Пролог

«Писано второго дня месяца Трав, лета 988 Эры Странника
Таласса, принчипат Альби

Откуда пришел в наш мир Странник, доподлинно не ведомо. Одни летописи утверждают, что из Верхнего мира. А другие — что был он сыном одного из Старых Богов, взбунтовавшийся против воли отца. Сам он назвал себя Странником, иного же имени время не сохранило.
То была эра Тьмы, и смерть грозила всему сущему. Ибо прогневались на людей Боги и скрыли лик Солнца, подателя жизни, за тучами. В знойном месяце Трав лютый холод сковал землю. Скорбь и ужас одолевали сердца самых стойких.
Взывали люди к Старым Богам, приносили им обильные и кровавые жертвы, но не отзывались Боги. Тогда и явился Странник, Посланец Звезд, чтобы спасти всех. Летописи говорят, что могли его в один день видеть в разных местах, отделенных друг от друга многими лигами, и всегда там, где возникала самая отчаянная нужда. Помогал страждущим, нес надежду отчаявшимся. Одни говорят, что перелетал он в мгновении ока на черном драконе, другие — что ходил незримыми путями, неподвластными людям. Вот тогда то вспомнили Старые Боги про смертных. Не по нраву им пришлось своевольство Посланца Звезд, открыли они врата в Нижний мир и решили сжечь непокорного багровым огнем, а заодно и весь род людской. Но тот поднял свой посох и ответил Божественным противникам серебрянными молниями. И дрожала земля, и трескались горы, испуская огненные реки...»
Гильем Лора, придворный хронист принчепса Альби, потянулся с баночке с белым песком, привезенным из самой пустыни Сах, и присыпал глянцево блестящие записи. Придворная библиотека тонула в полумраке; в свете стоящей на столике свечи тускло золотились корешки тяжелых фолиантов, заполняющие полки книжных шкафов. Лора вздохнул: ему пришлось провести немало часов в библиотеке, сверяя древние летописи. И тому были причины: в последние годы по Орнею стремительно распространялись варианты Легенды, один другого нелепее, что вызывало обеспокоенность как принчепса, так и Магистров орденов Пилигрима и Воина, обеих ипостасей Странника. Дошло до того, что в самой Талассе нашелся полоумный, объявивший Посланца Звезд демоном из-за Предела, а себя Спасителем мира. Лора покачал головой отложил лист. У него еще много работы.
«... одержал победу Странник, изгнал Богов за Звездный Предел, что серебряной чертой пересекает ночное небо. И рассеялись тучи, и солнце согрело истерзанную землю. Но был тяжко изранен и он, и его дракон. Грубая ткань бытия не могла больше удерживать его. Медленно поднялся он на драконе ввысь и исчез в небе.
После того, как покинул нас Странник, собрались короли Орнея,сиречь нашего континента, и других земель: Хиддинк из Галеи, Бальдр из Ноорна, Жордин из Альби, Амери из Ибера, Гвидо из вольных городов Этррури, Фелерих из Эрминаля. Был там и Аль-Дани из полуденного Сахрейна, и  Артур из Эйра, и вожди с восхода и полуночи, и даже из далекой страны Чин, ибо и их затронула лихая година. И создали великий союз. И повелели возносить хвалу Посланцу Звезд и строить святилища, где жрецы славили бы его как Единого Бога.
И стали рождаться люди с даром, прозванные Искрами Странника, прозревающие грядущее, исцеляющие недужных. И снова нет единодушия в летописях — кто говорит, что эта божественная суть Странника растворилась в нашем мире; так даровал он свою благодать. А кто-то — будто была у него супруга, земная женщина. И в Искрах течет его божественная кровь...»
В высокие окна библиотеки уже лился  розоватый свет наступающего дня, а хронист продолжал писать, как будто и не чувствуя усталости. Перо, поскрипывая, выводило ровные строчки, стопка исписанных листов росла.
