коньяку?
- Да-да, действительно, пора идти. Иначе на нас как-то удивлённо смотрят проходящие люди, думая, что, дескать, нашли, где проводить досуг свидания – у входа в ресторан.
После этого Маргарита и Василий Михайлович зашли в ресторан.
В этот воскресный вечер, как необычно, было многолюдно.
За соседним столиком сидела молодая пара юноша и девушка, которым по виду можно было дать не более двадцати лет. Маргарита и Василий Михайлович постоянно смотрели на них. Юноша и девушка при взгляде этих людей смущались и отворачивались или, вообще, уходили из-за стола для того, чтобы потанцевать.
Маргарита была сегодня какая-то особенная, и Василию Михайловичу показалось, что она чем-то расстроена. Раньше он всегда видел в ней только улыбку, - и ни капли грусти на лице, а сегодня: её глаза излучали грусть. Они в этот вечер больше молчали, и им не о чём было разговаривать. Их молчание прервал официант. Как никогда, они не спрашивали друг у друга, что они будут заказывать и, когда подошёл официант принимать заказы, они вдруг, словно оба проснулись от каких-то далёких мыслей. И оба очнулись и поняли, что они находятся в ресторане. Василий Михайлович думал о своём: о жизни бобыля, а Катерина - о спящих детях и об оставленном муже не со стыдом, а каким-то пренебрежением, сожалея, что они у неё есть. Но тут вдруг всё прервалось.
- Что Вы будете заказывать? – спросил официант. Но, однако, ответа не последовало. Тогда официант повысил голос и спросил: «Что Вам угодно, молодые люди?»
- А простите, мы, видимо, несколько забылись, что находимся в ресторане, - встрепенулся Василий Михайлович. – Что будем заказывать, Маргарита Александровна? Что из вина? Что из первого, второго, третьего?
- Я не знаю. Вроде я ничего не хочу, смотрите сами, что для Вас лучше?
- Ну, тогда, возможно, коньяку, и кое-что подзакусить а? Но ответа от Маргариты не последовало. Ей было совершенно безразлично, что пить и что есть.
- Прошу, Вас, мне, пожалуйста, триста граммов коньяка, две полпорции солянки и два бифштекса, и непременно две бутылки лимонада. А есть ли у Вас что-нибудь из свежих овощей?
- Есть салат из помидоров и салат из свежей капусты.
- Тогда, пожалуйста, два салата из свежей капусты.
Официант быстро, записав, отошёл. И опять Маргарита с Василием Михайловичем сидели, ни о чём не разговаривая. В это время оркестр и певица исполняли вальс « До завтра».
- Пойдёмте, станцуем, Маргарита! И у тебя пройдёт сегодняшняя грусть?
- Нет, дорогой! Я хочу курить, нет ли у тебя сигареты?
- Почему бы нет? Есть! Но … мне не хочется, чтобы ты курила. Поэтому я могу тебе отказать. Но лишь из-за уважения к тебе не могу этого сделать.
- Не делай такие огромные вступления, дорогой! Я не хочу ещё раз повторяться, прошу сигарету и протянула руку.
Василий Михайлович вытащил из кармана пачку сигарет, и подал ей одну сигарету из пачки. Она прикурила. И с довольным видом сидела, затягиваясь дымом, который не шёл ей на пользу, а лишь вредил её красоте. Её красота была сравнима с красотою самой Клеопатры. Чем старше она становилась, тем краше становилась с возрастом. Чёрная копна волос до колен так и призывала мужчин к блуду. Они могли преследовать её сзади, пока она не скрывалась за каким-нибудь переулком. В то же время ни одну женщину нельзя было сравнить с ней в курении. Курить ей было к лицу, и как-то придавало ей серьёзность, шарм и частичную солидность.
- Слушай, Рита! Как думаешь, когда-нибудь твой муж узнает о наших свиданиях, что он тогда может сказать тебе?
- Я просто подам на развод и больше ничего!
- А как же дети?
А что дети? Я подам на алименты и спокойно буду жить. А возможно, отдам в детский дом.
- Но… ведь в детский дом принимают круглых сирот, а у них есть мать!
