Нет, не уснет прозаик в день спасенья.
Откроет глаз и видится ему:
Облава, он дрожит до омерзенья,
И не достанет дланью кобуру.
И в полицаи он пошел от вдохновенья,
И славы жаждал или же алкал.
Но не дожил, пропал при наступленье,
Революционный отрок на курок нажал.
И схоронили бравого прозаика,
На выселках в заброшенном бору.
Вдова сморкалась, кашляла и плакала,
Все то проделала с похмелья на ветру.
И три старухи в помин души крестилися,
Всплакнули от рюмашек первача,
Эх, знали бы три ведьмы опостылые,
Кто был зачинщиком на сборе у врача.
Кто завещал листочки заграничные,
Печатные на на правильных станках,
Что привели к событиям столичным,
И к революции в народе и верхах.
Тогда б не предавались курвы лени,
Не щелкали б своим беззубым ртом,
И на знаменах просиял великий Ленин,
За ним и Сталин, сие уже потом. |
