Подрыв боеготовности

Жена татарина Ахмета, старлея из нашей части, уехала к маме в Крым. Следовательно, у него освободилась квартира и офицеры решили как следует обмыть это событие. Начали в пятницу  после службы. В субботу гуляло уже человек десять, но к вечеру почти всех жены растащили по домам. Остались неженатый Костин, Кубрин, у которого жена была в Ленинграде и сам Ахмет. Да, так запраздновались, что очнулись только в понедельник к обеду. На всё плюнули, выпили пивка, опохмелились и на службу прибыли только во вторник.

Ахмет решил схитрить и придумал, что у него дома прорвало трубу и он вынужден был героически бороться с этой бедой. А Кубрик (так его все называли) и Костин ничего не придумывали . Сказали как есть - нажрались. Сильно нажрались в городе у одного знакомого из другой части.

Командир, капитан второго ранга Шевченко, похожий на знаменитого украинского  поэта, пошевелил своими роскошными усами и начал орать на Ахмета:
             
- Ты, что думаешь у тебя уважительная причина? Ничего подобного! Если прорвало какой-то грёбаный водопровод, то и хрен с ним! Пусть топит кого угодно. Они сами его починят, когда утонут. Армия для того и существует, чтобы насрать на такие     трудности. На весь быт – НАСРАТЬ! Ты обязан был явиться на службу и продолжить боевую подготовку части, не смотря ни на что.

Кубрик стоял и с ужасом представлял, как командир будет размазывать их с Костиным.

- Если бы не такие как ты, - продолжал входить в раж Шевченко,- наши войска были бы неуязвимы, потому что настоящие герои умеют жертвовать. Короче, будешь наказан. Сильно наказан!
И вот, кстати, смотри – эти два придурка тоже не явились на службу. Но они не юлят, не придумывают себе оправданий. Они говорят, что просто тупо нажрались и не смогли приехать… И, знаешь, я им верю. Ты сам посмотри на их рожи. Да по ним бодун до сих пор гуляет.
Люди, действительно, физически не смогли добраться, – продолжал философствовать капитан второго ранга, –  я их понимаю. Они даже не помышляли о том, чтобы сознательно не прибыть в часть. Это не сказать, что похвально, но это, хотя бы, объяснимо.

- Курвецы! – покачал головой Шевченко. Это слово, обычно (как, впрочем, и сейчас) произносилось хоть и с укоризной, но с отеческой любовью и теплотой в голосе, чтобы пожурить, но не наказывать.
– Пошли вон, салаги! Учитесь рассчитывать дозу…

12.12.2018