- Ничего. Я не думаю, что я не смогу выйти из положения. В конце концов, ведь мы с тобой тоже когда-нибудь поженимся?!
- Что касается женитьбы, дорогая, право, я не задумывался, да и мне не совсем хочется расставаться со свободой даже в тридцать пять лет.
- Мне нужен не такой муж, как Антон. У него на уме одни лишь науки, а они мне так надоели. Его почти не бывает дома: то на лекции, то на каких-то кружках, то какая-то консульция, чёрт подери, даже не выговорить!
- Консультация?
- Да! Вроде того что-то. Видишь ли? Учиться для того, чтобы жить в деревне, то есть выращивать и возиться с коровами? Никак не могу понять? Зачем это ему всё надо?
- Но сейчас кругом кричат, что надо поднимать сельское хозяйство! Вот, видимо, он и ударился в эту область? Всё-таки он человек, бывший из деревни?
- А мне наплевать на то, что кричат! Я в политике человек не осведомлённый, да и, вообще, зачем она мне нужна?!
- Ну, дорогая! Я так не думаю, что, вообще, не нужно знать ничего? Что-то в политике надо знать!
- Я хочу знать семью, любящего мужа, красивую одежду, но мой дурень не способен на все эти вещи. И, вообще, какое основание имеет мой муж и мои дети, когда я люблю тебя! Она эти слова: « Люблю тебя!»- произнесла так громко, что сидящие клиенты за соседним столиком - это молодая пара, переглянулись между собой.
- Ты говоришь, что любишь меня?
- А разве это не похоже?
- Да, я думаю, похоже, если можешь оставить свою семью. Слушай, Рита? Ты мужу тоже говорила эти слова?
- Нет!
- Но, как же ты могла выйти за него замуж, если не любила?
- Хм! Просто все должны выйти. Замуж все когда-нибудь выходят. А большинство девушек, что и как замужем – не задумываются А он не пьёт. Старательный. Ухаживал за мной, вот и вышла.
- Только поэтому?
- Ну! И вообще должна же я быть чьей-то женой?
Они долго бы ещё сидели и рассуждали, но их разговор прервал официант, принёсший заказ. На столе стоял графин с коньяком, две полпорции солянки, хлеб и салат из свежей капусты. Было по одному фужеру и по одной рюмочке. Всё это находилось на столике, покрытом белой, как недавно выпавший снег, скатертью. Казалось, что это был праздничный обед. Василий Михайлович разлил коньяк по рюмочкам, а в фужеры – пива. Подняв свою рюмку, он спросил: « За что пьём?»
- За наше здоровье,- ответила Маргарита. Большего она не могла бы сказать при её минимальном словарном запасе русского языка.
- Ну, что же? За здоровье, так за здоровье, - сказал Василий Михайлович, и опрокинул в рот коньяк из рюмки. Несколько спустя то же самое сделала Маргарита. В этот период Рите вдруг показалось неуютно в ресторане, что она как-то вздрогнула, и её лицо стало пунцово-красным. Вероятно, она всё-таки вспомнила, об оставшейся дома, семье. Но вдруг встрепенулась, когда Василий Михайлович вдруг неожиданно спросил: « Рита, ты не больна?»
- Нет! Да и с чего вы это взяли? Ради чего и ради кого я должна болеть? Я буду болеть? Я не работаю. Дома кое-чего делаю по хозяйству, да, и за мужем веду контроль, как бы он не загулял с кем-либо? Знаешь? Что-то он в последнее время так весь изменился. Со мной говорит редко и очень резко, словно я ему чужая? Приходит домой поздно.
- Рита, пойдём, потанцуем?
- Да, я не против. Но ты знаешь, я как-то стесняюсь, так как давно не приходилось танцевать.
- Ничего. Вспомнишь прошлое! В зале ресторана гремел вальс «Берёзка». Пары танцевали, наслаждаясь друг другом. Некоторые о чём-то беседовали, слегка взмахивая руками, а иные улыбались друг другу. Только Василий Михайлович и Маргарита танцевали молча.
