доберемся до места.
* * *
На шестой день после побега из сторожевой крепости мы наконец достигли цели. Последний привал сделали у подножия горы со странно плоской, будто ножом срезанной верхушкой.
Подъем был крутым, но, по счастью, взобраться нужно было только до середины, где на склоне имелся выступ с площадкой примерно в семь шагов длиной, а за ним чернел некий узкий вход. С пыхтением я вскарабкался следом за хозяином, слишком быстро выпрямляясь, отчего перед глазами потемнело и поплыли разноцветные круги.
— Так, — сказал Маура сам себе. — Все правильно, на одной линии с базой… — Из-под козырька ладони он стал изучать пологие холмы вдалеке.
И вдруг, будто сраженный невидимым ударом, он резко рухнул навзничь, хватаясь за голову.
Похолодев от ужаса, я упал на колени и потряс его за плечо:
— Хозяин! Что с вами?..
От неожиданного шока его глаза раскрылись до предела и не мигая смотрели ввысь. Где-то глубоко внутри широкой темно-серой радужки тускло мерцали и переливались серебряные искорки, как точки звезд в ночном небосводе; и во все стороны от зрачка расходились тончайшие крошечные грани, похожие на светящуюся паутину.
— Помоги… — прошептал вдруг он. — Помоги мне…
— Чем, чем я могу помочь?..
Я взял его за руку и поцеловал худые грязные пальцы с обломанными ногтями. Никогда раньше я не посмел бы сделать этого. Но здесь, за чертой рассудка и привычности, когда все происходящее напоминало затянувшийся кошмарный сон, мне уже неважно было, какие нормы общества я переступаю и как буду за это наказан. Только мои инстинкты вели меня теперь, и только им я подчинялся.
— Помоги мне… — он уцепился за мое плечо, и я наконец понял, что он просто хочет, чтобы я помог ему встать. — Кажется, обнаружили… Оставайся здесь, сторожи вход, — хрипло приказал он, едва держась на ногах. — Мне нужно время.
Без дальнейших пояснений он скрылся в черном устье пещеры.
Тревожно переминаясь с ноги на ногу, я утер лоб рукавом, мечтая лишь о глотке свежей прохладной воды. Той, что была в захваченной хозяином фляге, хватило лишь на сутки; и даже голод уступал по силе мучительной жажде, от которой горел рот, кровоточили растрескавшиеся губы и болезненно першило в горле.
Уголком глаза я вдруг снова заметил мелькнувшую тень, и из-за скал возникла худая фигура, в мгновение ока оказавшись рядом.
На этот раз я, хоть и вконец изможденный, среагировал сразу.
— Еще раз к нам сунешься, тварь, проткну тебя насквозь! — Я выхватил нож и угрожающе размахивал им перед собой, изо всех сил сжимая рукоять. — Убирайся, мерзавец!
— Пропусти, — тяжело дыша, потребовал Трагальд.
Зная все дороги и не попавшись в плен, он преодолел этот многодневный путь через скалы и степь раньше нас, уже, видимо, некоторое время поджидая на склоне. Его длинные покрытые пылью волосы были завязаны узлом, чтобы не мешать при дальнем переходе, одежда и обувь были так же, как и у нас, изодраны в клочья; и без того впалые щеки ввалились еще больше, отчего высокие скулы выступали острыми углами на осунувшемся бледном лице. Но мне не было жаль его — ведь теперь, после недавних слов хозяина, я был уже абсолютно уверен, что он враг нам обоим.
— Подлец! Предатель! — гневно выкрикнул я. — Пошел вон или умрешь!
Мои угрозы прозвучали крайне неубедительно даже для меня самого, но я готов был до последнего защищать хозяина — или хотя бы дать ему время осуществить задуманное.
— Пропусти, идиот, или он сейчас убьет себя!
Я растерялся от этих слов, опустив оружие. Улучив момент, старик резко прыгнул на меня, выбивая нож из руки, и с силой отшвырнул в сторону так, что я ударился лбом о камни и потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то не сразу понял, где нахожусь. Из раны на голове текла кровь, заливая глаза. Я вспомнил о случившемся и в ужасе вскочил на ноги, стараясь справиться с головокружением и надеясь, что еще не опоздал. Опрометью я кинулся в черное устье входа.
Пещера оказалась огромной. Ее крутые гулкие своды были некогда расширены руками неведомых мастеров; также о пребывании здесь разумных существ говорили выдолбленные в камне длинные ровные ступени, ведущие почти вертикально вниз. От спуска по ним еще больше закружилась голова — и я вынужден был ухватиться за стену.
