и он… – Егор помахал сыну рукой, приглашая присоединиться к офицерам, Михаил приближался со стороны речки Осиновый исток. Подполковник поднялся и, с интересом посмотрев на подошедшего Михаила, одобрительно высказался:
– Дай-ка я посмотрю на героя-повстанца. Каков орел! Да ты не смущайся, я же не льщу, а передаю слова благодарности и привет от твоего недавнего знакомого.
Михаил поздоровался с обоими офицерами и удивившись, спросил:
– Какого, такого знакомого?
– А у кого ты револьвер просил перед самим восстанием.
– Лукин, что ли?!
Подполковник радостно кивнул, оставшись довольный, что Михаил угадал с первого раза.
– Точно, он, мы с поручиком почти месяц у него на квартире проживали. Рассказывал он, как вы, молоденькие парни весь день повстанцев развозили по городу, да секретные послания передавали. Молодец Михаил, хвалю за помощь и смекалку.
– Да ничего я такого не делал.
– Ладно, ладно, не прибедняйся, мне уже рассказали, как ты передавал секретное сообщение командиру чехословацкого полка Гайде. Про табачок, небось, кто-то надоумил.
– Сам сообразил, никто мне не подсказывал.
– Сам?! Миша, хвалю за смекалку.
Михаил немного смутился, но улыбнувшись, присел на траву рядом с офицерами.
– Не догадываешься, зачем тебя позвали? – обратился к парню поручик Мирошников.
Михаил посмотрел на отца, перевел взгляд на офицеров и, молча, пожал плечами.
– Знаешь тропу через Калтайское урочище?
– Их там несколько, а вам в какую сторону надо?
– В Калтай.
– Не проще ли было по железной дороге через станцию Тайга добраться, – сказал Михаил.
– Не проще, ведь села Вороново нет по дороге на Калтай, – с нотками сарказма, ответил Мезенцев.
– А, теперь понятно, – Михаил слегка смутился, – а когда идти?
– Если ночью в тайге ориентируешься, можно прямо сегодня вечером отправиться.
– Смотря, какую тропу выберем.
– А ты, что предложишь?
– Можно прямиком через болото, так короче будет, но вам придется долго свои сапоги сушить, – пошутил Михаил.
– А другая тропа?
– Тоже через Таганское болото, только правее, мимо озера Ларино, с выходом к Калтаю.
– Ну, допустим, сапоги все равно придется замочить, так что веди по тому пути, по который сочтешь нужным, – согласился Мезенцев.
– Тогда пойдем рано утром, ночью по болоту ходить опасно. Я пойду готовиться, – деловито сказал Михаил и, поднявшись с земли, направился в сторожку, – бать, чуть не забыл, не забудь гостям дать в дорогу медвежьего мяса, а остальное отвези домой.
Глава 4
Знакомство с казаками
Как и все интересующиеся граждане из крестьянской среды, Михаил Саркулов и Илья Бетенеков, каждый имел свое представление о нестабильном положении меняющейся власти в Сибири. Хлебнув немало бед от большевиков, Михаил всей душой поддерживал Белую гвардию, он явственно различал две противоборствующие власти.
Илья же, воспитанный родителями в духе толерантности ко всем конфликтующим сторонам, больше тянулся к бедному крестьянству, которое поддерживало Советскую власть. Он не конфликтовал с другом Михаилом по поводу его твердых убеждений, что советские руководители, это, прежде всего пропагандисты красного террора. Но старый царский режим, о возврате которого мечтали некоторые зажиточные крестьяне Каштаково и Вороново, Илье был не по душе. Он не мог забыть, как его отец Тимофей на пару с Тимофеем Теущаковым еще до работы в артели Егора Саркулова, объединившись, совместно вели свои хозяйства. Одна старая лошадь, находившаяся в пользовании Тимофея Теущакова и арендованные отцом Ильи плуг с бороной, помогали выживать. Но еще раньше им приходилось наниматься к богатым людям и зарабатывать на жизнь, а на полученные копейки разве можно было развивать свои хозяйства.
