сгущался субботний вечер, и мы, как обычно, встретились, чтобы разыграть партейку-другую и, заодно, побеседовать на какую-нибудь умную тему.
Сегодня принимающей стороной был Владимир Александрович, что, разумеется, не помешало моей Нюсе собрать мне изрядный узелок с домашними пирожками. В том числе, с абрикосовым вареньем – мои любимые!
– Так что за тайна? – охотно втянулся в разговор хозяин дома.
– Да вот попалась мне статейка про подвиг Ивана Сусанина. Автор довольно пространно рассуждает о том, о сем… А у меня возникли вопросы.
– Какие же?
– Во-первых, странно, что при такой известности события – о том, как костромской крестьянин совершил свой подвиг, заведя поляков в лес знают даже малые дети – мы не в состоянии определить самого элементарного. Вот скажите, когда Сусанин свершил свой подвиг: зимой или летом?
– Э-э-э… Судя по многочисленным картинам наших живописцев, в том числе Маковского, зимой.
– Ага. И при этом постоянно упоминается, что он завел злобных ворогов в болота. Но ведь в зимнюю стужу все замерзает, так при чем здесь болота?
– Нестыковочка, – согласился Владимир Александрович.
– Второй момент: как поляки вообще умудрились войти в русский лес зимой? Это ведь не парк Тюильри, снегу наметает столько, что даже лоси встают на «зимние квартиры». Местный священник А.Д. Домнинский в 1871 году писал, что «в нашей местности в феврале или марте месяцах никак невозможно ни пройти, ни проехать, кроме проложенной дороги. В нашей местности к огородам и лесам наносит высокие бугры снега в сии месяцы». Как-то передвигаться в лесу можно только на лыжах. Польское же войско вошло в чащу в конном строю. Не странно ли?
– Может быть, зима была малоснежной?
– Тогда почему они заблудились? Конное войско оставляет после себя хорошо различимый след. Завел, допустим, Сусанин врагов в дебри… но даже глупый догадался бы идти назад по пробитой в снегу колее. Отчего же поляки не смогли выбраться?
Мой собеседник откинулся в кресле и усмехнулся.
– Действительно, – согласился он. – Все страньше и страньше.
– Вот если бы дело произошло летом или осенью, когда болота еще не замерзли…
– Да, точно, – подхватил Володя. – Из обширного болота без надежного проводника пути назад не найдешь. Тут действительно поляки могли сгинуть без следа.
– Вот именно, – подтвердил я. – Теперь рассмотрим еще один аспект. Подвиг Ивана Осиповича Сусанина прославлен тем, что он, ценою жизни, спас юного, только что избранного на русский престол Михаила Федоровича Романова – основателя династии, которая царствовала затем более 300 лет.
– Так, – подтвердил мой собеседник, разливая в чашки свежеподогретый в электрочайнике кипяток.
Я помог ему с заварным чайником и продолжил:
– Историки живописуют ужасы Смутного времени, ситуацию, когда только новый царь избавил Россию от гибели под властью польского короля…
– Ну не совсем гибели…
– Возможно. Но речь шла о потере суверенитета. Ведь если власть в стране перешла бы к польско-литовским ставленникам, то…
– Да, это ясно. Захватчики всегда озабочены лишь о том, чтобы набить карманы. А ради этого они и веру нам насадили бы свою…
– Вот! – я поднял вверх указательный палец. – То есть Михаил, избранный на царство, был для страны исключительно важен. Александр Нечволод в своей книге «Сказания о земле русской» живописует, как внушительная делегация – так называемое посольство от собора, избравшего Михаила на царство, выступило из Москвы после торжественного молебна. Они направлялись в Кострому, где в Ипатьевском монастыре в тот момент находился царственный отрок и его мать.
– Все логично, – Владимир Александрович пристально посмотрел на меня. – В чем вы усматриваете проблему?
– Просто тут образуется некий временной люфт. Избрание произошло 21 февраля, а в Кострому делегация прибыла 13 марта. И вот в эти-то три недели произошли некие события, которые кажутся загадочными и необъяснимыми.
– Ну-ка, ну-ка… – мой собеседник откинулся на спинку кресла, с любопытством ожидая моих откровений.
Я поднес к губам чашку и постарался сконцентрироваться, чтобы изложить мысли наиболее доходчиво.
– Значит, на соборе в Москве произошло избрание царя. Событие значимое, сразу ставшее широко известным. Во всяком случае, по официальной версии событий, поляки, прознав про это, сразу отправили несколько отрядов, чтобы найти и убить избранного юношу.
– Так.
– А наши при этом никак не озаботились защитить молодого царя. То есть вестника, чтобы сообщить новость, вроде бы послали, а вот вооруженный отряд – не догадались.
– Довольно странно, – кивнул Владимир Александрович.
– Дальше еще смешнее. Оказывается, даже родная мать ничуть не обеспокоилась о безопасности кровинушки. Отправилась в Кострому, оставив сына в деревне, одного-одинешенька и без какой-либо охраны. И это при том, что по стране, как пережиток Смутного времени, беспрепятственно шастают вражеские отряды и ищут молодого царя, чтобы убить.
– Да уж, – Мой собеседник неторопливо наклонился и взял с блюда очередной пирожок.
– Но продолжим! – Я сделал глоток чая. – Историки сетуют, что подробного описания подвига Ивана Сусанина не сохранилось. Зато существует жалованная грамота от 30 ноября 1619 года, в которой Романовы отблагодарили потомков героя.
– Официальный документ? – поднял бровь Владимир Александрович.
– Именно. Причем, написанный достаточно скоро после события. То есть в то время, когда очевидцы и свидетели были живы, здравы и сохранили твердые воспоминания.
