спокойным, чем поначалу, голосом.
Исэндар же верно угадывает, что два навыка сейчас уже готовы открыться. Он только не знает, что должен сделать, чтобы это случилось, а все же пытается хоть что-то предпринять. Да и решение, в общем-то, нетрудное, а потому мальчик быстро до него додумывается.
Случилось это только что. Еще по пути сюда значки, как и обычно, висели в левом углу взора, особенно не привлекая внимания. Их там скопилось уже полдюжины, больше, чем открытых, и только сейчас двое вдруг изменились, вернее, полоски под ними резко стали другими.
Значит, решает мальчик, нужно делать ровно то, что он делал только что – нужно продолжать торговать.
Быстро просмотрев ассортимент, Исэндар понимает, что больше ему ничего не нужно. Разве что обувь еще было бы хорошо прикупить, но какие сапоги ни надень, они все равно будут грязными, как и у большинства прохожих. Да и деньги хорошо бы поберечь, так как после покупки на жилье и питание останется уже немного, хватит всего на пару дней. Именно поэтому, хоть и затянув, Исэндар принимает решение торговаться и снова поднимает глаза.
– Теть, а отдай за бронзу. Уступи медяки, а? – спрашивает он вдруг.
Торговка вздыхает недовольно, но не ругается. Наконец, это вполне обычная практика, когда кто-нибудь начинает просить сбавить цену. Только вот это никогда не бывает легко. Уступить-то можно, но тут же и другой попросит, да еще и будут тыкать носом, мол, ему уступила, а мне нет.
– Мы так не договаривались, мальчик…
– Да ты послушай, теть, – взглядывает Исэндар большими глазами, в которых еще детский блеск достаточно силен, чтобы пронзить чувствами женское сердце.
Будучи матерью двух ребятишек и одной девочки, уже привыкшая любоваться родными детскими лицами, торговка и к чужому проникается быстро. Она даже отворачивается, хочет избавиться от этого чувства, но мальчик не позволяет, все продолжая звать и упрашивать.
– Теть, ну уступи, – молит он. – Я же могу заплатить, сама видишь, да только мне потом чего делать? А ежели не смогу заработать еще, как есть буду? Я же не местный. В дороге волки напали, мы едва отбились. Гляди, подранный весь…
Исэндар не может знать, что его слова действуют на женщину достаточно сильно, и уже можно не продолжать, вот он и рассказывает дальше все то, что выдумывал раньше. А она смотрит и не может сдержаться. Рваная, грязная одежда, пара синяков и какие-то ссадины теперь заставляют мальчика в ее глазах измениться. Все же деньги у него есть, не поберушка, не воришка, честно торгуется, как все, хотя и давит, конечно, на жалость. Да еще и эта история с волками. Так жалко становится, что торговка сдвигает брови и делает это сердито, но уже только оттого, чтобы не показать, что разжалобилась.
– Ой, доконал! – останавливает она. – Все, хватит! Волки, не волки… мне какая разница? Давай бронзу, только иди отсюда. На вот, одежда твоя. И чтоб больше у меня тут не выпрашивал уступить.
Мальчик чувствует, как в груди стало больше места. Там будто сердце раздулось, но вместе с ним и грудь разрослась, и так просторно и хорошо, и легкое, теплое чувство гуляет радостью, согревая тело.
Впрочем, это не из-за того, что удалось выторговать всего-то несколько медяков. Их можно было и отдать, и ничего бы особенно не изменилось, ну, пришлось бы дураку вместо пива водицы похлебать, ничего страшного, потерпел бы. Радость появляется больше оттого, что все становится яснее с каждым разом. Вдруг, стоит отдать монеты и забрать купленную одежду, перед глазами появляется один значок, а потом и второй, и Исэндар, читая их описания, даже не видит, как уже обратной дорогой идет назад к постоялому двору.