А вот Саркулов Егор мыслил и действовал совершенно по-другому: находчивый, практичный, он постоянно стремился развивать свое дело. Но, как оказалось, нестабильное положение политической власти в стране, мешало ему достичь основной цели – стать промышленником. Он все больше отдалялся от производства, оказывая всяческое содействие восставшим гражданам в формировании Временного правительства в Сибири.
Михаил Саркулов по ходу конспиративной деятельности, познакомился с казаками, обосновавшимися в хуторе недалеко от села Вороново. Три казака прибыли с Дона, двое из них имели семьи. Хорунжий Шевелев пока был холост и, получив задание, временно поселился в Змеиногорском уезде в хуторе на берегу реки Бухтарма. Женился там на казачке, у которой красные убили мужа, а все ее семейство, взяв фамилию Шевелева, вместе хорунжим, переехало в хутор под Вороново.
Побывав в гостях у Шевелевых, Михаил Саркулов познакомился с казачком Степаном, своим ровесником. Не смотря на то, что Степан жил в отдалении на хуторе, у парней всегда находился повод и время, чтобы встретиться вновь. Степан поначалу, познакомившись с Ильей Бетенековым, осторожничал, но когда узнал его ближе, открыто высказывался против Советской власти. На этой почве убеждения Степана Шевелева и Михаила Саркулова полностью сходились. Нередко разговор с Ильей Бетенековым переходил в горячий спор, если он касался житейских проблем крестьян. Михаил принципиальничал и ставил в пример Садкина Григория с его старшим сыном Савелием, которые славились по деревне пьянством и ленью.
– Илюха, вот ты защищаешь бедняков, а разницы между ними не видишь. У вас семья бедная, но от этого душа ваша не оскудела. Батька твой, дядя Тимофей никогда не завидовал богатым и жил своей головой. А Садкин дядя Гриша еще тот завистник и лодырь, каких свет не видывал, ему даже картошку лень посадить.
– Миша, ему такая судьба досталась, не дал Бог богатства.
– Опять ты на жизнь и на Бога все сваливаешь. Кто же ему не давал до прихода большевиков управляться со своим хозяйством. Ты вспомни, еще до войны, когда у дяди Гриши родился последний ребенок и ему выделили положенный надел. Вместо того чтобы пахать землю, семейство кормить, да ребят своих к труду приучать, он пил, да жену с детьми к самогоночке пристрастил. Вокруг дома все бурьяном затянуло. Мы поначалу жалели их, думали, что и вправду им тяжело. Голодных ребятишек подкармливали, делились кое-какими вещами, давали дядьке Грише овощную рассаду. А он что делал?
– Он не один такой, многие в деревне бедствовали. Согласен, слабоват он характером, запил от такой жизни, – сказал Илья.
– Пахать надо было, и сеять, а не в аренду свою землю сдавать, да гроши пропивать.
– Тебе легко говорить, вы в нужде не жили. При царе разве только Садкиным тяжело было, мы тоже бедствовали.
– Илюха, ты своего отца и Садкина-пьяницу не ровняй, вспомни каким он с войны пришел, злым, как собака, на нашу семью волком смотрел.
– Ну, сейчас он изменился, по-другому стал думать.
– Ничего он не изменился, каким был трусом и попрошайкой, таким и остался. Он тогда смелым был, когда самогонки нажирался, все грозился, скоро, мол, закончится Саркуловское время, и в Каштаково придет власть народная. И дождался сволочь… Первый вступил в комитет бедноты и Савелия, своего сынка туда же пристроил.
– Время другое пришло, а с ним и люди поменялись.
– Нет, Илюха, ты не прав, время здесь не причем, – к разговору подключился Степан Шевелев, – если Садкин был лентяем и пьяницей при царе и при Керенском, таким и при советах остался. А Советская власть, что? Она как раз-то и пригрела всех бедняков и нищих, теперь она им, как мать родная.