Тут только я понял, что в пещере не царила полная темень, и что причиной тому не мог быть слабый дневной свет из входного проема. Освещение имело зловещий красноватый оттенок и шло изнутри зияющей посреди пещеры пропасти, отражаясь от сводов. Где-то далеко внизу слышалось ровное гудение, будто его издавал огромный пчелиный рой, наглухо замурованный в бочке. А еще было до одури жарко — жарче, чем в разгар нашего самого палящего лета.
Меня вдруг обуял панический ужас. В этой пещере явно искусственного происхождения что-то творилось. Словно там присутствовала дикая, неведомая, неземная сила. Словно там уже погибли сотни, тысячи. До нас…
Слева от подножия лестницы, прямо на зазубренных выступах скал в неестественной позе лежал Трагальд с широко раскрытыми глазами. Посреди его груди чернело большое выжженное пятно. Сквозь дыру в одежде проступала обугленная плоть.
Заставив себя отвернуться, в колышущемся мареве я заметил еще одну лежащую фигуру у самой кромки обрыва, и кинулся туда.
Мой хозяин был неподвижен, и его волосы свисали прямо в пропасть. Скалистый пол подо мной дрогнул.
Я схватил лежащего в охапку, отшатываясь от смертельного отверстия и бросаясь к лестнице. Земля под моими подошвами содрогалась все сильнее, будто хотела исторгнуть наружу из своих недр инородное тело, душащее ее. И как раз когда я уже забрался на длинный ступенчатый виток, где-то далеко внизу, внутри горы, что-то громыхнуло так, что со стен посыпалась каменная пыль, и меня едва не сбросило обратно.
Из последних сил я карабкался к спасительному выходу, держа хозяина на плече, в кровь обдирая пальцы об острые камни и стремясь лишь оставить позади эти врата ада, добраться до нормального мира и вдохнуть живительный воздух вместо мутящего все чувства удушающего газа.
Оказавшись снаружи и не выпуская обмякшее в моих жестоких объятиях тело, я тащил его вниз по склону, скользя и скатываясь по серому песку и гальке, ранящей ступни сквозь прорехи в сапогах. Наконец, достигнув очередного выступа примерно на половине спуска, я почувствовал, что не смогу пройти больше ни шагу. Чуть не выронив свою ношу, я опустил хозяина на песок и сам повалился рядом.
Все тряслось. Оглянувшись и не веря своим глазам, я смотрел на стекающие по скале ручейки непонятного оранжевого вещества, ожидая, пока они докатятся до нас. Но широкий выступ предоставил защиту — раскаленные потоки обогнули его с двух сторон, продолжая свой губительный путь вниз, к степной равнине.
Я отер щиплющий пот с лица и ощутил на губах соленый привкус. Отодвинув руку, я посмотрел на нее. Рука была залита кровью. У меня уже не было сил испугаться, и я только тупо пытался понять, как могут так кровоточить мои пальцы, хоть и сплошь исцарапанные. В этот миг я взглянул на руки хозяина, и к горлу подступила очередная волна тошноты, когда я увидел страшную рану. Кровь была его. По кожаной тунике растекались рубиновые пятна, оставившие следы и на моей одежде.
Он с усилием открыл глаза — веки припухли, опаленные жаром; одна из скул была сильно разодрана.
— Беги… — прошептал он хрипло. — Оставь меня. Беги…
В ужасе я замотал головой:
— Нет!..
Тогда он медленно поднял ладонь, погладив меня по лицу.
— Я… люблю тебя, Баназир.
Кисть соскользнула, отпечатавшись кровавой меткой на моей щеке, и взгляд его застыл.
Зарыдав от бессилия, я упал поверх него, шепча почти машинально:
— Я тоже люблю вас… хозяин…
И перед тем, как окончательно задохнуться в нестерпимо горячем воздухе, я еще успел почувствовать несколько вещей.
Начавшие сыпаться сверху раскаленные куски гальки, прожигающие тунику на спине и жалящие кожу.
Нелепая и бессмысленная радость оттого, что я прикрываю тело хозяина от этих свирепых жал.
Жуткий страх смерти, надвигающейся темным ядовитым облаком.
Вновь радость, невероятная и всепоглощающая, при блеснувшей отточенным клинком мысли, что мы умираем, и страх исчезнет навсегда.
…Мы сгорим, и полетим в белом свете, веселые и беззаботные, потому что он сказал, что любит меня, а это значит, что мы не расстанемся, он не бросит меня, и неважно, почему все разрушается и погребает нас, потому что мы… свободны…
Пламя ворвалось в легкие, в глазах потемнело, и шум землетрясения стих вдали.
