добра, который образовали все эти люди, собравшись в одном месте. Все они были преклонных лет. Андрей со своим предпенсионным возрастом и сформировавшейся лысиной чувствовал себя в аудитории флотским салабоном.
Андрей слушал их, смотрел на них и они казались ему последними осколками доброты, того сосуда доброты, что много лет назад был безжалостно разбит на руинах когда–то могучей и великодушной страны. Андрей понимал, что эти люди посвятили всю свою молодость, отдали все свои силы служению во благо того сосуда доброты, осколками которого они теперь оказались и который в годы их молодости почитался в стране на уровне герба, на уровне гимна, на уровне государственной политики самого читающего в мире государства. И в этом была их заслуга, им было за что гордиться своей жизнью.
Сидящие в аудитории, они не походили на небожителей. Для всех этих людей посещение презентации было привычным занятием, творческими буднями, но для Андрея это было посещение литературного Олимпа, попав на который, Андрей смотрел на его обитателей снизу вверх, незамеченный ими, но милостиво допущенный, к будничному для них, таинству. Его стол находился у окна, за которым была улица, заполненная городским шумом и суетой. Река жизни шумела за окном и проносилась мимо островка доброты, на котором он оказался, на который его пригласили. Он ужаснулся: А скольких же не пригласили?! Так это же все вокруг, получается!
Эта мысль поразила Андрея. Вся та жизнь за окном, слепо протекавшая мимо и в которую ему скоро предстояло вернуться, показалась ему не рекой, а канализационной трубой с ее канализационными законами, по которым выживает не то, что приносит пользу, а то, что не тонет и зловонит, считая себя хозяином этой канализационной трубы. Сколько же таких островков добра еще осталось по стране ? Где они? Наверное, в каждом большом городе есть люди, нуждающиеся не только в средствах для жизни, но и в таких островках. Из таких людей и образуются, на них и держатся эти душевные возвышенности над рекой жизни, превращенной в канализацию. В том беда, что мало кто знает про их существование, будто их и нет вовсе в нынешней инфраструктуре жизни, протекающей на фоне нефтяных вышек и банковских небоскребов. Андрей теперь узнал, в отличие от многих и многих. Он смотрел на сидящих в зале людей, не видя их вины в том, что страна из самой читающей превратилась в жующую, чавкающую, грызущую в зависимости от толщины кошелька и понимал, что ему не хочется покидать тот мир, в который его пригласили и в котором роль зрителя его вполне устраивала
После поздравлений поэтессы она читала свои стихи, и они были удивительные. Ни один институт, ни два института никогда не смогут научить писать такие стихи. Такие стихи - это труд души, головой такое не написать и Андрей это понимал без литературного образования, как понимал то, что такой труд души – это богатство нации и нельзя не жалеть ту нацию, которая топит это богатство в баррелях нефти как ненужного котенка. Андрей слушал стихи, и ему было нестерпимо обидно и очень жаль, что стихи эти слышат всего три десятка человек, да и те их хорошо знают, а не вся страна.
Для всей страны надо декламировать такие стихи ради дезинфекции душ, ради чистки их от золотой ржавчины. Но это ведь только дурная слава бежит, а добрая слава – она молча существует на таких островках добра или под негромкий голос автора, как на сегодняшней презентации – у Андрея не получалось просто слушать стихи – они вызывали новые и новые мысли. Он мог только порадоваться за поэтессу: Господь воздаст ей за то, что она не зарыла свой талант, вложенный ей в душу, а одарила людей плодами этого таланта.
Завершилась презентация так же просто, как и началась, но друзья не спешили расходиться и окружили автора плотным кольцом.
Андрей неторопливо спускался по ступенькам вниз, на первый этаж и тихо радовался своему открытию. Он, действительно, словно побывал на новом острове, и остров тот был не на географической карте, он обрел его в своей душе, этот Остров Доброты и теперь ему очень хотелось, чтобы этот остров распространился до размеров страны, накрыв собой черные ямы злобы, зловонные болота жадности, океаны зависти. Андрей знал, что никогда не пожалеет о времени, проведенном на презентации стихов, писать которые ему не дано и которые простят его за это.