«... прошло без малого десять веков. Постепенно иссякала благодать Странника, все реже рождались Одаренные, и за последнее столетие такого не случилось ни разу. А память человеческая оказалась и того короче. Давно уже распался великий союз. В Сахрейне разрушены святилища Странника. Сыны пустыни поклоняются демонам ночи. Они нападают на побережья и на корабли в Срединном море, а пленников обращают в свою веру. Тех, кто не примет ее, ждет страшная смерть. А иные, в Галее и Ибере, и даже в Альби желают призвать из-за Предела Старых Богов. Доходят слухи, и содрогается душа моя, что уже обагрены кровью жертвенники в неприступных горах Пиррея. Эрминаль давно замкнулся в своих обширных пределах и уклоняется от любых союзов.
Гаспар Галейский восемь лет назад захватил Ноорн, а Лодо, его сын, в прошлом году взойдя на трон, ныне собирает силы у самых границ Альби, и только мудрость принчепса Эрнана Монтего, по праву нареченного Справедливым…»
Хронист поднял голову. Из приоткрытого окна доносился гомон пробуждающейся Талассы. Солнечные лучи падали на мраморный подоконник, преломлялись в неровностях разноцветных стеклышек витража, отбрасывая радужные пятна на пол. Он задул почти догоревшую свечу, затем вновь обмакнул перо в чернильницу. За спиной послышались быстрые шаги, и его рука дрогнула; с кончика пера сорвалась капля чернил, растеклась на плотном желтоватом листе жирной кляксой.
— Да чтобы тебе за Предел провалиться, негодный мальчишка! — недовольно воскликнул Гильем, оборачиваясь к тому, кто нарушил его сосредоточенность. И его досада тотчас сменилась смущением: в двух шагах от стола стоял принчепс альбийский.
— Сьер Эрнан… — пробормотал хронист. — Я думал, это Жеан вернулся с новыми перьями…
—Твой подмастерье завалился спать где-нибудь в закутке на кухне. Или на конюшне, — иронично сказал принчепс. — А ты опять всю ночь глаз не сомкнул?
— Как и вы, месьер.
Принчепс кивнул и потер висок:
— Этррури упрямы, как пиррейские мулы. Но Альби нужны союзники.
— Дук Джинеры? — спросил Гильем, догадываясь, что длившиеся всю ночь переговоры с правителем самого влиятельного города в этрурском Альянце проходили непросто.
— Дук Винченцо согласен предоставить займ и даже не под самый грабительский процент, — устало проговорил Эрнан. — И наши корабли смогут беспошлинно заходить в порт Джинеры…
— Но? — Гильем слишком хорошо знал своего господина.
— Всегда есть «но»... — Эрнан с любопытством заглянул в записи лист и приподнял бровь: — Так значит, по праву — Справедливым?
— По праву, государь, — твердо ответил Лора.
Принчепс хмыкнул и продолжил:
— Дук хочет укрепить наш союз еще и брачным договором.
— Брачным?
— Именно. У него есть дочь от первого брака. Поскольку это был мезальянс, у сиятельного дука возникли сложности с устройством судьбы девушки. И поскольку я давно и, так скажем, счастливо женат, дук Винченцо великодушно согласился выдать дочь за одного из моих придворных, не старше пятидесяти и не моложе восемнадцати лет, без физических уродств или тяжких пороков.
— И вы уже выбрали… претендента? — позволил себе иронию Гильем.
— Сьер Раймон Оденар.
— Волк Ноорна? — хронист удивленно взглянул на Эрнана.
— Уверен, что сьер Раймон отнесется к моему предложению с должным пониманием, — сухо ответил принчепс. Он отступил от стола и подошел к окну и вдохнул воздух, наполненный ароматом разросшегося под окнами жасмина. — Что ты думаешь о Страннике? — задал он неожиданный вопрос: — Кем он был?
— Летописи говорят, что он был высшим… существом, — пробормотал хронист и, помолчав, осторожно спросил: — А что думаете вы?
— Он был человеком, — отрывисто ответил Эрнан, поворачиваясь к нему. — Пусть выдающимся, но человеком. А эти полеты на драконах и битвы на молниях… Неизвестно, что еще напишут про нас в грядущем.
Гильем осенил себя знаком рассеченного круга.
Принчепс усмехнулся и шагнул к дверям:
— Ложись спать, мой верный Гильем. Да не брани Жеана. А я еще должен объявить мою высочайшую волю сьеру Раймону.


