Поэт худой с похмелия и пьяни,
Душой цепляясь за остроту коряг,
Бредет по жизни в свет восточной рани,
От скорби полуночных передряг.
Его таскали за руки и плечи,
Пинали по печенке прямо в дых.
И наносили синяки, увечья,
А он, блаженный, на панели дрых.
Скрутив тоску во плоть угрюмой жизни,
А где-то там заботы и жена,
Как ангелы великолепной тризны,
Порхали над источником огня,
И женщины соседнего квартала,
Примерны выли глядя на него,
Ох, милый, что от тебя осталось,
Вернись туда, где было до того,
Как ты впервые, нагрузив коленки,
Воспел душою пламенный призыв,
Писать для мира жесткие нетленки,
Пока вселенной не спалит последний взрыв.
Во благе лета чистого поэта,
И юбки недоступных поэтесс,
Что прилетели от порогов света,
Для счастья сочиненных ими пьес. |
