ней уму, вероятно, не место,
И с вульгарностью норма слились,
Ставшей формой больного инцеста.
Бестолковая глупая жизнь,
Словно выдранная из контекста,
Всего смысла в ней - только плодись,
Ведь даны же инстинкты и чресла.
Бестолковая глупая жизнь,
Жрать других, не вставая из кресла,
В ней бесцельный природный каприз:
Прочих смерть - выживания средство.
Бестолковая глупая жизнь,
Все движения в ней бесполезны,
Даже если попал вдруг в шорт-лист,
То с юдоли плачевной не слез ты.
Бестолковая глупая жизнь,
Юность ей отдаёшь безвозмездно,
Не инферно и не парадиз,
Просто серая тусклая бездна.
Бестолковая глупая жизнь,
В развлечениях цель, а не средство,
Безысходный такой оптимизм -
Только ими в ночи не согреться.
Бестолковая глупая жизнь,
И прогресс в ней лишь ради прогресса,
И совсем уж избыточна мысль
Биомассе, которой здесь тесно."
Человек задремал без снов. Ему было всё равно. Ему давным-давно всё стало всё равно.
Так прошло пару дней.
Мимо той землянки путник прошёл бы, даже не заметив её, но у неприметного входа копошилась встревоженная молодая женщина. Доктор привычно свернул в её сторону. На его стандартный вопрос женщина обрадованно закивала головой и чуть ли не силком потащила доктора внутрь. В землянке, устроенной внутри по тем же принципам, что и в остальных жилищах, на топчане лежал мужчина лет пятидесяти. Он был очень бледен, весь в холодном поту, стонал и держался ладонью за грудь. Врач, пальпируя его пульс, спросил:
- Когда?
- С утра, - прохрипел мужчина.
Доктор неодобрительно покачал головой, измерил артериальное давление, вытащил несколько пакетов с разной травой и велел женщине кипятить воду. Сам взял несколько пахучих листочков и дал мужчине прожевать их и оставить под языком. Мужчине стало немного легче, пот со лба высох. Котелок с водой и так стоял на буржуйке, поэтому женщина только подкинула щепок в печурку. Она, насколько это было возможно, выглядела опрятной, круги под глазами и ранние морщины не скрывали её миловидности, фигура имела склонность к некоторой тяжести, но все изгибы тела наличествовали должным образом. Передавая врачу оббитую эмалированную кружку, женщина случайно соприкоснулась с его пальцами. Прикосновение для обоих оказалось неожиданно приятным. Женщина постаралась не подавать этому вида, странник же на секунду подвис, однако продолжил своё дело. Он залил кипятком в кружке толику травы и поставил отвар доходить, а сам стал толочь третью траву. Чуть позже лекарь велел женщине остужать приготовленный настой, переливая его из кружки в кружку. Пока женщина, охладив лекарство, маленькими глотками отпаивала больного, врач приготовил следующий препарат. Боль в груди чуть отступила, давление стало приходить в норму, доктор помог хозяйке допоить его всеми травками, и мужчина беспокойно задремал. Женщина с невысказанным вопросом и страхом в глазах взглянула на знахаря, тот покачал головой и развёл руками. Она отвела взгляд, но он продолжал смотреть на неё уже с какой-то упрямой толикой нежности. Женщина вновь подняла глаза на путника, но тут же в смущении опустила. Спохватившись через миг, она бросилась к шкафу, суетливо там порылась и вынула оттуда железяку. Когда женщина передавала гнутую железку доктору, их руки вновь соприкоснулись. Врач попытался удержать её ладони в своих, но женщина вырвалась и отскочила от скитальца. Умоляюще посмотрела она на него, но странник увидел в её взгляде не только страх и отчаяние. Он увидел в них интерес и некоторое увлечение. Бродяга продолжал смотреть на неё с надеждой и мольбой, но женщина упорно отрицательно мотала головой. Мужчина заворочался ещё сильнее во сне, женщина метнулась к его постели и последний раз бросила на доктора просительный взгляд. Врач понял, что это всё. Он вздохнул, положил железку на стол, забрал сумку, вышел, оставив полпакета травы, и бросил напоследок:
- Три раза. Щепотка.