– Неправда, Советская власть не жалует разгильдяев. В нашей семье хоть и бедной, но пьяниц и не лоботрясов нет, – возразил Илья.
– Ох, Илюха, Илюха, – тяжело вздохнул Степан, – не видел ты еще Советскую власть во всей «красе».
– А ты видел? – ехидничая, спросил Бетенеков.
Степан поднялся с земли и, задрав рубаху, повернулся к Илье спиной. Вся кожа от поясницы до плеч была испещрена рубцами. Повернувшись к нему лицом, Степан задрал полу рубахи до самого подбородка. На груди виднелись два шрама.
– Вот она, твоя Советская власть… Красные шомполами и штыками прошлись по казаку.
– За что они тебя так? – сочувствуя, спросил Михаил.
– За то, что батька мой старый режим поддерживал, порядка на хуторе хотел и чтобы казаки свободными оставались. Красный комиссар его застрелил, а меня приказал выпороть. Я вырывался, так меня два раза штыком в грудь, чтобы не брыкался.
– А я думал дядя Захар твой родной отец, – удивился Михаил.
– Нет, он мне не родной. Так вышло, что после смерти отца, он стал помогать моей мамке. Он полюбил ее.
– Степка, я не знал, что у вас приключилась такая беда, – извинительным тоном, сказал Илья.
Михаил, желая закончить спорный разговор мягче, подыграл Илье.
– Так что Илюха, никто дядю Тимофея и тебя не винит, речь идет о Садкине. Он же завистник и лодырь, что еще от него ждать. Он мою семью и дяди Захара считает врагами.
Конечно, если сравнивать две семьи, отличающиеся друг от друга в корне, Михаил делал принципиальное различие между Григорием Садкиным и Захаром Шевелевым, они были совершенно разные по своим взглядам люди. Не в пример Садкиным, Шевелевы относились к земле, как к кормилице и всячески заботились о своих детях.
Илья не всегда заступался за Советскую власть, иногда ему приходилось молчать, когда друг Мишка и Степка заводили разговор о Народной армии, боровшейся с большевизмом на Урале, в Сибири и на Алтае. Они с тревогой толковали о наступлении красных войск с запада, несущих с собой голод, хаос и разруху. Говорили о комбедах, отнимавших у людей право управлять селами и деревнями, как они забирали то, что никогда им не принадлежало по праву. Больше всего парней волновало, что вернувшись, красные комиссары снова начнут грабить, выгребать начисто из амбаров хлеб и насильно отправят служить их в Красную армию.
Чтобы разрядить обстановку, Степан закончил своей любимой фразой:
– Ладно, Бог не Яшка, он видит кому тяжко.
Но произносил он слова своеобразно, не каждый мог разобрать, что он говорил. После добавления к каждому слову окончания, возникала несуразица: «Куда ты пошел?» А звучало так: «Кудахтарма тыхтарма пошехтарма?» Поначалу это раздражало Михаила, но потом он привык и даже научился произносить каверзные слова. А когда они со Степаном выполняли задания антибольшевистского комитета, то применяли условный язык в деле. Со стороны, когда они разговаривали между собой, люди обычно думали, что это не язык, а какая-то тарабарщина.
Илья по своей натуре был человеком порядочным и терпимым. Споря с друзьями, он не впадал в ярость и не имел помыслов, чтобы как-то «насолить» им за определенные взгляды. Родной отец учил его говорить открыто и, не прибегать к подлым поступкам. Хоть они и жили бедно, имея небольшой покосившийся дом и одну отощавшую от скудных кормов корову, но на чужое добро семья Бетенековых никогда не зарилась. Отец еле-еле сводил концы с концами. Илья в семье был самым старшим, за ним шли сестры, Лукерья и Наталья. Некоторое время отец Ильи, Тимофей Бетенеков батрачил в селе Вороново, плавая на лодке на другую сторону Оби. Спустя время стало немного легче, когда Тимофей перебрался в артель к Егору Саркулову. Мужики в артели занимались заготовкой пихтового лапника и изготовлением масла.
Пока Михаил Саркулов учился в