И оба открывшихся навыка мальчика завораживают, поскольку он никак не ожидал, что среди заработанных способностей могут быть и такие. Под навыком, что всплывает первым, под названием «Красноречие», описание рассказывает, что это умение позволяет легче договариваться с людьми, а насколько описывает снова эта странная цифра 0.5, которую мальчик так и не научился понимать, сколько ни думал. А второй навык, «Торговля», и вовсе обещает, что на такое же значение увеличится цена всего, что только сумеет Исэндар продать, а кроме того, на те же 0.5 уменьшится и цена каждой его новой покупки.
В каком-то полусне мальчик возвращается назад на постоялый двор, приходит в комнату, сидит на кровати молча и ничего не говорит, слегка взволновав сумасшедшего. А впрочем, безумец видит новую одежду и быстро успокаивается, не сумев усмирить только интерес.
Затем, наконец, на лице мальчишки появляется улыбка, а после, все еще не спеша объясниться, он на радостях переменяет свои планы, велит дураку ждать, а сам уходит. Помывшись в реке неподалеку от города, Исэндар возвращается назад уже в чистой одежде, отчего даже хозяин постоялого двора на него смотрит иначе, когда мальчик подходит к нему с довольной улыбкой.
– Дядь, а, дядь, пива дай кружку. Я дураку отнесу.
Мужчина слегка медлит, но затем спокойно исполняет просьбу, не волнуясь ни о чем, кроме заработка, как и все, как и было в царствах, кажется, испокон веков. И мальчик, взяв угощение, отправляется в комнату, чтобы принести дураку быстро полюбившееся угощение.
В этот вечер дурак, напившись пива, долго и громко смеется, глядя на то, как Исэндар хвастает своим нарядом. Да и у самого мальчика настроение отличное, а от радости усталость застигает врасплох, неожиданно свалив обоих, и уже скоро приходится укладываться спать.
– Все, хватит, – успокаивает Исэндар, хотя сам продолжает смеяться. – Завтра дел много. Ложись, дурак.
И сумасшедший, кивнув, послушно исполняет повеление, отчего даже немного совестно, ведь не должен мальчишка указывать взрослому мужику. Впрочем, думать об этом времени нет, а потому уже скоро приходится отдаться воле переменчивых сновидений и еще быстрее проснуться, чтобы начать день.
– Сиди дома, никуда не выходи, – объясняет мальчик во время завтрака. – Я по делам, а когда вернусь, мы с тобой работать начнем. Ты пока вещи сторожи.
Про кинжал он добавляет шепотом: «Смотри, чтоб никто его не видел, а ежели что случится, так его в первую очередь спасай. Понял?».
После чего Исэндар снова отправляется на торговую улицу, где уже не так сильно боится столкнуться с царскими воинами. Один из них, как раз тот верзила, который чуть не ударил палкой, даже не узнает. Он только взглядывает и проходит мимо, а немного дальше, увидев пару беспризорных детей, гонит их руганью и криками.
Выдохнув, мальчик идет дальше и вскоре отыскивает лавку, дорогу к которой описал хозяин постоялого двора. Сразу зайти он не решается, потому как у травника как раз кто-то покупает зелья, или мази, или еще что-то, но зато, дожидаясь, когда внутри никого не будет, кроме самого травника, мальчик успевает хорошенько рассмотреть хозяина лавки.
Противный мужчина со скрипучим голосом и въевшимся в лицо отвращением, даже на покупателя смотрит так, будто тот вымазан навозом, или словно по человеку напротив ползают черви. Длинный, тонкий, горбатый, острый нос, большие, сплюснутые уши, оттопыренные, толстые мочки, губы полоской и чистое, словно вылизанное лицо. Настолько мерзко он выглядит, что вся лавка, кажется, пропитана какой-то болотной духотой, и входить совершенно не хочется.
А все же приходится бороться с собой, и как только покупатель торопливо выходит, с лицом, будто из черной, помойной мути вынырнул на свежий воздух, Исэндар делает шаг и проходит внутрь.
И здесь все же не воняет. Хотя, запах странный, но это от засушенных растений, совсем как дома раньше, когда мать заготавливала много трав и вешала их сушиться в темный угол за печью.