Женщина взглянула ему вслед с горьким сочетанием благодарности, смущённости, сожаления и печали во взгляде, но доктор этого уже не увидел. Знахарь покинул землянку в смешанных чувствах. Он был недоволен собой, он не понимал, что это такое на него сейчас нашло.
К ночи странствующий врач пристроился у сухого дерева, развёл костёр и, уставившись немигающим пустым взглядом в огонь, поработал "динамо-эспандером". Включил планшет, но тут же выключил, так как ничего не хотелось. Забылся поверхностным сном лекарь только под утро. Примерно в это же время умер мужчина в землянке. Его жена вытерла сухие красные глаза и начала готовиться к похоронам. Она раздела тело мужа, обмыла его и одела в чистое тряпьё. Затем взяла железку, которую не принял доктор, и пошла в ближайшее селение нанять мужиков, чтобы те помогли вырыть могилу и предать мужа земле.
Врач набрёл на разрушенный трёхэтажный дом к середине дня. Несколько детей различного возраста возились около входа. Путник двинулся к ним. Кто помельче с возгласами побежали по ступеням внутрь. Трое подростков выпрямились и молча разглядывали пришельца. Из здания вышли двое мрачных мужчин с толстыми обтёсанными палками. Доктор жестами показал, как будто проводит аускультацию с помощью фонендоскопа:
- Надо?
Мужчины опустили палки, один из них кивнул, и они посторонились, пропуская бродячего лекаря в здание. Весь первый этаж представлял собою однообъёмное пространство без мебели и внутренних перекрытий. Люди располагались кучками вместе со своим добром, окружая несколько тлеющих костров. Смрад и смог стоял ужасный, но странника это не волновало. На него, взбудораженные детьми, все обратили внимание и примолкли. Доктор буркнул, чуть громче, чем обычно:
- Врача надо?
Один из встречавших его мужчин беззлобно подтолкнул гостя в свободный угол, чтобы он там расположился и проводил приём желающих. Люди заворочались, лениво принялись подниматься и потянулись к нему. Периодевт вынул фонендоскоп и тонометр и взялся за работу. За пару часов он осмотрел всех желающих, кому-то отсыпал травок, кого-то отпустил так, но с каждого брал по одной железяке. После окончания приёма, странствующий знахарь подобрался к одному из костров, над которым висел котёл с варевом. Он вопросительно мотнул головой в сторону еды, обращаясь к ближайшему от костра болезному. Тот, разрешая, махнул рукой. Бродяга наполнил свой контейнер, облизывая тёплую баланду с задубелых пальцев. Костровой подкинул щепок в затухающий костёр, и, чтобы тот быстрее разгорелся, добавил пару мятых листков пожелтевшей бумаги с печатным текстом, явно выдранных из какой-то книги. Доктор выхватил один лист из костра и, тряся тлеющей страницей перед лицом человека, просипел:
- Где?!