– Вы читали эту бумагу?
– Да. Александр Нечволод приводит текст в своей книге.
– Интересно, – хозяин дома поудобней устроился в кресле.
– Итак, прежде всего сообщается, что, прознав об избрании нового русского царя, польские и литовские люди задумали его истребить. Поэтому в окрестностях села Домнина, бывшего, как всем известно, вотчиной Романовых, рыскали многочисленные вооруженные шайки.
– Ага! – поднял палец Владимир Александрович. – То есть не войско, а группы вооруженных людей. Не слишком большие по численности.
– Верно. Михаил же Федорович, будучи отроком набожным, да к тому же сознавая свою ответственность перед страной, после избрания решил отправиться на молитву в соседний Железноборовский монастырь.
Причем ехал он, как выясняется, не один, а в сопровождении группы иноков. То есть монахов.
– Уже лучше, – кивнул мой собеседник. – Значит, царя все-таки не бросили в одиночестве. Была какая-то свита.
– Да. Иноки заметили возле монастыря поляков и предупредили молодого царя.
– Логично.
– А вот дальше события вновь лишаются здравого смысла. Судите сами: появляется враг, от которого нужно как-то защититься. Естественно, вроде бы, искать убежища в монастыре. Там и стены имеются, которые можно как-то оборонять, да и в храме можно запереться, благо церкви на Руси возводили с таким запасом прочности, что их даже взрывчаткой не вдруг возьмешь. Немцы в Великую Отечественную пытались взрывать храмы в Новгородской области, и чаще всего безуспешно.
Итак, вроде бы логично прорываться в монастырь, благо он был уже в пределах прямой видимости. А вместо этого Михаил кидается назад. В грамоте сообщается, что он «вскочил на лошадь и поскакал в Домнино». Иноки при этом куда-то делись.
– Да, странно, – согласился со мной Владимир Александрович. – Можно предположить, что путь к монастырю был перекрыт. То есть те самые поляки находились как раз между свитой молодого царя и церковными стенами. Но почему монахи-то самоустранились? Ряса, насколько, я помню, довольно бесформенное облачение. Что помешало им набросить одну из ряс прямо поверх одежды Михаила и выдать его за молодого монашка?
– Да. Вряд ли у поляков был портрет новоизбранного Романова. Фотографий тогда не существовало… Вполне можно было как-то замаскировать юношу, даже если во вражеском отряде был кто-то, знающий его в лицо.
– Далее, как я понимаю, – усмехнулся Владимир Александрович, – на сцену выступает непосредственно Сусанин.
– Именно так. В жалованной грамоте Романовых рисуется следующая картина: напуганный Михаил скачет в Домнино, и путь его лежит через деревню под названием Деревеньки. А там как раз находится Иван Осипович, у которого накануне сгорел овин, и он прибыл осмотреть место происшествия.
Итак, староста стоит, Михаил скачет… Далее, по версии грамоты «увидев государя, Сусанин уговорил его не ехать в Домнино, где его несомненно будут искать» и «спрятал Михаила Федоровича в сарае, зарыв его в сено».
– Интересно, как он его уговаривал? На скаку? На поводьях повис?
– Ну, зачем так… Естественней предположить, что юноша, увидев верного слугу, сам подъехал к нему.
– Да, логично, – кивнул мой собеседник.
– А драма между тем закручивается во все более тугой клубок, – продолжил я. – Сняв с царя боярские сапожки и разрезав их по переду, Сусанин сумел надеть их на себя. И побежал в лес. Отбежав на несколько верст, он забрался на дерево, там снял с себя царскую обувку и, заметая следы, вернулся в селение Деревеньки.
– Весьма необычно.
– Да уж. Так путать следы имело смысл только в одном случае: если поляки уже гнались за Михаилом. Если же они просто рыскали по окрестностям, то какие-то невнятные следы в глубоком снегу вряд ли привлекли бы их внимание.
– А если гнались, то во-первых за конным, – подхватил мой собеседник, – то есть нужно было не в сапожках бегать, а на коне скакать…
– Да. А во-вторых, у Сусанина просто не оказалось бы достаточно времени, чтобы бегать взад-вперед на несколько верст.
Между тем жалованная грамота невозмутимо сообщает, что домнинский староста вернулся в селение Деревеньки и встал возле ворот своего двора.
– О как. А я поначалу понял, что староста жил в Домнине, и в Деревеньках имел только овин, который сгорел.
– Видимо, и двор был. И вот он прибежал, запыхавшись, и встал возле ворот. А тут как раз и поляки подоспели.
– Может быть их иноки задержали, – предположил Владимир Александрович.
– Возможно. Но почему-то об этом их подвиге ничего не сообщается.
– Что дальше?
Я вздохнул:
– Далее сообщается: «Скоро подъехали поляки и стали допрашивать его, как старосту: «где боярин – мы знаем, что он был здесь». На это Сусанин отвечал им, что был, да ушел на охоту, и указал на следы боярских сапожков».
Тут мой собеседник засмеялся.
– Что такое? – встрепенулся я.
– Просто забавно. Так и вижу, как староста впаривает наивным полякам свою версию. Боярин де, пешком побежал на охоту, один, без свиты в дремучий лес.
– Ну да, – вынужден был признать я. – Выглядит странно. Но считается, что поляки поверили и потребовали, чтобы Сусанин повел их в лес.
– Тут опять нелепость. Если следы были видны, то по ним можно было добраться только до дерева, где староста переобувался. Если же мела поземка… в любом случае логичнее было бы не ломиться по буеракам, а отправиться в Домнино. Ведь даже если царь убежал в лес, он же не собирался там жить? Стало быть, предполагал