– Чего тебе? – сразу перебивает мысли торговец.
Не успев оглядеться, мальчик подходит ближе, оборачивается ко входу и лишь убедившись, что позади никого нет, заговаривает.
– А… кхм… – теряется он на миг, лишь по привычке, но травник успевает только нахмуриться сильней, а вот сказать что-нибудь Исэндар ему не дает. – Дядь, я по делу к тебе пришел. Скажи, дядь, ты... тебе денег надо?
Торговец прищуривается и наклоняется, мгновенно выдав свой интерес, хотя и сделав это нечаянно. Затем он сразу берет себя в руки и осматривает мальчишку уже с недовольством.
– А кому их не надо? – сердится мужчина. – Чего пришел, говори или проваливай на все четыре стороны.
Мальчик уже смелеет, да и видит, что слова его действуют на торговца, и нужно только не останавливаться.
– Да ты погоди, не гони, ты послушай… – собирается уже Исэндар все выдать, как и хотел, но вдруг понимает, что есть и другой, отличный способ добиться своего, пусть и немного приврав. – Слушай, дядь, меня к тебе другой травник послал. Мы с ним мимо путешествуем. Да тут такое дело вышло, торговать-то он не собирался, ну и… э… разрешение забыл… там… ну, сам знаешь. Бывает. А денег надобно капельку, а то до дома не доберемся. Так вот, мы от твоего имени поторгуем, а взамен половину цены тебе отдадим, а? Целую половину, дядь.
Травник заинтересованно молчит. Он смотрит на мальчика, ничего не говорит, но видно, что гнать уже не собирается. Тогда и появляется мысль дожать торгаша, не давать ему продыху.
– Мы только мази продадим немножко, да и только, – объясняет он. – Ты же ничего не теряешь. Все твое у тебя и останется, а мы половину отдадим от того, что наторгуем. Всем только лучше будет. Мы по дороге с голоду не умрем, а ты ни за что получишь деньги, а? Ну, соглашайся, дядь, чего тебе?
Мужчина фыркает, но сердито выходит только от привычки. Теперь уже и Исэндар замечает, что это выражение на лице торговца вообще не сменяется, и что все его чувства вынуждены пробиваться через такой неприятный, мерзкий вид.
Впрочем, уговаривать и дальше уже не приходится. Наконец, травник вздыхает, прищуривается и теперь уже выдает свои подозрения, а не прячет их в недоступной другим обители мыслей.
– И откуда ж мне знать, сколько вы от моего имени продали, м? – наклоняется мужчина. – Давай-ка, дружок, передай ты своему травнику, чтобы он мне сюда мази принес, а уж я их продам, а тогда и…
– Он такое не велел… – перебивает Исэндар, но сказать ничего не успевает.
– Ну, так ты ему передай, вот и посмотрим, – отнимает торговец слово обратно.
Остается лишь вздохнуть и дальше придумывать, как бы обмануть травника, чтобы он согласился.
– Дядь, ты не думай, мы прятать деньги не станем, – изменяет мальчик тон. – Мы в прошлом городе хотели поторговать, скопить немного, чтобы только на путь хватило, да нас торгаш проклятый обманул. Ты не сердись, мы люди-то сами не злые, только вот теперь уж моего… дядю моего теперь уже не убедишь, чтобы он так отдал мази. А то ведь опять без ничего останемся.
– Ну, это не моя забота, – отклоняется мужчина.
Становится ясно, что сейчас все может провалиться. Нужно что-нибудь предпринять, и способ изменить ситуацию находится быстро. Исэндар успевает к этому времени разгадать, что к монетам травник явно тяготеет, а потому доверять ему нельзя. Все же, именно об этом говорила работница постоялого двора, когда провожала мальчишку с дураком в путь.
Теперь, понимая, что с жадностью дела нужно вести осторожно, мальчик не уступает, а кроме того, знает, куда надавить.
– Дядь, ну ты чего? – изумляется он. – Ладно, давай так, мы тебе