Костровой недовольно вырвал листок у странника, бросил его обратно в костёр и небрежно махнул рукой в сторону лестницы. Лекарь суетливо запихал контейнер в сумку и нетерпеливо стал подниматься по загаженной неширокой лестнице на второй этаж. В полумраке он разглядел стоявшие там рядами стеллажи, как минимум половина из которых была заполнена книгами. Бродяга не мог поверить такому стечению обстоятельств. Впервые за много лет в нём проснулось что-то похожее на живой интерес. Он медленно двинулся вдоль книжных рядов, кончиками пальцев осторожно касаясь корешков. Книги находились в ужасном состоянии, но это были настоящие живые книги. Вдруг сзади путник услышал окрик и обернулся. Это за ним поднялся один из мужчин с палкой. Он ещё раз вопросительно окликнул врача. Бродяга схватил с полки первую попавшуюся книгу и прижал её к груди. Мужчина отрицательно помотал головой. Странник умоляюще застонал. Но было тщетно. К мужчине присоединился второй с палкой. Вдвоём они пошли на доктора. Тот, пятясь, не выпуская книгу, вытащил из сумки две железки и протянул их охранникам. Они были непреклонны. Знахарь упёрся спиной о стену, спрятал железяки обратно, хотел было утянуть и книжку, но мужчины грозно рыкнули, замахнулись палицами, и один из них вырвал книгу из его рук. Скиталец обессиленно вздохнул и покорно пошёл обратно, подталкиваемый охранителями. На первом этаже стражник на глазах врача принялся вырывать страницы из книги и раздавать всем желающим, подошедшим к нему. Люди пользовали пачки листов по-разному: кто-то также подкидывал в свой костёр, кто-то вместо стелек запихивал в разбитую обувь, кто-то отправился с ними в укромный уголок, разминая их на ходу, кто-то заворачивал в бумагу куски еды, кто-то чистил ею посуду. Мужчина выразительно погрозил доктору палкой, последний, беззвучно плача от горя и сотрясаясь всем телом, обречённо поплёлся на выход.
Вымотанная за хлопотливый день похорон мужа женщина в землянке сидела на лавке и невидящими глазами устало смотрела в одну точку. День был солнечным, земля мягкой, нанятые мужики справились быстро, соседей у них не было, жили они особняком, так что провожать мужа было некому, чему она была только рада, никого ни видеть, ни слышать она сейчас не желала. Внезапная смерть мужа напрочь выбила её из колеи. Ещё тот бродячий лекарь почему-то запал в душу. Она помотала головой. Как жить теперь? Снаружи послышался какой-то громкий шум, вдова нехотя хотела подняться посмотреть, что там, но вдруг дверь в землянку распахнулась, и в неё протиснулись два амбала в поношенных спортивных костюмах, один похожий на гориллу, а другой с патлатой рыжей бородой. Гориллообразный положил руку на плечо испуганной женщине, не давая ей вскочить, а второй хищно осмотрел помещение. Не увидев мужчины, он резко повернулся к вдове и прорычал:
- Где?!
Пытаясь сглотнуть высохшим ртом, женщина промямлила:
- Умер.
Мордовороты озадаченно переглянулись. Говорящий амбал продолжил:
- Долг!
Вдова затравленно замотала головой, порываясь подняться, но ей мешала ладонь размером с лопату первого бугая. Второй жестом велел ему не мешать женщине. Она встала, вытащила из шкафа пять железяк - весь их капитал - и протянула мужчинам. Бородатый амбал недовольно забрал их и, поиграв желваками, наотмашь тылом ладони ударил женщину по лицу, та свалилась на пол. По его кивку первый бугай стал переворачивать в доме всё вверх дном. Женщина тихо всхлипывала на полу, плакать сил у неё уже не было. За несколько минут всё нехитрое имущество в землянке было распотрошено, но никаких припрятанных богатств больше не обнаружилось. Бородатый амбал с досадой пнул женщину в бок, немного подумал и жестами велел подручному забирать её с собой. Первый мордоворот легко подхватил безвольное тело вдовы, взвалил его на плечо, и они вышли из землянки. Снаружи их ждал латанный-перелатанный чумазый внедорожник, амбалы погрузились в него и под рёв мотора умчались прочь.
Доктор ночевал в лесочке, в котором погибли не все деревья. На полянке он развёл огонь и механически пожевал содержимое контейнера, включив на планшете очередную песню с накопителя электронной памяти:
"Мы живём для того, чтобы жить,
Поиск смысла бессмысленен сам,
Наши домыслы ближе ко лжи,
Этот путь весь от горя к словам.
Мы живём, только чтобы прожить,
Прокормиться - здесь главное нам
В пирамидах у самых вершин,
Этот путь весь от горя к словам.
От горя к словам,
Ложь потерпят,
От