Всё это время Антон стоял, опершись о косяк двери ресторана, достаточно долгое время, но потом решил пройти за столик, стоявший почти около самого входа в зал ресторана. Около этого стояла домашняя пальма, которая загораживала его и как бы укрывала специально. Ему не хотелось портить пока настроение жены и своего соперника, а также обращать внимание на себя всех лиц, сидящих в ресторане. Он редко бывал в ресторанах. У него хронически не хватало времени, и позволить себе такую роскошь он не мог, так как время у него было дороже денег. Он всегда твердил, что дороже времени нет ничего. Ему часто приходилось говорить с Маргаритой, которая, в свою очередь, повторяла такую пословицу, как заезженную пластинку, что время – деньги. Она когда-то читала литературу, видимо, буржуазной прессы, где под видом разных реклам пишут, что время – деньги. Когда начинала Рита говорить эту фразу, Антону становилось не по себе.
- Как ты можешь так судить о времени?
- Очень просто. Не зря же эту фразу за границей рекламируют?
- А ты была за границей?
- Нет.
- А раз – нет, значит, ты не можешь судить объективно о жизни за границей.
И так они спорили подолгу, пока Антону не надоедало и он, согласившись с женой, чтобы та, в свою очередь, успокоилась, говорил: «Ну, пусть будет по-твоему».
И вот сейчас, сидя в ресторане, он думал: « Как мог я до сих пор не понять? Неужели я где-то поступил не верно? Мне казалось, что я всегда анализирую события и ситуации и то, как надо поступать, а вот здесь остался полным невеждой и, попросту говоря, тряпкой. Я всегда находил выход из любого положения, а вот сейчас его не могу найти, не вижу ни цели, ни выхода из состоявшейся метаморфозы так свалившееся на голову неожиданно». И он постоянно хватался за голову, сам не замечая того. Ему было и стыдно, и обидно, очень хотелось плакать. Но мужское око не может ронять слезу, как умалять своё достоинство. Тряпка мужчина, который плачет! Так он думал до определённого времени.
Он хорошо понимал, что женщины, как кошки в марте, загуливают и верещат по подворотням на все фортепьянные лады! Кто их приласкает, тот для них и становится ближе. Они лезут к тому на колени, не думая, что они делают? А зачем это делают? Вот такой и оказалась Маргарита. Антон чувствовал последнее время, что Маргарите чего-то не хватало, но в то же время он не мог понять, чего именно? Ему было всё готовым: завтрак, обед, ужин, чистое бельё. А остальное он как-то не замечал - всё пропадало в происходящих событиях и стиралось в пыльный порошок. Приходил он с работы усталый. Он забывал поцеловать жену и детишек по возвращении с работы, а этого, возможно и не хватало Маргарите. В итоге она стала чуждаться Антона, как не родной ребёнок мачехи. А Антону было некогда, ему надо было работать и учиться. В своей работе и учёбе он был пунктуален. Антон представлял и понимал жизнь иначе. Он думал, что если в жизни ничего не сделать полезного для народа и для своей Родины, следовательно, жизнь пройдёт бессмысленной, никому не нужной. Иначе он не мог мыслить, ведь, у него в кармане лежит красная книжица, - а это партийный билет за № 2034488. И вдруг, чего-то испугавшись, он потрогал в боковом кармане оттиск корочек. Испугался, не потерял ли его, что по его телу пробежали мурашки, и успокоился, почувствовав его на месте, тихо произнёс: «Здесь!» Ему вмиг вспомнилось, как его принимали в партию, как он волновался, отвечая на вопросы Николая Фёдоровича.
- Ну, Иришкин, на тебя надеется партия! Я думаю, ты не подведёшь нашу Коммунистическую партию, созданную великим учителем Владимиром Ильичём Лениным? Отдашь Советскому народу и Родине все силы, чтобы быть достойным партийной цели. И вдруг как-то кашлянул, как-то сморщился, положа свою ладонь на плечо Антона, что Антону стало тяжело от его руки. Но он, казалось, ещё сильнее давил, чтобы Иришкин почувствовал силу в его ладони, такую силу, насколько способна Коммунистическая партия.
- Да, я готов отдать все силы и все знания в построение