***

Переговоры с дуком Винченцо Конти изрядно утомили принчепсаЭрнана. А когда тот внезапно предложил руку своей дочери «в знак серьезности намерений и для большего укрепления союза», принчепс не сразу справился с изумлением. Конти пояснил:
«Я женился рано и против воли отца, не взирая на незнатность Ревати, и то, что она была из далекой страны полудня, где люди чтят не Странника, а своих богов. Лара унаследовала ее красоту, а моя вторая жена позаботилась о том, чтобы воспитать ее в наших традициях. Но в Этррури, учитывая обстоятельства, я вряд ли найду ей достойного мужа…»
Поколебавшись, Эрнан согласился, выторговав в добавок снижение процента по займу. Он распрощался с Конти, когда уже светало, затем вышел во внутренний дворик, который примыкал к кабинету, и в котором он любил предаваться размышлениям. Кто бы мог знать, что дука, отца пяти сыновей, настолько беспокоит судьба старшей дочери от иноземки, что он поставил брак условием для заключения договора? Или хитроумный политик видел в этом для себя дополнительные гарантии? Если, конечно, дона Лара сама не являлась скопищем пороков. Впрочем, принчепс был уверен, что девица хороша собой и способна произвести на свет дюжину здоровых отпрысков. Прогуливаясь меж растущих в огромных вазонах апельсиновых и лимонных деревьев, Эрнан перебирал в уме возможных женихов для дочери дука. Однако… Одни были женаты или обручены, другие стары или отличались дурным нравом…
Имя полковника Оденара сперва лишь скользнуло по краю сознания, а затем завладело им. Вот кто уж точно не был замечен ни в кутежах, ни в каких-либо сердечных привязанностях. Злые языки говорили, что у него и вовсе сердца нет. Однако принчепс  ценил сдержанного северянина за верность, военный опыт и храбрость. Именно от Оденара исходило предложение уделить особое внимание полевой артиллерии, и часть полученных от этррури денег пойдет на отлив новых пушек. Эранан окинул взглядом громаду дворца. Первые лучи солнца окрасили в розовый цвет черепицу, резные башни по углам, но в дворике еще лежала тень. Он заметил колеблющийся свет в окнах библиотеки: Лора тоже провел бессонную ночь. Принчепс решил заглянуть к нему и узнать, насколько хронист продвинулся в своих изысканиях.

После разговора с Гильемом  Эрнан направился по длинной сводчатой галерее, ведущей к малому кабинету, который использовался для наиболее доверительных или деликатных бесед, тем более, что разговор предстоял не самый простой. Должно быть, Раймон уже получил его записку.
И действительно, когда принчепс завернул за угол, он увидел возле дверей кабинета высокую широкоплечую фигуру Оденара, одетого, вопреки пышной моде альбийского двора, в темно-коричневый колет и заправленные в ботфорты кюлоты. Разве что сорочка из тончайшего батиста, манжеты и отложной воротник которой были украшены этррурскими кружевами, и превосходная выделка кожи колета и сапог, а так же расшитая перевязь, к которой крепилась иберская скьявона с золоченным эфесом отличали его от какого-нибудь безземельного дворянина.
Ноорнец склонил голову в строгом военном приветствии.
— Месьер.
— Рад тебя видеть — достав из кармана камзола ключ, Эрнан отпер кабинет. — Входи.
— Какие новости из Карды? — спросил он, едва они оказались внутри, и приглашающе махнул рукой Оденару на одно из двух стоящих возле столика из черного дерева кресел.
— На рассвете прискакал гонец. Два дня назад со стороны Ветанга была